то он и принц. И он не пожалел малахитовых красок для своего друга и для его подруги, прекрасной маленькой тигрицы Рашми, которая вышла показаться ему из кустов. Ананд на всякий случай изменил искрой цвет одежд Рашми с белого на зелёный. Теперь она ничем – хотя бы внешне – не отличалась от остальных бенгардийцев, кроме одного: её глазки – два золотых камешка – по-прежнему скрывала голубая повязка. Голубая повязка заинтересовала Алатара, на что у маленькой тигрицы уже был готов ответ:
– Мой принц, это моё домашнее задание. Я учусь видеть мир иначе, другими своими чувствами.
Алатар понимающе и уважительно кивнул. С эдельвейсовой поляны они отправились прямиком в хижину тигрицы Санджаны. Санджана хоть и была возлюбленной принца, но жила в таком же простом доме под соломенной крышей, как и весь остальной народ Бенгардии. Но наступит тот день, когда влюблённые поженятся, и Санджана станет принцессой и будет жить в королевских покоях вместе со своим возлюбленным Алатаром.
Рашми была больше похожа на бенгардийку, чем Санджана. У той характер был совсем не бенгардийский, нет: он не был покладистым, скорее строптивым, но тигрица при всём при том уважала и чтила законы и правила Бенгардии. Поэтому Ананд так удивился тому, что Санджана согласилась нарушить закон и податься в город чужаков.
В движениях тигрицы виделись крадущиеся повадки огня, на её морде краешки губ вечно завязывались в ухмылку, её глаза сияли двумя лунами, а шерсть, как её не вылизывай и не вычёсывай, всегда была всклоченной и словно бы зубоскалилась языками пламени, но в то же время, как ни странно, была опрятна. Такой она показалась Рашми, когда Алатар постучал в дверь хижины, и тигрица высунулась в окно, опираясь крепкими лапами о подоконник. Рашми подумала, что, когда вырастет, она хотела бы сравняться по красоте с бенгардийкой.
– Ты чего так рано заявился? Я ещё не готова! – прорычала Санджана, потом перевела взгляд на двух тигрят, оттаяла душой и сказала: – Ананд! Рада тебя видеть! А кто это с тобой? Что за прекрасная маленькая тигрица? Как тебя зовут, малышка?
Рашми представилась своим нежным голоском и окончательно растопила сердце Санджане.
– Можешь заканчиваться прихорашиваться. Чужакам нет дела до того, как ты выглядишь, – рассмеялся Алатар, оглядываясь по сторонам, чтобы никто его не услышал. Санджана надула щёки, и створка окна с грохотом захлопнулась. Пришлось принцу снова стучаться: он налёг на дверь, растекаясь по ней, и, по-видимому, не тешил себя надеждами, что ему откроют.
– Так ты её всё-таки не уговорил… – вздохнул Ананд.
– Если бы я только посмел заикнуться об этом, она бы меня даже слушать не стала, – устало улыбнулся Алатар.
– Позвольте, я попробую? – раздался за спинами мальчиков скромный голос Рашми. Мальчики расступились, пропустив Рашми, и она коротко постучалась, приблизила губы к дверной щели и жалостливо проговорила: – Прекрасная, добрая Санджана! Вы единственная, кто может нам помочь. Я никогда в жизни не была на празднике Семи красок. У меня очень строгие родители, они ничего мне не разрешают… А я очень хочу побывать на том празднике, хотя бы разок! Пожалуйста, впустите нас и выслушайте.
Санджана не отвечала. Но тут дверь отворилась, а из-за неё выглянули две полные сочувствия луны.
– И чем же я могу помочь тебе, солнышко? Поговорить с твоими родителями? Навряд ли они меня послушают. А вот Алатара…
– Нет, – выдохнула вдохновлённая Рашми, любуясь открывшейся, как бутон, кроткостью в тигрице. – Я хочу одолжить ваши луны.
Спустя пару минут Алатар вернулся из дворца уже с малахитовыми красками (они ничем не отличались от палитры с акварельными красками в пальцах какой-нибудь чужачки, стоящей перед мольбертом в парке у пруда), малахитовой кистью и со странным белым пузырьком, притёртым пробкой, с ярлычком. На ярлычке было написано на бенгардийском: «Ластичный гель». С помощью него Алатар и Санджана стёрли себе пару лишних сантиметров роста и сравнялись в росте с тигрятами.
Срисовывать доверили Санджане. Вначале она перерисовала Рашми в себя, то и дело поглядывая в широкое напольное зеркало и срисовывая, так сказать, с натуры. Рашми теперь стала похожа как две капли воды на Санджану (нет, почему похожа – она и была Санджаной!). Потом тигрица переделала Ананда в Алатара. Кисточка орудовала в воздухе сама по себе, виляя как хвост: Санджана рисовала без лап и водила кисточку искрой. Попробуй-ка без искры повторить чью-либо внешность – в лучшем случае у вас получилась бы наружность куклы или восковой фигуры, но точно не живой облик. Конечно, чужаки проворачивали подобное и безо всякой искры, но для этого чужак должен быть не меньше не больше гениальным художником.
Далее она по памяти сделала из Алатара – Ананда, и только потом Алатар изобразил из Санджаны – Рашми.
Принц и его возлюбленная были не так сильно похожи на тигрят, как тигрята были похожи на них, но это было и ни к чему – в городе всё равно никто из чужаков не должен их увидеть. Ну а вот в деревне, если кто встретить двойника принца или Санджаны – будет дело…
На полу цвели венки из пятен малахитовой краски, и Санджана – настоящая Санджана – отложила уборку на потом: время поджимало – с минуты на минуту начнётся праздник. Друзья условились встретиться в хижине Санджаны, когда праздник кончится. Алатар, который сам теперь был тигрёнком, переминаясь с лапы на лапу, попросил Ананда только об одном: встроиться в парад, рядом с его отцом, с королём, парадом командующим. Ананд совсем позабыл о параде! Он думал и мечтал лишь о тех радостях, которые будут поджидать его на празднике Семи красок, но никак не о заботах.
И радости не заставили себя долго ждать: как только друзья попрощались и разошлись по разные стороны, Ананд с Рашми направились скорым шагом к городской площади, и как будто не они спешили на площадь, а площадь огромным цветочным шаром катилась на них – какими только цветами она не была украшена! Бархатцы волновались рюшками-лепестками; в висячих садах королевского дворца распевали арии орхидеи; тигрицы носились туда-сюда с плетёными корзинами, забитыми красными и голубыми розами. Красные розы издалека походили на вишенки, а голубые – на выводок синих дроздов.
Из фонтана теперь било парное молоко, до того свежее, что от молока пахло весной! Струя тужилась с такой стройной мощью, что молоко пенилось жемчугом, само от себя без ума, хорошо пенилось, как мыло. Ананд и Рашми кинулись к нему наперегонки, весело смеясь. Рашми пришла первой и окунула голову в фонтан.
