Её примеру последовал Ананд. Утолив жажду, тигрята разглядывали друг у друга подбородки – белые, как известь, и будто бы сморщенные, как сухофрукты.
К слову, настоящие сухофрукты тоже были на празднике: старые тигрицы уже выносили их на серебряных подносах на своих головах, держа равновесие и вытягивая шеи, словно хвастаясь этим своим умением, хотя они уже давно позабыли, что такое хвастовство. Все желающие угощались обсыпанными сахарной пудрой, как лёгким снежком, горсточками изюма, вялеными мандаринами, сушёными дольками яблок – точно древесная стружка, а ещё: дольками ананаса, персика, груши. Всегда мокрые и такие добрые, что от них, пожалуй, всё коварное бежит как от огня, глаза старых тигриц молча, с широкодушием и гостеприимством зазывали попробовать хотя бы кусочек с подносов со сладостями. И чудилось, что на подносах лежали не горы сушёных лакомств, а какая-нибудь нарядная царь-рыба. Но, милые старые тигрицы, не стоило вам так утруждаться: вы только посмотрите, с каким азартом толпы сладкоежек обступают вас! Почти мгновенно опустевшие подносы вспыхнули на солнце, пуская солнечных зайчиков на стены королевского дворца, и старые бенгардийки хлопотливо посеменили на кухни за добавкой.
Продираясь к желанному угощению, толкались в толпе Ананд с Рашми. Неожиданно бенгардийцы дали им дорогу, но не все разом, а один за другим, отвешивая поклоны, косясь один на другого сконфуженными взглядами и как бы предупреждая, что прибыла важная особа. Ананд сконфузился вместе со всеми и закрутил головой, выискивая эту особу. Наконец, когда на него снизу вверх уставились огорошенные глаза, до него дошло, что он-то теперь бенгардийский принц! И это ему – ему, Ананду в шкуре Алатара! – кланяются его подданные. Рашми это развеселило: очевидно, она была догадливее Ананда.
Нарочито пробасив, он поприветствовал свой народ. Но басить было необязательно: малахитовая кисточка с малахитовыми красками побывала у него в пасти, после чего он завладел голосом Алатара. Ананд с Рашми, прыснув от смеха, сбежали прочь, чтобы ненароком ещё чем себя не выдать.
Если бы вы были там, на том празднике, то могли бы заметить, что трава, растущая кочками на площади и вокруг неё, радовала глаз какой-то кондитерской зелёностью и глянцем. И действительно – раз в году она была съедобна! Ананд предложил Рашми попробовать её. Прекрасная маленькая тигрица сперва посмотрела на него, как на дурака, потом с подозрением перевела взгляд на сладко поблескивающую травинку. Попробовала на зубок, а через мгновение она уже жевала в пасти целый пучок травы, жмурясь от удовольствия: до чего же вкусные оказались травинки! Их зелёнью была мятная, хрустящая карамель, отчего в пасти пощипывал холодок, а начинкой был нежный молочный шоколад. И Рашми вдруг вспомнила этот вкус: раз в году карамельно-шоколадная трава появлялась на её чудесном столе в башне. А на следующий день на нём лежал уже самый обыкновенный шоколад, и она скучала по тому необыкновенному и самому вкусному. Рашми поделилась этим воспоминанием с Анандом, и ему стало очень грустно. «Всё-таки я был прав, когда полез к тебе в башню!» – подумал он.
Но не время печалиться. Впереди ждёт ещё много всего интересного.
От рыбы уже воротило – Ананда так точно. Рыбу бенгардийцы ели почти каждый день, а на празднике Семи красок её без зазрения совести выдавали за угощение. Но тигрята уже объелись сладостями – их душа и желудок наперебой требовали разнообразия. И вот они уже сидели под тенью дуба с довольными и сытыми мордашками и хрустели рыбьими костями.
Ананд подёрнул ухом: он услышал неподалеку знакомые голоса. Голоса принадлежали Акилу и Фару. Ананд с Рашми, переглянувшись, подкрались к братьям и подслушали их разговор:
– Почему мы тренируемся в праздник? Разве мы не должны веселиться вместе со всеми? – ворчал на брата Фар, а на спине он снова раскручивал палку.
– Потому что мы должны тренироваться каждый день, чтобы такие, как Ананд, не погубили нашу Бенгардию, – отвечал ему Акил. – И я дал тебе слово, что нас примут в королевскую стражу. И нас примут в королевскую стражу – не важно, что там о нас плетёт Ананд. Но для этого нужно стараться. Вот станем странниками и будем нести службу на городских улицах. И, может быть, когда-нибудь поучаствуем в настоящей битве!
Ананд с Рашми тихонечко хихикнули – они замышляли шалость. Быть в шкуре бенгардийского принца и не пошалить – чистое преступление. Ананда задели слова Акила: тот считал его каким-то вредителем, нарушителем спокойствия… Но всё было как раз наоборот, думал Ананд: это братья – вредители, а он никому никогда не желал зла! И тогда он решился выйти к ним.
Увидев бенгардийского лжепринца, Акил с Фаром побросали палки, оторопели и даже забыли поклониться.
– Что вам сделал Ананд? Почему вы о нём так говорите? – спросил Ананд раскатистым басом Алатара, выпячивая грудь и надвигаясь на братьев. Братья хмуро молчали. В тишине отзывались с площади веселье и шум.
– С каких это пор бенгардийский принц подслушивает чужие разговоры? – первым подал голос Акил и с лёгким осуждением поднял глаза на лжепринца.
– А вы слишком громко болтали! – словно оправдывался Ананд, но потом вспомнил, что он теперь принц и оправдываться не перед кем не обязан, и произнёс строже: – И вообще-то я должен знать обо всём, что происходит в Бенгардии, ведь я – ваш принц. Вас не учили, что плохо обсуждать других у них за спиной? Я не дам вам обижать Ананда: он мой лучший друг и самый хороший бенгардиец во всей Бенгардии!
– Поэтому ты его и защищаешь, потому что он твой друг, – осторожно вставил Фар, не заглядывая в изумрудно-янтарные глаза «принца» Ананда.
– Нет, это не правда! Я защищаю его, потому что вы не правы! Вы себя плохо ведёте. Вы даже не поклонились мне.
– С чего это мы должны тебе кланяться? Ты не наш принц, – огрызнулся Акил. Ананду померещилось, что тот раскусил обман, и его бросило в пот, и он подумал: может, подтекла малахитовая краска, и я вернулся к своему истинному виду? Быстро оглядев себя, тигрёнок никаких изменений не заметил – он был всё тем же Алатаром. Но всё прояснилось, когда Акил продолжил: – Наш принц никогда не подслушивает. Мы поклонимся только тому принцу, который уважает законы Бенгардии.
Ананда это рассердило: он сердился, как это умеют делать только королевские особы, и вскричал страшным голосом:
– Кланяйтесь мне! Ниже!.. Ещё ниже!
Братья ворчали, но кланялись, высоко задирая зады, и, когда Фар, не устояв на лапах, завалился на бок, вмешалась Рашми и пристыдила Ананда, у которого на губах уже разворачивалась улыбка.
