рядах и следующие за ними солдаты в военных экзокостюмах. Исполняя задачу оттеснить противника глубже в лес, где тот сам начал обосновывать берлогу с явно долгосрочными планами, солдатам приходилось оказывать медицинскую помощь прямо на месте. Ей было приказано ждать прилета Техгруппы, которая, впервые увидев своими глазами Монолит с высоты птичьего полета, познала нечто большее, чем они могли понять. Закрывшие все небо темные тучи позволяли разглядеть слишком отчетливо: все здания были изрезаны когтями, желавшими найти вход вовнутрь, окна и двери отличались особенным уродством, внизу было много следов крови погибших, больше всего которых было в области больницы, откуда пытались бежать люди… Жуткое зловонье пробивало насквозь, раскрытый вид всего города шокировал чуждостью — это уже было другое место. Никто не хотел это обсуждать, все было яснее некуда.
С одной стороны вертолета сидели Оскар и Настя, с другой же, также свисая ногами вниз, были Менард и Томас.
— Эй, — обратился Менард к Томасу, глядя прямо в глаза, — мне нужен честный ответ — ты будешь помогать жене брата и его ребенку после того, как все это закончится?
— Им будет лучше без меня, — строго ответил Томас.
— Ты про живых или мертвых? — Вопрос удивил, привлекая все внимание к Менарду. — Есть лишь мы и они, люди и монстры. Выбрать можно только одну сторону. Если тебе плевать на родственников, твою кровь, то для меня ты будешь монстром, потому что…
— Не строй из себя героя.
— Даже и не думаю. Я самый обычный человек. Оттого и хочу знать, рядом со мной человек или монстр? — Почему-то Томас потерял дар речи от этого вопроса. — Видно, все же человек, раз сомневаешься. Смотри, видишь этих мразей — они не сомневаются. Когда закончим, я тебя с родней познакомлю, считай это будущим доказательством твоей человечности, которую надо заслужить. — Менард встретил от Томаса одобрительный взгляд. — Не забывай там, рожу тебе смогу еще начистить, если слово не сдержишь.
— Я не давал слова.
— Я даю, — нагло сказал Менард, ударив кулаком в плечо Томаса по-дружески. После чего умолк, лишь вглядываясь в строения Монолита, начиная злиться на собственную слабость перед простым звонком любимой жене. Больше всего ему хочется сейчас быть с семьей, что непозволительно мужу, пока не будет устранена угроза жизни его семье. Такого он себе не разрешит, так же как и его отец не разрешал видеть смысл иной, нежели существования в своей роли опоры и защиты кровных детей и любимой жены. Но все же Менард думает о них чаще, чем должно, не только из-за угрозы монстров, но и по причине гибели всей его команды — ему все еще стыдно быть живым, этаким живым позором, так что надо доказать это право. Да и ему будет проще оставаться «голодным», стремясь заслужить право вернуться к жене и детям путем победы над врагом вопреки всей гамме трудностей и воле противников.
Томас же в это время боялся принимать какие-либо решения о будущем по одной, ключевой, ведущей его сквозь этот день причине — Осколок. Если эта штука будет использована Бэккером вновь, размышлял он снова и снова, то все это изменится, причем не факт, что они будут помнить стертые дни. Возможно, если уйти в дебри размышлений, то будет лучше всем и каждому, ибо горя слишком много. Отсюда и возможно, что Настя и Оскар согласятся свершить этот акт перезаписи дней. Вновь — возможно, они ради этого и хотят на самом деле добраться до Бэккера. Томас думает об этом слишком часто, и ведь мог бы просто поговорить с ним, но куда разумней просто быть рядом, подыгрывать и исполнять простую роль, дабы, когда они доберутся до Оскола, он своевольно сделает так, чтобы никто не мог использовать истинную силу этого артефакта. Незаметно доверие к Насте и Оскару потеряно. Принять это ему проще всего, потому что, как показала практика, ни в чем нельзя быть уверенным. Все изменилось слишком быстро и сильно, координата сбита, ошибиться стало слишком просто. Так что он стремится лишь к одному — отнять у человечества силу Осколка, дабы пресечь еще большую катастрофу. Он готов взять это бремя на себя. Довериться в этом деле лучше только самому себе, ибо терять больше нечего. Прошлое менять он не собирается из-за отсутствия законного права, которого нет ни у кого в этом мире.
Настя и Оскар почти весь путь сидели молча вместе, держась руками друг за друга, поддаваясь чему-то простому и наивному, давая отпор нахлынувшему первобытному страху от колоссального вида захватнических действий в городе.
— Мой отец еще утром хотел видеть меня рядом, — Оскар говорил с трудом, впечатления от увиденного были сильны, — чтобы учился и перенимал опыт. Сейчас он легко одобрил наш полет за Ингрид, а потом в сами Топи. Теперь я его понимаю. Отец не хочет, чтобы его сын был частью этого безумия.
Настя ничего не ответила, лишь еще больше обняла его руку и прижалась к плечу. Они видели своими глазами, как тщетны попытки противостоять угрозе в прямом столкновении. Пусть со стороны они кажутся отдавшимися легкой романтике — на самом деле друг в друге черпали силы принять творящееся бедствие, держась руками скорее из страха встречи с ужасом один на один. А ведь именно это их и ждет.
Поле боя напоминало мясорубку. Скрывалось неровными, порой пульсирующими густыми дымовыми облаками зеленого и красного оттенка, внутри которых взрывались яркие вспышки, снова и снова, преимущественно в стороне фермы, там же и были видны вспышки от многочисленных выстрелов. К счастью, подавление слуха и зрения ярчайшими сигналами с голов Безликих и большой ассортимент едких газовых гранат делали этих роботов незаменимыми, всерьез дезориентируя любого приближающегося противника. Тактика была проста: Безликие служат обороной, солдаты в защитных шлемах с фильтрами от дыма и внутренней, изолирующей слух связью постепенно «прессуют» врага. Но враг этот достаточно нагл и зол для сдачи позиции, что порой помогает преодолеть Безликих и в свирепом состоянии убивать раздражителей. Оказавшись в эпицентре, наглец все же получает отпор уже вполне прослеживаемой тактикой отвлечения, раздражения и поэтапного лишения подвижности посредством прострела или взрыва конечностей, моментально заставляя раненого сбежать с поля боя. Пока еще ни одного не получилось убить. Слишком свирепый нрав, слишком прочная шкура, слишком мало людей. Ингрид была со стороны блока, заботясь о раненых, сменяемых во время перевооружения и ради медпомощи. Там же были поставлены металлические контейнеры, крепкие и большие, обычно применяемые для хранения ископаемых ресурсов, а ныне служащие медицинскими центрами, способными в любой момент
