– Нет! – этот протест сорвался с моих губ сам собою, а призрак из кольца обернулся ко мне, точно услышав, и я, встретившись с ним взглядом, похолодела… Между тем густые ресницы кривоплечего дрогнули, чёрные глаза прищурились – он точно пытался рассмотреть меня сквозь воду, но что-то мешало амэнцу, и он вытянул руку вперёд, словно бы намереваясь раздвинуть невидимую преграду… В этот же миг я, стряхнув с себя неожиданное оцепенение, выкрикнула:
– Сгинь! Пропади! – и накрыла миску заранее приготовленной тканью. Гадание завершилось, но ясного ответа на свой вопрос я так и не получила.
Уняв сотрясающую меня дрожь, я, сняв нагар со свечи, решилась повторить свой вопрос и высыпала на стол руны. Их расклад был не менее тревожен, чем гадание, и лишь одно меня утешало. Хотя над Ставгаром висел меч, сулящих смерть рун не было видно, а в дальнюю дорогу Бжестрова направляло некое таинственное обещание…
Я еще раз посмотрела на выпавший расклад и, устало подперев голову рукою, задумалась. Указанное рунами обещание совпадало с увиденной мною молитвой Бжестрова – именно оно должно было побудить его отправиться навстречу опасности и столкнуться с Амэнским Коршуном. Но кому Бжестров мог дать подобную клятву?.. Я было нахмурилась, размышляя, но тут же попеняла себя за недогадливость. Матерь Вериника ненавидела Амэн всем сердцем и вполне могла подбить Ставгара, нарушив перемирие, направиться к амэнской границе. Взамен же Матерь, скорее всего, пообещала бы ему мое расположение – недаром она так выпытывала меня о том, что я чувствую к Бжестрову…
От таких мыслей стало горько – из моих едва зародившихся чувств уже сделали силки. Моим расположением, пусть и в угоду высшим целям, готовы были торговать… Похоже, именно об этом и пытался предупредить меня Славрад, и теперь я решила последовать его совету. Подарив Ставгару надежду на встречу, я лишу Матерь влияния на Бжестрова и тем самым хоть как-то смогу уберечь его от необдуманных поступков.
Спрятав руны в кожаный мешочек, я, выискав в дорожной сумке чернила, перья и пару листов пергамента, вновь вернулась к столу, намереваясь заняться письмами как к Славраду, так и к Ставгару. Хотя намерения отправляющей меня в Мэлдин Матери Вериники были не совсем честными, саму поездку это не отменяло – увиденный в воде образ амэнца мог предназначаться не только Ставгару, но и мне. Я же слишком хорошо помнила силу Олдера и осознавала, что, если судьба вновь решит столкнуть меня с кривоплечим военачальником лицом к лицу, помочь мне смогут лишь знания и навыки, которых у меня пока не было.
Письмо к Славраду далось легко, и я решила, что с весточкой для Ставгара управлюсь также быстро, но нужные слова никак не желали находиться, и когда я поставила подпись под своим посланием, за окошком моей комнаты уже брезжил рассвет.
Из-за бессонной ночи глаза стали сухими, веки отяжелели – мне давно уже следовало дать себе хотя бы небольшой отдых, но я вместо того, чтобы отправиться в постель, вновь перечитала лежащее передо мною письмо.
«Добрых дней Ставгару Бжестрову.
Когда ты получишь это письмо, Высокий, я буду уже далеко от давшей мне приют Дельконы. Я здорова и благополучна, но Матерь Вериника сочла необходимым продолжить мое обучение в другом храме.
Я проведу в нем несколько месяцев и вряд ли смогу подать оттуда весточку, но каждый день буду вспоминать тебя в своих молитвах к Малике.
Мне очень тревожно за тебя, Высокий, да и проведенное гадание указало, что над тобою сгущаются тучи, поэтому молю тебя всем, что тебе дорого: не верь всему, что слышишь, и не давай поспешных обещаний ни людям, ни богам.
Пусть Лучница поможет тебе отделить правду от лжи и недоговорок!
На этом прощаюсь с тобою, но обещаю, что, когда мое обучение будет окончено, ты, Высокий, узнаешь об этом первым. Думаю, к тому времени я смогу ответить на все твои вопросы.
Энейра Ирташ»
Всего несколько строк, но как трудно они мне дались!.. Смирившись с тем, что лучше, чем сейчас, вряд ли смогу написать, я, сложив письмо, запечатала его и вложила в предназначавшееся Славраду послание – в нем, описав некоторые подробности своего гадания, я просила Владетеля уберечь Ставгара от необдуманных поступков и передать ему мое письмо.
Дождавшись, когда печати застынут, я, прихватив письмо, спустилась вниз – из доносившихся до меня вчера обрывков разговора мне запомнилось, что на этом постоялом дворе ночует направляющийся в Ильйо купец. Быстро найдя его среди завтракающих постояльцев, я попросила его захватить с собою мое послание, и торговец не отказал мне.
Теперь оставалось лишь надеяться на то, что если не мои слова, то хотя бы Владетель отведет от Бжестрова беду.
Бессонная ночь привела к тому, что в тот день я собралась в дорогу с сильным опозданием. Несмотря на это, к вечеру я всё же достигла границы с Амэном, и тут меня ждала ещё одна неприятность.
Дорога, вынырнув из подлеска, сделала резкий поворот – из-за этого застава амэнцев выросла передо мною точно из-под земли, а я оказалась не готовой к такому зрелищу. Увидев воина в нагруднике «Карающих», я что было силы натянула лошадиную узду раньше, чем осознала свои действия. Лошадь возмущенно заржала, заплясала, и мне с трудом удалось ее успокоить. Эта неожиданная заминка привела к тому, что, когда я приблизилась к посту, на меня глазели уже пятеро «карающих».
В этот раз Седобородый был милостив – ни один из этих ратников не был мне знаком, но страх уже застыл под сердцем куском льда.
– Куда держит путь жрица Милостивой? – спокойно спросил самый старший из воинов.
– В Мэлдин, с письмами для Старшей Храма от её сестры – Матери Вериники из Дельконы. – Занятия в сосредоточении не прошли даром. Мне быстро удалось взять себя в руки, так что голос прозвучал ровно и спокойно.
Я показала знак Младшей жрицы и письма, на которые амэнец почти что и не глянул. Куда больше его занимала моя мужская одежда – взгляд воина изучающе скользнул по тёплой, с высоким воротом, куртке. По широкому кожаному поясу с кошелем и спрятанным в ножны травническим ножом. На какой-то миг взгляд воина задержался на моих обтянутых плотной тканью штанов бёдрах, но уже в следующее мгновение амэнец поспешно отвёл глаза и произнес:
– Почему госпожа путешествует одна, а не с одним из обозов? Любой торговец с радостью найдет место для служительницы Малики.
Вполне справедливый вопрос, но и ответ на него у меня уже был готов.
– Путешествие с обозом займет больше времени, а я – травница. С благословления Малики лечила людей по деревням. Мне привычно путешествовать одной.
Услышав эти слова, воин ещё раз взглянул на мой нож и, задумчиво кивнув головой, сказал:
– Я должен был сразу узнать этот нож, ведь сталь и травы служительниц Милостивой уже спасали мне жизнь. Здесь глухие места, но дальше по дороге – чуть в сторону от тракта – есть деревушка. В ней можно остановиться на ночлег.
Я согласно кивнула головой и уже собиралась тронуть лошадь, но амэнец предупреждающе поднял руку.
– Погодите, госпожа. Рэдлин поедет с вами как сопровождающий.
Я покрепче сжала повод – сама мысль о таком попутчике была мне неприятна, и я попыталась возразить:
– Не стоит беспокоиться. Я не плутала раньше, не заблужусь и впредь…
Но воин, услышав меня, покачал головой:
– Мы ещё не повывели в окрестных лесах всякий сброд. У этих недоносков нет ничего святого, так что меч и щит Рэдлина не будут лишними. Он хороший воин, хоть и молод.
На это мне было уже нечего возразить, и я, произнеся на прощание:
– Милостивая вас не оставит, – тронула лошадь. Рэдлин, уже успевший надеть шлем и вскочить на гнедого жеребца, тут же последовал за мной.
Соседство навязанного в попутчики «карающего» тревожило меня больше, чем затаившиеся в окрестных чащобах разбойники. Я отвернулась от Рэдлина и украдкой вздохнула – в тишине Дельконы мнилось, что мой страх перед «Карающими» остался в таком далеком теперь прошлом, но первая же встреча с амэнцами показала всю ошибочность подобных мыслей.
И не является ли этот неожиданно открывшийся изъян ещё одной причиной, по которой Матерь Вериника отправила меня именно в Мэлдин? Сталкиваясь лицом к лицу с амэнцами каждый день, мне не только придётся осознать свой страх, но и побороть его… Была и ещё одна мысль: кроме всего прочего, гостевание в Мэлдине могло вновь разжечь тлеющую в моей душе ненависть к южанам. Возможно, это и есть истинная причина действий Старшей: она не только хотела управлять Ставгаром, но и обратить меня в свою веру. Сделать так, чтоб я разделила все её устремления, стала ревностной исполнительницей её воли.
Такие игры не могли прийтись мне по вкусу, но и осуждать настоятельницу Дельконы я не могла. Матерь положила немало сил для того, чтобы Делькона, сохраняя все связи и положение, не стала зависимой от воли Владык. Кроме того, из рассказов Старших жриц я узнала, что когда-то давно, ещё до принятия послушничества Малике, Вериника Чарная потеряла в войне с Амэном отца. Позже, в поднятом против захватчиков восстании, погиб и её муж. За нежелание признать над собою нового Владыку тогдашний князь Амэна отнял у молодой вдовы все земли и распределил их между своими военачальниками: это было сделано в назидание другим знатным крейговским семействам, оказавшимся теперь под рукою амэнцев…
