мириады белых огоньков в темном океане. Иногда меня захлестывают эмоции – насколько же необъятна жизнь, какое же это чудо, что я здесь и сейчас. Сколько же магии во вселенной, простирающейся так далеко, что наши глаза не видят, а разум не может постичь.
Шуршит брезент, и Пайк ложится рядом. Я молча протягиваю ему плед, и он укрывает ноги. Ночь тихая и безмятежная, лишь костер потрескивает.
– А ты знала, что в космосе полная тишина? – спрашивает он, глядя в небо. – Там нет атмосферы, и звук не может распространяться. – Он замолкает на мгновение. – Иногда я думаю, каково это очутиться в такой тишине.
Удивительно, что Пайк вообще хочет оказаться в тишине. Он снова открывается мне с неожиданной стороны.
– Прекрасно, – говорим мы одновременно.
Я медленно поворачиваюсь к нему, а он ко мне. Отблески пламени пляшут на его очках, отбрасывая тени на лицо.
Пайк смотрит мне в глаза.
– Прости за случившееся, – говорит он.
– И ты прости. Не стоило мне отходить от тебя.
– Особого выбора я тебе не дал. – Пайк опускает взгляд, словно решает, сказать мне еще что-то или нет. Но все-таки ничего не говорит, и мы молчим.
Так проходит несколько минут. Я достаю из рюкзака батончик и осторожно протягиваю Пайку.
– Айрис Грей, ты что, предлагаешь мне свой драгоценный батончик?
– Да, – со всей серьезностью отвечаю я. – Своего рода оливковая ветвь.
– Я весьма тронут.
Пайк берет батончик, слегка коснувшись пальцами моей руки. Дыхание перехватывает. Я замираю и внезапно ощущаю свою руку, как никогда прежде.
Жест должен был стать шуткой, но Пайк смотрит на меня так серьезно, что внутри у меня все как-то странно сжимается. Я не опускаю руку, а Пайк нежно касается ее пальцами. В свете пламени вижу, как меняется его взгляд, как он смотрит на мои губы, словно спрашивая.
Вижу, как он с трудом сглатывает. Медленно берет батончик и отнимает руку. Холодный воздух лижет мне кожу.
– Уже поздно. – Пайк встает.
Я моргаю, приходя в себя. Пайк протягивает мне руку, чтобы помочь, но после недавнего я себе не доверяю. Встаю сама и беру плед.
Пайк убирает мусор и тушит костер. Он включает фонарик и провожает меня до палатки, освещая путь.
– Спасибо еще раз, – говорю я, не осмеливаясь смотреть ему в глаза. – За то, что пришел за мной.
– Не за что.
– Спокойной ночи. – Я расстегиваю палатку и проскальзываю внутрь.
Я ныряю в спальный мешок и укрываюсь пледом, под которым еще несколько минут назад мы с Пайком лежали и смотрели на звезды. Слышу, как он расстегивает свою палатку и готовится ко сну. Затем все стихает, остаются только звуки ночных обитателей.
И все же я прислушиваюсь. Интересно, Пайк заснул или лежит и думает о чем-то, как я сейчас? Даже в самые приятные дни я не могла успокоить свой разум, что уж говорить о тех, когда я зацикливаюсь на каждой мелочи до тех пор, пока мне не хочется закричать.
Пайк говорит, что в космосе полная тишина, звук не может распространяться там. Интересно, а с мыслями так же? Возможно ли подняться так высоко, чтобы мой разум просто… стих?
Закрыв глаза, я погружаюсь в видение, в котором поднимаюсь к небесам, мир становится все тише и тише, и внезапно все звуки исчезают.
Из палатки Пайка раздается шуршание. Он еще не спит или ворочается во сне? И вдруг слышу знакомый звук рвущейся упаковки. Закрываю рот рукой, чтобы не засмеяться.
Пайк Алдер ест мой батончик.
И отчего-то мне радостно на душе.
Я просыпаюсь от звука шагов Пайка, который ходит по лагерю и напевает что-то себе под нос. Зеваю и протираю глаза, но вспоминаю, что сова улетела, и меня охватывает паника. Я призываю магию и тянусь к Макгаффину, желая убедиться, что он рядом.
Магия выслеживает совуна, и картинка перед глазами становится все ярче и отчетливее. Я вижу, где он, и делаю глубокий вдох.
Он там, куда улетел вчера, и что-то подсказывает, там и останется. И будет ждать меня.
Выскользнув из спального мешка, собираю волосы в пучок. Наверняка выгляжу я не очень – волосы растрепаны, глаза уставшие. Но я никогда не стремилась очаровать Пайка, и не собираюсь сейчас начинать.
Когда я вылезаю из палатки, Пайк сворачивает свою. Он уже аккуратно сложил почти все вещи, и теперь вытаскивает палаточные шесты и складывает их на землю.
– С добрым утром, – говорит он, глядя на меня.
Мне очень хочется спросить, как прошел его ночной перекус, но я сдерживаюсь.
– С добрым утром.
Достаю пакет с мюслями и запихиваю горсть в рот.
– Это что? – спрашивает Пайк, бросив на меня взгляд через плечо. Он смотрит на пакет, и я едва сдерживаюсь от смеха.
– Домашние мюсли, – отвечаю и протягиваю ему завтрак. – Угощайся. Сара на целый год наготовила.
Пайк тут же хватает пакет, высыпает горсть мюслей себе на ладонь и возвращает пакет. Сара часто дает нам с мамой на работу что-то, приготовленное по очередному новому рецепту, и поэтому Пайк не раз пробовал ее выпечку.
– Господи, спасибо Саре, – говорит Пайк, прожевывая мюсли.
Я снова протягиваю ему пакет, и он насыпает еще горсть.
– Да, она замечательная.
Я вспоминаю о помолвке мамы, и меня переполняет такое счастье, что чувствую его всем телом.
– Мама и Сара обручились! – выпаливаю я, желая поделиться радостной новостью.
– Ого, круто! – восклицает Пайк, доедая мюсли. – Они отличная пара.
– Согласна.
Их отношения всегда выглядели такими гармоничными. Интересно, сколько мама и Сара были вместе прежде, чем поняли, что влюблены. Возможно, однажды они просто осознали, что не хотят прощаться. Это как разглядеть звезды в ночи – они всегда на небе, но увидеть их можно только в ясную погоду вдали от огней города.
Пайк смотрит на меня.
– Ты не против? – мягко спрашивает он.
Его голос звучит искренне, и я невольно широко улыбаюсь.
– Нет, я в восторге. Обожаю Сару. Такой счастливой я маму давно не видела.
– Сара так готовит, что любого осчастливит.
– Это приятное дополнение. Сара прекрасный человек. Жду не дождусь, когда она переедет к нам. Рядом с ней все становится ярче и светлее.
– Я встречал ее пару раз. Судя по всему, она и правда замечательная.
Мне нравится, что Пайк тоже заметил это. Он вообще замечает больше, чем показывает. Он более вдумчив, чем кажется. И зачем он скрывает эти качества? Почему мы считаем, что лучше иногда не показывать себя настоящих?
Пайк возвращается к своим делам, и
