сплетены и человек лишь вынужден идти по ним. Другие считаю, что сами куют свое счастье.
— И какой ответ правильный?
— Тот, в который ты веришь. Только Фальг виновен в своей участи. Самое трудное для родителя видеть, как твое дитя рушит свою жизнь, но ты не можешь ничего сделать.
— Почему?
— Это его выбор, его жизнь. Я дал ему все, что только мог. Но нет большей глупости думать, что ты сможешь всегда управлять ребенком. Тем более, когда он вырастает. Мне лишь остается с честью принять этот удар.
Старик помолчал, после чего добавил.
— Он очень любил свое дело. С детства. Мог часами просиживать над книжками про драконов, строил их подобия из хвороста, рисовал шипастые фигуры на земле. Благодаря им он и стал тем, кем является, лучшим созидателем в Землях. А, может, и во всей Империи. Но его любовь не была направлена к людям, потому и стала разрушающей. Для всех остальных, для него самого.
— Неужели вы смирились? — едва сдерживая эмоции, произнесла Юти.
— Разве можно смириться с потерей собственного ребенка? — бесцветно прошелестел голос Рихана Рыбы. — Это рана, которая навсегда останется в моем сердце и не затянется никогда. Хорошо лишь то, что я слаб здоровьем. И скоро Аншара освободит меня от этих мучений.
Оставшуюся часть пути, до тех самых хижин наверху, они прошли молча, минуя жителей и гостей перевала. Фромвик красовался перед местными пастушками, что-то бурно рассказывая и активно жестикулируя мускулистыми руками. Ерикан сидел чуть подальше, у костра вместе с какими-то стариками. В руках учитель держал глиняную чашку, в ногах у него лежал кувшин. И Юти могла поклясться, что там явно не чай.
Смеялись люди, бегали дети, блеяли козы. Жизнь и не собиралась замирать, точно не обратив внимание на скорый уход великого таланта. Одаренного, чье мастерство можно было сравнить только с его равнодушием к себе подобным.
Юти давно обратила внимание, что когда происходит нечто неординарное, способное изменить будущее не одного человека, то зачастую этого никто не замечает. Странная издевка судьбы, которую необходимо было просто принять.
Фальг не готовился к скорой кончине, как заведовал ему Вальтаг. К слову, Юти так и не понимала, как можно к такому подготовиться? Юноша сидел, выставив свои пальцы перед очагом и внимательно рассматривал их, будто первый раз увидев. Рихан Рыба, с проворностью, которое позволяло ему его тело, удалился, оставив их вдвоем.
— Ты знаешь, что когда тебе снится плохой сон, надо посмотреть на пальцы. Во сне ты никогда не сможешь этого сделать, — тихо проговорил Фальг.
— Ты думаешь, что спишь? — села Юти рядом с ним.
— Всю жизнь, — мягко улыбнулся юноша. — Лишь в редкие моменты я пробуждаюсь, когда…
— Когда создаешь драконов.
— Именно. Теперь ты понимаешь, почему меня нужно убить?
— Потому что ты не сможешь остановиться, — кивнула Юти.
— Каждый человек, блуждающий в потемках сознания, надеется найти скорый свет, желает пробудиться. Только стремиться к этому по-своему.
Фальг резко опустил руку и посмотрел на Юти. Во взгляде юноши было столько силы, что Одаренная едва сдержалась, чтобы не отвернуться. Ей казалось, что она смотрит на солнце в самый яркий день.
— Я сразу увидел, что ты другая. Не такая, как остальные. Они блуждают в сумраке, радуются слабым отсветам лучей солнца, хвастаются своим скудоумием, тщатся обрести истину.
— А я? — серьезно спросила Юти.
— Ты идешь по выбранному пути, но сама не понимаешь этого.
— Как это? — искренне удивилась Одаренная.
— Такое бывает, когда ты взбираешься на высокий мыс, не видя ничего вокруг. И только когда ты поднимаешься, смотришь дальше и замечаешь вдалеке гору. Тогда ты осознаешь, что именно туда тебе и нужно. И я помогу. Для этого ты здесь. Чтобы я помог тебе найти место серому кольцу.
Фальг взял Юти за руку, но его прикосновение было странным. Так мужчины не трогают женщин, желая слиться с ними в одно целое, матери не гладят детей, со всей ласковостью, на которую способны, враги не цепляются за неприятеля, желая следующим движением нанести смертельный удар.
Будто самое холодное солнце в мире коснулось девы. Прошило руку тысячами ледяных иголок, одновременно с этим обжигая. Юти не закричала лишь потому, что оцепенела от ужаса. Никогда и никто прежде не касался ее, не скрывая собственную силу. Захоти сейчас, она могла бы вычерпать ее досуха, и Фальг упал бы на медвежью шкуру, которой был накрыт пол, как иссушенное трухлявое дерево. Это оказалось невероятно странно и волнующе. Подобно ощущениям обретения кольца. Низ живота на краткий миг свело от сладкой неги, которая, впрочем, тут же прошла, оставив ее один на один с обжигающим нечто.
Теперь Одаренная сидела рядом с ярко полыхающим очагом, но понимала — жар этого огня не причинит ей вреда. А пламя меж тем говорило голосом Фальга:
— Мир вокруг нас устроен невероятно просто и сложно одновременно. Он сшит из множества элементов, различных меж собой, но и в то же время сходных.
У Юти после слов «сшит» перед глазами встал образ Фромвика. И пламя в виде сына Рихана Рыбы в этот миг колыхнулось перед ней.
— Не отвлекайся. Постарайся максимально сосредоточиться над тем, что я говорю. Скорее даже чувствуй. Скажи, ты, как дева, наверное, занималась вышиванием или прочим рукоделием?
— Нет, — коротко ответила Одаренная, поставив Фальга весьма в затруднительное положение. Его пламя заметно стихло, а сам сын Рихана Рыбы задумчиво почесал затылок.
— Хорошо, наверное, ты была долго среди воинов и решила обучиться мужскому виду дела. Ювелирное искусство, ковка, гончарство?
И вновь Фальга ожидало отрицательное мотание головы. В свое время Юти бралась за все подряд. Не существовало дела в Райдаре, которым дочь Наместника не занималась непродолжительно и не углубляясь в тонкости. Но нельзя было сказать, чтобы она действительно освоила какое-нибудь ремесло или хотя бы научилась азам.
— Каждый год, перед сезоном дождей, через нас проходили караваны верблюдов, — начала Одаренная. — За надлежащий уход за ними, погонщики разрешали вычесывать их и собирать шерсть, из которой наши женщины пряли после теплую одежду. Одна из них научила меня делать пряжу из той шерсти.
— Не женщина, а мать, — поправил ее Фальг, Аншара ведает каким образом заглянув в самую душу Юти. — Впрочем, это подойдет как нельзя кстати. Осмотри мое жилище.
Юти еще раз взглянула на часть