и, кажется, что он никогда не закончится.
– Готово! – говорит наконец Хасверос. – Ноги нет. Теперь следует обработать рану. Подай-ка мне его.
– Кого? – не понимает Йоран.
– Да факел же! – сердито кричит Хасверос. – Нужно прижечь кровеносные сосуды.
Йоран отдает факел и зажмуривается еще сильнее.
Некоторое время спустя шахтера с одной ногой унесли на носилках. Йоран же, вздохнув с облегчением, на своих двоих заковылял прочь.
Он был свободен. Но только от Хасвероса. Теперь ему предстояло помочь братьям с кормежкой поросят. Но по сравнению с ампутацией это была легкая работа. Поросята приветствовали его радостным визгом, когда он принес им еды в загончик.
– Не привыкай к ним, – посоветовал ему стоявший рядом Самуэль.
– Почему это? – удивился Йоран.
– Потому что их все равно рано или поздно зарежут.
Но Йоран ничего не мог с собой поделать. Поросята льнули к нему, доверчиво тыкались в него своими влажными пятачками и нежно похрюкивали. Он успел к ним привязаться и даже придумал им клички: Весельчак, Крепыш, Крикун, Ворчун, Пыхчун…
– Ты что, уже дал поросятам имена? – спросил его как-то раз Никлис, когда они сидели у костра, дожидаясь ужина.
Йоран молча кивнул. Резать свиней ему казалось еще хуже ампутации.
Сегодня вечером настал черед Ворчуна. Короткий, точный надрез поварским ножом – и готово. Затем из мертвой свиньи собирают кровь, которой суждено стать палтом [21] с ягодами. Следом тушку разделывают на куски, начиняют солью и травами и, насадив на вертел, подвешивают над тлеющими углями для копчения.
Запах копченой свинины разливается по лагерю, привлекая солдат и даже рыцарей. Все сошлись во мнении, что лопатка – самое вкусное, что есть в свинье.
Не в свинье, с горечью думает Йоран. А в Ворчуне. Это Ворчуна нанизали на вертел.
Все, кроме Йорана и фей, славно поужинали в этот вечер.
Феи всегда держались в стороне от любых мясных блюд. Никто не знал, чем они питались, а спали они на деревьях.
Зато кнехта Рутгера было видно и слышно аж за версту. Он охотно демонстрировал всем свежий рубец на своем животе и болтал без умолку.
– Лекарь здорово меня порезал, – смеялся он. – Но я совсем ничего не помню!
Йоран был искренне рад, что Рутгер выздоровел. Все остальные тоже вздохнули с облегчением. Теперь, когда угроза чумы миновала, солдаты воспрянули духом и стали лучше спать по ночам и бодрее маршировать днем.
Между тем местность вокруг становилась все более дикой и унылой. Тенистые леса и равнины постепенно сменили скалистые отроги, поросшие густым ельником.
Земля, по которой они проезжали, называлась Горнорудным округом. Здесь, как следовало из названия, добывали руду, и лесной народ здорово постарался, проложив широкие, удобные дороги между рудниками и шахтами. Иной раз на пути войска встречался дровосек с топором на плече, который махал проходящим солдатам.
– Удачи, воины!
Иногда попадалась какая-нибудь девчонка, которая бежала вслед за арьергардом, размахивая своим платком. Братья Вострые в таких случаях всегда махали в ответ.
Несколько раз Йоран замечал, как среди елей нет-нет да и промелькнет светловолосая фигурка. Это был юноша с костяной флейтой, который появлялся и исчезал, когда ему вздумается.
На нем были короткие чулки и просторный балахон. Порой он задерживался, болтая с кем-нибудь из кнехтов, прежде чем внезапно скрыться в лесу. Какое-то время спустя так же внезапно появлялся, и его вновь можно было увидеть шагающим рядом с кем-нибудь из солдат.
Войско как раз миновало большой поселок Коппарберг, что означало Медная Гора. Поблизости от него зияло отверстие шахты. После Коппарберга шахты стали попадаться одна за другой, так что Йоран потерял им счет. Лес был здесь особенно густым. Войско решило устроить привал и разбило лагерь рядом с тихим озерцом.
Вечером между скал послышались звонкие трели флейты, и из узкого ущелья появился светловолосый юноша. На плече он нес косулю и, не мешкая, сразу же направился на кухню.
– Еще дичи, друзья!
Когда светловолосый юноша подошел поближе и сбросил свою ношу возле большого костра, Йоран решил, что это должно быть охотник.
– Кто это? – спросил он повара Коха.
– Габриель Грау, – ответил тот. – Разведчик фогта и превосходный следопыт.
– Вы знаете его?
– Нет, но он приходит с севера и никогда не является с пустыми руками. Габриель всегда следует лишь ему одному известными тропами. Он куда больше привык к обществу зверей и птиц, нежели людей.
Габриель Грау снова куда-то исчез, а когда вернулся, на плече у него был ярко-желтый цветок. Он остановился и улыбнулся братьям Вострым. Самоуверенной белозубой улыбкой, но без тени насмешки.
– Лесная дичь, – произнес он. – Корл нашел отдыхавшую косулю, которую удалось подстрелить прямо во сне.
И тут Йоран увидел, что на плече у Габриеля Грау вовсе не желтый цветок, а крошечный фей. Росточком он был повыше, чем тот, которого Йоран встретил в лесу. Но хрупкий, словно бабочка, и почти прозрачный.
– Поздоровайся с нашими друзьями, Корл! – сказал Габриель.
Йоран молча уставился на сверкающее существо. Фей в ответ так же пристально смотрел на него. Потом поднял и расправил свои крылышки. Что это, угроза?
– Корл приветствует вас, – улыбнулся Габриель. – Феи не разговаривают, как мы… Они лишь свистят или двигают крыльями.
– Так ты их понимаешь? – удивился Самуэль. – Ты умеешь разговаривать с феями?
– Иногда, – ответил Габриель Грау и наиграл на своей флейте несколько аккордов. – Я пытаюсь разговаривать с ними при помощи музыки!
Все это время Йоран старался держаться на почтительном расстоянии он Корла, а когда Габриель и его крошка-фей исчезли между стволами елей, он почувствовал странное облегчение.
Между тем насаженная на вертел косуля жарилась над огнем. И это было хорошо. Значит, сегодня на ужин будет дичь, а не поросенок.
В тот вечер все наелись досыта, и ничего не подозревающие солдаты улеглись спать за частоколом из железных копий.
Но беда все равно пришла, когда ее не ждали.
Прямо в полночь.
Смерть в ночи
Никлис вздрогнул и проснулся. Он был один в палатке, в самой чаще горнорудного леса.
Была ночь. Луна не светила. Лагерь тонул в ледяной кромешной тьме.
Никлис проспал несколько часов как убитый – но теперь сна не было ни в одном глазу. Он слышал посвист ветра в еловых ветвях, но сквозь этот звук доносился еще один.
Чья-то решительная поступь.
Некто большой и грузный топал по лесу, хрустя валежником.
Никлис в очередной раз пожалел, что у него нет оружия. Меча…
– Эй, парни, – глухо пророкотал чей-то голос снаружи, – не осталось ли у вас немного пива?
Никлис узнал этот голос и устало вздохнул. Опять пиво. Да когда же они уймутся, эти солдаты!
Он откинул полог, закрывавший вход в палатку, и выбрался наружу. Стояли белые ночи, и небо наверху было светлое, но еловый лес вокруг тонул в чернильной темноте.
Перед палаткой стоял кнехт и пьяно лыбился своей беззубой улыбкой. Кнут Крепелин собственной персоной, почему-то в перепачканных землей чулках. Он кивнул Никлису, качнувшись всем туловищем
