— Кром! Где же этот несчастный вендиец, задери его сотня демонов! — вскричал он и оглянулся в надежде увидеть своего спутника.
Это было его роковой ошибкой. Сзади на голову Конана обрушился удар неимоверной силы, меч выпал из его рук, и земля ушла из-под ног.
* * *
Сознание медленно возвращалось к киммерийцу. Он попытался открыть глаза, но яркая вспышка света и сотни маленьких молоточков, застучавших по его голове, заставили Конана прекратить напрасные попытки. Он застонал и перевернулся со спины на бок. Мягкое, упругое ложе плавно заколыхалось под ним. Несказанно удивившись, Конан ощупал пространство вокруг себя. Шелковые простыни, легкое, почти невесомое и одновременно теплое одеяло… Где это он? Затем киммериец провел рукой по телу и с изумлением обнаружил, что совершенно раздет. Он снова попробовал открыть глаза и на сей раз сумел разлепить тяжелые веки.
Превозмогая боль, пульсировавшую в висках, Конан осмотрелся. Роскошным ложем, на котором он лежал, не побрезговал бы и король. У противоположной стены довольно-таки просторной комнаты с зарешеченными окнами и массивной дверью стояло еще одно ложе, убранное нежно-голубыми простынями и толстой пуховой периной. На нем, утопая в необъятных подушках, лежал Джерим. Судя по всему, маг крепко спал.
— Джерим, — хрипло позвал приятеля киммериец, — Джерим, проснись…
Чародей не отозвался, а лишь перевернулся на другой бок, слегка при этом всхрапнув. Это движение, а также попытка разбудить вендийца отняли у Конана остатки сил и он снова погрузился в глубокий сон.
Когда он опять проснулся, на краю его постели сидел Джерим, выглядевший вполне свежим и бодрым. Боль пробудилась вместе с варваром, и он тихо застонал.
— Не шевелись, — распорядился чародей, — Тебя чем-то сильно ударили по голове. Молчи. Сейчас я тебя вылечу.
Он положил руки на голову Конана, сильно сжал ее, отчего киммериец даже поморщился, затем начал гладить его по волосам, быстро-быстро что-то приговаривая. Боль отступила, и сознание прояснилось, Конан вновь обрел способность говорить.
— Где мы, Джерим? — спросил он, как только маг замолчал и убрал руки с его головы. — Что происходит? Если мы в тюрьме, то откуда такая роскошь? А если мы в гостях, то зачем решетка на окне?
— Я могу лишь догадываться, — печально улыбнулся вендиец, — Мы прогневали богиню Тнихе, и она готовит для нас наказание. Но так как она не кровожадна, то и условия нашего заточения вполне приличные.
— Что с Анкалей?
— Не знаю. Она где-то здесь. С ней все в порядке. Я это чувствую.
Дверь комнаты (или тюремной камеры?) тихо отворилась, и на пороге возникла молодая женщина, одетая лишь в полупрозрачную набедренную повязку. В руках она держала большой поднос, уставленный разнообразными угощениями. Среди блюд с едой возвышались два изящных кувшина и два массивных золотых кубка. Не произнося ни слова, красотка, зазывно виляя крутыми бедрами, прошла мимо ложа Конана и поставила поднос на низкий столик с изогнутыми ножками. Затем все так же молча она направилась к двери. У порога женщина задержалась, ибо ее набедренная повязка, зацепившись за ручку двери, легко скользнула на пол. Прелестница низко нагнулась, отчего у киммерийца потемнело в глазах, подняла полоску тончайшей ткани и выскользнула в коридор. До ушей узников донесся звон ключей, и все снова погрузилось в тишину.
— Хороша, — причмокнул Конан.
— Ты неисправим, — рассмеялся чародей, — Мы с тобой заперты в этой клетке, а тебя волнуют прелести блудниц.
— Когда они перестанут меня волновать, значит, я уже нахожусь на Серых Равнинах, — улыбнулся варвар. — Впрочем, и там, наверное, найдется несколько красоток…
— Давай лучше посмотрим, что она принесла, — перебил его Джерим.
— Слушай, — не унимался Конан, — тебя что, совсем не интересуют женщины?
Вендиец долго молчал, а потом, набрав в грудь побольше воздуха, словно собирался нырять на дно морское, быстро ответил:
— Не знаю. У меня не было ни одной,
— Вот это да! — воскликнул киммериец, спуская ноги на пол. — Если бы ты знал, сколько потерял!..
— Еще узнаю, — коротко ответил Джерим, явно не желая продолжать разговор на эту тему. — Давай поедим.
Они плотно закусили, причем Конан с восторгом и чавканьем наслаждался прекрасно приготовленным мясом, а Джерим довольствовался овощами и фруктами, позволив себе, правда, небольшой кусочек сочной жареной рыбы. Обильный завтрак они запили вином и соком, находившимися в кувшинах,
Насытившись, Конан внимательно осмотрел комнату и, не обнаружив ничего более подходящего, соорудил себе набедренную повязку из полосы шелка, оторвав ее от простыни. Затем он развалился на постели, потянулся и лениво проговорил:
— Хорошая тюрьма. Отдохнем немного и примемся за дело.
— Ты что-нибудь придумал? — поинтересовался чародей.
— Пока нет. Однако мы еще живы, а значит, выход найдется.
Долго отдыхать им не пришлось. Дверь снова отворилась. На сей раз внутрь вошли одна за другой три обнаженные очень молоденькие девушки. На их изящных шеях играли, переливаясь, яркие ожерелья, на запястьях и щиколотках позвякивали золотые браслеты. Откуда-то полилась мелодия, и гостьи начали танцевать. Такого удивительного танца Конану еще никогда не приходилось видеть. Каждое движение обольстительных танцовщиц все больше и больше пробуждало в нем жгучее желание, постепенно овладевавшее киммерийцем и мутившее его рассудок. Покосившись на Джерима, Конан увидел, что щеки чародея залил лихорадочный румянец, рот его приоткрылся, глаза помутнели. Он сидел на ложе, прижимая колени к подбородку, словно пытался удержать рвущуюся в бой плоть. Варвар усмехнулся и вновь повернулся к танцовщицам. Одна из них, кружась в такт мелодии, подошла совсем близко к его ложу, и Конан, рванувшись вперед, попытался поймать девушку. Однако стоило ему сделать резкое движение, как музыка смолкла, а танцовщицы исчезли, словно никогда тут и не появлялись.
— Что это было? — почти шепотом спросил Конан.
— Иллюзия, — сглотнув, отозвался Джерим.
— Иллюзия? Зачем?
— Похоже, это привет от Тнихе, — печально улыбнулся маг. — Интересно, что она еще придумает?
Однако сколько ни пытались Конан и Джерим разгадать планы рассердившейся на них богини, никому из них даже и в голову не могло прийти, какой будет месть обиженной женщины. Впрочем, как поведет себя женщина по отношению к мужчине, отвергшему ее ласки, не смог бы угадать никто, порой и сама женщина.
День прошел довольно спокойно, и одиночество узников лишь дважды нарушали послушницы, приносившие им еду. Обе они не проронили ни слова. Поздно вечером Б комнату заглянула еще одна женщина, которая пробыла там совсем недолго. Также храня молчание, она подошла к стене, откинула висевший на ней ковер, показала мужчинам скрывавшуюся за ковром дверь и ушла. За дверью оказалась прекрасная ванная комната.
