не сводя с неё глаз, — но спасибо, что уведомила. Очень вовремя.
Брак — дело неплохое, но я жениться не планировал. Тем более, так скоропалительно. Да ещё на нечисти! Она, видимо, так и поняла. Поразмыслила немного и подошла ближе.
— Это не шутки, — предупреждает, — не забудь, что я сказала, если надумаешь другую целовать. И тому подобное.
— Я и тебя целовать не намерен. Какая необходимость в таком смертельном риске?
Она прищурилась и снова переступила через одну половицу.
— Никак не разберу, — признаётся, — ты про Связь не понял? Или не поверил?
— Поверил, — отвечаю я торопливо, — хорошего мало, так что верится сразу. А на каком расстоянии действуют твои чары — лишний шаг убьёт или два шага разрешаются?
— Соображаешь, — одобрительно кивает гостья. — Не волнуйся, от самой магии ты не умрёшь, но покой потеряешь. И тоска заест, если не будем видеться.
Неужели заест?
— Иными словами, ты ядовитая, — подвожу я итог. — Не повезло мне, сам виноват. В другой раз не поведусь.
— У меня это тоже впервые— усмехается гостья. — Надо было перетерпеть, но зубы сами ухватились.
Клыки у неё, правда, острые! Как у хищной рыбы. Смотреть не хочется, а не смотреть не могу. И пятиться некуда — позади жаровня с огнём.
— Вот сейчас ты зачем подошла? — интересуюсь я для порядка.
— Просто так, — уверяет, — лицо твоё запомнить.
Спасибо, рассмешила.
— И без того не спутаешь.
По-моему, она что-то своё видит, а слов и вовсе не слушает.
— Так и знала, что рыжий, — это она мне сообщает, — пока мокрый был, и не разглядишь! Вечно меня на рыжих тянет, кожа у вас тоньше, что ли?
— Подозрительная похвала, — отмечаю я, задержав дыхание.
— А глаза как океан под солнцем. И также цвет меняют, — прибавляет она задумчиво.
У меня глаза цвет не меняют, я не маяк. Это у неё в глазах какое-то движение — будто ураган во мгле кружит. И пахнет она подводной мглой и тленом. С минуту эта нежить глядит исподлобья, а потом договаривает, скривившись:
— Не люблю солнце.
— У всех разные вкусы. Может, отцепишься по-хорошему? — предлагаю я, покрепче перехватив Перо.
Она уже перебралась лапкой со своих волос на мои и также их путает. А пальцы ледяные, что твоя смерть! Ещё и спрашивает:
— Тебе что, жалко?
— Мне не жалко, мне жутко, — говорю я, стараясь не замечать это копошение, — вдруг опять тяпнешь?
Она так и расцвела.
— Что, уже хочется?
Была охота, ага.
— Я не пойму, ты так влюбилась или оголодала, — рассуждаю я с грустью, — но, если свои шутки не прекратишь, я тебе Перо в глаз воткну.
По крайней мере, трогать перестала. И на том спасибо. Наклонила голову, ухмыльнулась:
— Тихий-тихий, а смелый.
Спасибо, развеселила.
— Не обольщайся, — улыбаюсь я, — это от отчаяния. А так во мне ровно ничего приятного нет. И даже примечательного.
— Придётся мне свыкнуться, — собирается она с духом. — Погоди-ка, а кровь откуда?
По запаху учуяла, да? У неё даже ноздри задрожали! Я пока не понял, в чём дело. Шею потёр — нет, не кровит.
— Это я себе руку проткнул Пером. Нервничаю.
Неужели отодвинулась?
— Не взыщи, — кидает она через плечо, — у нас это само собой получается. Тоже магия — чтобы подбираться к добыче. Теперь я, конечно, ни-ни. Связь есть Связь. И вообще, я не большая мастерица голову морочить. Мне проще скоростью взять.
Не сразу найдёшь, что возразить. В таких случаях лучше помолчать, и я молчу, слизывая кровь с ладони. Где-то тут бинт оставался, но не хочется делать резких движений. Раз эта нечисть скоростью берёт!
— Будь аккуратнее с ранами. Связь от этого крепнет, — разъясняет гостья, а сама просеивает золу в жаровне. Словно песок — набирает в кулачок и высыпает тоненькой струйкой.
Я прячу за спину повреждённую руку и задаю безнадёжный вопрос:
— Ты о чём-то другом иногда думаешь?
— А у тебя мысли поважнее? — сомневается она. — Тогда я могу одеться, чтобы не отвлекать. Если есть, что надеть.
— Там, — киваю я, — сундук под столом. Бери, что приглянется.
Сундук большой, кованый, но она его выдвигает одним махом. Я всё порывался его разобрать и приспособить для хозяйственных нужд. Но всякий раз захлопывал крышку. Нехорошо делалось. Да и на что мне платья?
А девчонке сгодятся. Она первое же и натянула — голубенькое.
— Длинно! — огорчается. — Иголку мне дать не побоишься? Подол подогнуть.
— Отрезать быстрее, — подсказываю я, — кому их носить?
— От матери остались? — хмурится она. — А матери уже нет?
Сметливая какая!
— Ну, значит, не обидится, — решает гостья, передвинув сундук к стенке, — я ещё гребень возьму, ничего? Глядишь, и за человека сойду!
Вряд ли, но хорошо, что она притихла. На сундук вскарабкалась и косы расчёсывает. А глаза прожорливые.
— Давно ты здесь? — спрашивает.
— С рождения, — я ищу, во что упереть взор, и выбираю лесную даль за окном.
— Это сколько?
— А нужна точная цифра?
Не то чтобы я тут календари рисовал! Но она так посмотрела, что поневоле ощутишь себя недоумком.
— Пусть будет восемнадцать, — решаю я.
— Лет?
— Ну да.
— Ну мало ли!
Как-то не захотелось её в ответ расспрашивать. Скажет — две тысячи, мне что тогда, полегчает?
— А звать тебя как?
— Раньше звали Ильмом, — припоминаю я, разглядывая волны в другом окне.
— А теперь? — удивляется она.
— Теперь звать некому.
Усмехнулась — словно бритва блеснула.
— Ты долго будешь там стоять, Ильм? Как дальше устроимся?
— Как-нибудь, — я, наконец, решаюсь на неё посмотреть, — полы, что ли, помой, когда причешешься. Раз ты теперь за хозяйку. А я схожу на берег, проверю сети. Примерно так и заживём.
— Можно и так, — соглашается она, немного поразмыслив, — только я рыбу не ем. Даже сырую.
Отлично, мне больше достанется.
— Для тебя нормальная еда, как отрава? — спрашиваю я, ища, во что переодеться.
Собирался вот штаны починить, так и не собрался.
— Смотря что считать едой, — рассуждает гостья, мечтательно облизнувшись, — не отрава, но всё равно что землю жевать. Разве что вырвет. Желаешь удостовериться?
— Не особенно, — признаюсь я, заматывая в сухую рубашку Перо и книги. — Лучше принесу ракушек.
— На что они мне? — недоумевает гостья.
— Бусы сделаешь.
В самом деле, не вечно же тут сидеть, если она не уходит? Раз кровожадная нечисть, так непременно воровка? В итоге я выбираюсь за рыбой. Или топиться — какое настроение будет. Самое нужное я забрал с собой, потому что закралась мысль вовсе не возвращаться. Но как без меня корабли?
Пока я сети вытягивал, пока улов выпутывал, тоски и беспокойства не ощущал. Наоборот, полегчало оттого, что не было видно эту напасть. Ну а
