никогда не упоминали ни о чем подобном, но вчера, поглощенный проблемой выживания, забылся, и вот…
— Тебе показалось? — переспросила Далия. — Нет, Рейн, человеку с даром этера не кажется. Человек с даром этера всегда видит больше, чем обычные люди, видит скрытое, и ты это прекрасно знаешь.
Да, что-то такое она уже говорила, когда только узнала о моем даре.
Я пожал плечами.
Далия еще некоторое время пристально смотрела на меня, потом вздохнула и устало потерла лицо руками.
— Ты ведь даже не понимаешь истинное значение того, что увидел? Верно?
Я позволил тому недоумению, которое действительно ощущал, отразиться на своем лице, и Далия кивнула.
— Да. Не понимаешь.
Посмотрела на дочь, которая сонно моргала и явно собиралась снова заснуть.
— Тея нас не слышит. Вернее, слышит, что мы начали рассуждать о скучных деталях финансирования отдаленных гарнизонов. Можно говорить без опасений.
Да, точно, я помнил — особая магия Далии, которую она уже однажды применила в моем присутствии.
— Лисий облик — внутренняя магия клана аль-Ифрит? — спросил я.
— Это… куда больше, чем просто внутренняя магия, — после паузы отозвалась Далия.
Прозвучало зловеще.
— Я могу забыть о том, что это видел, — предложил я.
— Да… — сказала она медленно. — Да, так будет лучше всего. И я попрошу тебя дать мне клятву именем Пресветлой Хеймы… и именем Восставшего в Бездне.
— Что? — я заморгал. — Именем Хеймы понятно, но…
— Как и любой близкий потомок демона, ты ходишь по краю, особенно сейчас, до инициации. И если однажды сорвешься и не сможешь совладать со скверной, то власть клятвы, данной именем человеческой богини, над тобой исчезнет, останется только власть демонического бога.
Да что ж у нее прогнозы-то мрачные такие⁈
— Хорошо, дам обе клятвы, — согласился я, и не удержался от еще одного вопроса: — Значит, вы больше не считаете меня посланником Пресветлой Хеймы?
Она вздохнула.
— Пока не случилось ничего, что меня бы разубедило. Скорее, наоборот.
Ха, так я и знал, что тот разговор с демоном она воспримет слишком всерьез!
— Убить посланника богини — великий грех, — продолжила между тем Далия, — но знал бы ты, Рейн, сколько ее избранников погибло или стало одержимыми, так и не успев получить полного божественного благословения! Демоны и люди-отступники не остановятся ни перед чем, если заподозрят, что кто-то был избран Пресветлой Хеймой. Поэтому я должна обезопасить свою семью на случай любого исхода.
— Я дам обе клятвы, — повторил я.
Клятва именем Пресветлой Хеймы была мне знакома, и клятва именем Восставшего из Бездны, как оказалось, практически не отличалась от первой. Как ни странно, но менялось только имя бога.
После обеда — пойманной и по-быстрому зажаренной на углях куропаткой — мы продолжили путь и, наконец, добрались до нужных ворот, где ждал нас охранник с лошадьми.
И он ждал…
То, что от него осталось…
Некоторое время мы в молчании разглядывали дочиста обглоданные белые кости человеческого скелета и, в некотором отдалении от него, такие же голые кости лошадей и обрывки сбруи. Человека же неведомый враг съел вместе с одеждой.
— Значит, пойдем пешком, — наконец сказала Далия.
— Стражи Мертвого Города выходят за его пределы? — спросил я, вспомнив попытку псевдо-Усача мной перекусить.
Принцесса покачала головой.
— Не представляю. Я и о существовании самих стражей узнала только сегодня. Об этом месте, — она кивнула на ворота, — точно известно только то, что оно проклято. Мы первые за не знаю сколько веков, кто вышел из него живым.
Похоже, решение Далии войти в Город Мертвых было еще более опрометчивым, чем я изначально думал.
Вскоре пошел дождь. Воздушный щит, поставленный Далией, защищал от капель, но пропускал влажный, промозглый ветер, идущий со стороны Города Мертвых, в котором, кроме обычных запахов травы и земли, чувствовались непривычные нотки. Этакое плотное смешение сладковатых цветочных ароматов, запаха раскаленного на солнце камня и горящей древесины.
— Чувствуете? — спросил я Далию.
— Да, — отозвалась она коротко, потом пояснила: — Такой запах появляется, когда приносят жертву Восставшему из Бездны.
— Жертву на том зиккурате? — уточнил я.
— Скорее всего.
— То есть… этот «Бесформенный бог» и есть Восставший из Бездны?
Далия уставилась на меня недоуменно.
— Конечно. А ты что думал?
— Ну, откуда мне было знать, — пробормотал я. — Может, этих демонических богов целая куча…
Должно быть, стражи решили принести в жертву того самого безносого демона, чья кровь упала на ступени зиккурата и пробудила «слуг». То ли «слуги» без жертвы отказывались снова засыпать, то ли еще что…
— Странно, что этот запах дошел до нас, несмотря на расстояние и дождь, — сказал я. — От зиккурата мы ушли уже достаточно далеко.
— Не странно, — рассеянно отозвалась Далия, делая в воздухе какие-то пассы руками. — После любого жертвоприношения этот запах расходится на сотни миль. Сегодня, думаю, его почувствуют даже в столице.
Воздух вокруг ее рук засветился было, но тут же погас.
— Обычно после жертвоприношения все твари и демоны активизируются, — пояснила она мне. — Пока тут спокойно, но все же не будем останавливаться на ночлег, отойдем подальше.
Я кивнул — спать неподалеку от ворот Города Мертвых мне тоже не хотелось.
До ближайшего холма мы добрались уже в полной темноте, так что дорогу нам освещало несколько бледных магических огней Далии. Зажигать что-то более яркое она не захотела — боялась привлечь ненужное внимание.
После скудного ужина остатками куропатки малявка заснула, а вот я, несмотря на предыдущую бессонную ночь, не только не хотел спать, но даже не ощущал усталости. Странно. Хотя, с другой стороны, я понятия не имел, как должны были подействовать на меня все предыдущие события, например, та ночевка в святилище Бесформенного. Или как влияли оба демонических кнута, с которыми я так и не расстался.
— Вокруг нашего лагеря я поставила несколько тревожных линий и базовую защиту, — сказала Далия, — но не уверена, что этого хватит.
— Будем ночами дежурить, — предложил я. — Могу взять первую смену.
— Хорошо, — согласилась Далия, но ложиться рядом с малявкой не стала. Сцепила руки в замок, положила на колени и некоторое время сидела так. Потом негромко сказала:
— Сегодня ты спас жизнь моей дочери, а прежде
