и знающим, что сеять распри. При поддержке этой новой армии она уничтожила своего несостоявшегося свекра и опять распределила имущество противника среди баронов, утихомиривая недовольных, поддерживая сторонников.
Чтобы удержать трон, ей приходилось идти на всё более суровые меры, и каменная маска, скрывавшая ее чувства, становилась все тяжелее и тяжелее. Окруженная людьми, ненавидевшими или боявшимися ее, она никому не доверяла и говорила себе, что не нуждается в этом. Однажды, вскоре после восшествия на престол, она позвала к себе в служанки свою давнюю нянюшку, но та отказалась входить во дворец. Аттолия в ярости поскакала в ее родную деревню, чтобы арестовать женщину, посмевшую отвергнуть королевское доверие.
Нянюшка, смолоду ухаживавшая за маленькой Аттолией, достигла средних лет. Она была замужем и воспитывала детей. Она вышла во двор и, глядя на королеву, спросила:
– Где мои дети? Где мой муж, ваше величество?
Аттолия и не заметила, что их нет поблизости. Не обратила внимания, пока женщина не указала на это.
Няня подошла ближе к королеве и объяснила:
– Ко мне пришли два человека и сказали: они уведут моих детей и проследят, чтобы с ними ничего не случилось, пока я служу королеве. Это вы их послали?
Аттолия, онемев, покачала головой.
– Я так и думала. Сейчас мой муж забрал детей и укрылся с ними. Но что с ними станется, если я пойду к вам служить? И сможете ли вы мне доверять, если не убережете их от беды?
Она положила руку Аттолии на колено. Жест был молящим и при этом успокаивающим. Аттолия покачала головой.
– Ваше величество, вы искали вашу давнюю нянюшку, чтобы доверить ей свою жизнь. Но ее больше нет. Теперь вы никому не можете доверять.
Аттолия развернула лошадь и ускакала.
В тот год она велела сделать себе золотую ленту с рубинами, чтобы носить на голове вместо королевских драгоценностей. Лента была точной копией обруча, украшавшего статую богини Гефестии в главном храме Эддиса. Гефестия правила богами точно так же, как Аттолия намеревалась править своими баронами. В одиночку.
Она вернула в сокровищницу золотых пчел и остальные королевские драгоценности, выкупив их у тех, чью верность оплачивала. Если чего-то вернуть было нельзя, приобретала замену. Однако ленту носила каждый день, напоминая подданным о своей власти. А по ночам держала ее в бархатном футляре у кровати.
Однажды утром она обнаружила, что лента чуть-чуть сдвинулась. А рядом лежала пара подходящих рубиновых сережек. Сначала она решила, что это чей-то мелкий подхалимаж, возможно, от недавно назначенного посла Медии или от кого-нибудь из придворных, жаждущих милости, и попал он сюда при попустительстве кого-то из служанок. Она уже приступила было к допросу своих горничных, как вдруг в душу закралось мучительное подозрение: никакой это не подарок, а просто эддисский вор снова посмеялся над ней. Она ни разу не надела те рубины. Так и держала в отдельном бархатном футляре рядом с головной лентой.
В лучах лунного света она снова вздохнула, встала с кресла и на одеревеневших ногах побрела посмотреть на сережки. Открыла футляр, передвинула их по бархату длинным ногтем, стараясь не касаться, как будто они были раскаленными. Захлопнула футляр, кинула халат на кресло, легла и наконец-то уснула.
* * *
– Она отвоевала Тегмис. – Нахусереш сидел в своем кабинете и постукивал по колену уголком сложенного письма.
В дверях стоял Камет.
– Вам нужен предлог для высадки на суше? – спросил он.
Нахусереш взял с секретарского стола еще одно послание. Император жаждет новостей об успехах, он не обрадуется, услышав, что Аттолия снова прибрала к рукам Тегмис. Посол не ответил на вопрос секретаря и стал размышлять вслух:
– Я слишком мало разговаривал с ее генералами. У нее хватает ума прятать их от меня. То кто-нибудь из них в отъезде, то беседует с королевой… Она не дает мне шансов познакомиться с ними поближе. Если бы я знал, кто из них планирует взятие Тегмиса, то убил бы его, а ее прижал к стенке. Тогда она, стремясь получить помощь, отдала бы нам все что угодно.
– А если вы не можете вычислить, кто из генералов нашептывает ей, и не можете лишить ее военной поддержки, что тогда? – спросил секретарь. – Император не начнет войну с континентальными державами. Их связывает договор, согласно которому они обязаны защищать это побережье в случае вашего нападения.
– Так или иначе, мы добьемся от нее приглашения, а когда мы сюда войдем, отправить нас домой будет нелегко, – сказал медиец. – Но, Камет, в последнее время я замечаю у тебя печальную склонность ошибаться в местоимениях. Надо говорить не «вашего нападения», а «нашего нападения».
Секретарь опустил глаза и замер неподвижно.
– Прошу прощения, – выдавил он.
– Ну конечно. – Медиец вгляделся в секретаря сквозь прищуренные веки. – Камет, ты питаешь склонность к варварским развлечениям?
Раб, не сводя глаз со стола, еле заметно покачал головой.
– Надеюсь, я вас не рассердил. – Он поднял глаза и отважился на заискивающую улыбку.
– Небеса всемогущие, – ахнул Нахусереш. – Камет, да ты влюблен!
Камет снова опустил глаза и сказал, защищаясь:
– Она очень красива.
Нахусереш рассмеялся:
– Что верно, то верно. Она так красива, что восхитятся даже коты при императорском дворе, но вот уж не ожидал, что ты падешь жертвой хорошенького личика.
Секретарь пожал плечами. У него хватило мудрости не говорить, что он глубоко сочувствует королеве варваров, потому что выбора у нее становится все меньше и меньше, а свобода ускользает с каждым днем.
Королевский инженер следил, как вода вытекает из Гамиатесского водохранилища через шлюз в дамбе, и докладывал королеве Эддиса о результатах промеров. После сильных весенних дождей и снеготаяния в горах ворота оставались открытыми. Если их закрыть, водяной поток сметет шлюз.
Напор воды начал слабеть, лишь когда в низинных странах наступило лето. Аттолия и Саунис продолжали воевать, а Эддис так и остался зажатым в горах: с одной стороны горного ущелья путь преграждали войска Аттолии, с другой стороны – Сауниса. Аттолия отступила с островов, отвоеванных Саунисом, и терпеливо ждала, пока противник совершит ошибку. Наконец инженер доложил, что опасность миновала. Теперь можно закрыть ворота хотя бы на один день или на одну ночь, не опасаясь, что река прорвет дамбу. С закрытыми воротами река Арактус превратится в тоненький ручеек. Эддисская армия двинулась из верховий ущелья вниз, в Аттолию, оставив лишь небольшой отряд защищать Главный мост на случай, если Саунис решит атаковать, пока эддисские войска где-то разгуливают.
* * *
По ночам широко раскинувшиеся походные костры показывали, что эддисская армия, идущая в наступление на Аттолию, очень велика. Аттолия давно догадывалась, что рано или поздно Эддис пойдет на прорыв, иначе будущей зимой стране придется голодать.
– Она не сговорилась с Саунисом? Ты уверен? – расспрашивала она секретаря архивов.
– Никогда и ни в чем нельзя быть уверенным, ваше величество. – После внезапного возрождения эддисского вора Релиус стал осторожнее. – Но если Саунис и заключил какой-то договор с Эддисом, никому об этом не известно. Не говоря уже о том, что, когда вы вступите в войну на суше, он вряд ли упустит удобную возможность атаковать.
– Мы сможем удержать побережье. – Аттолия нимало не обеспокоилась. – А если и потеряем острова, то потом легко отвоюем их обратно. Пока Тегмис и Солон в наших руках, ему будет нелегко воевать на суше. По-моему, Эддис делает тактическую ошибку, если считает, что мы окажемся зажаты между нею и Саунисом.
– Вы поручите медийским кораблям прогнать флот Сауниса?
Аттолия покачала головой:
– Нет. Обойдемся без их помощи.
* * *
Солнце садилось. Инженер Гамиатесского водохранилища приказал опустить ворота главного шлюза и внимательно следил за тем, как идет работа. Вода напирала на деревянные створки и струями просачивалась в узкие щели между досками, но ворота держались. Королевский гонец принес весть об этом во дворец, и те, кто ждал там, взялись за дело. Эддис дала последние наставления генералам, офицерам, отвечавшим за войска,
