и проснулась. Медленно села, прогоняя остатки дурного сна, обвела взглядом комнату. На тумбочке горела небольшая лампа, но в углах, куда не проникал свет, клубилась темнота. За шкафом маячила тень. Другая, еще темнее, виднелась у края шторы. Королева села, прислонившись к подушкам. Натянула одеяло до подбородка и с трудом подавила противоречивое желание – чтобы пришла старая нянюшка и разогнала темноту. Желание было противоречивым потому, что она и сама не знала, чего хочет – чтобы в тенях никого не оказалось или наоборот. Так она сидела и смотрела, пока не занялась заря. С приходом дня тени посветлели и растаяли.
* * *
Когда в небе угас последний отблеск вечерней зари и воды Арактуса схлынули, солдаты, разминая затекшие руки и ноги, спустились на обнажившееся речное дно. Из отряда, шедшего выше по течению, прибежал гонец. Он сообщил: когда воды Арактуса наполнили каньон, течением сорвало три пушечных ствола. Два из них разрушили опоры настилов, стоявших ниже того места, где находились Ксенофон и Эвгенидес. Погибли шестнадцать человек. Четверо из двадцати, находившихся на тех настилах, сумели ухватиться за опоры, и их удалось спасти. Об остальных ничего не известно.
Пушки были найдены на краю заводи под последним большим водопадом. Две раскололись и в дело не годились. Третью, решил Ксенофон, можно транспортировать дальше. Увидев их у берега, он фыркнул и сказал:
– Хорошо хоть, не надо выкапывать их с самого дна.
Заводь была глубокая, а там, где обрушивалась вода, еще глубже. Дно терялось в темноте, и поднять из глубины чугунную пушку было бы невозможно.
Земля стала ровнее, ущелье расширилось, и солдатам хватило места разместиться на день с относительным удобством. Костров не разводили, но люди смогли достать из непромокаемых заплечных мешков сухие штаны и туники и переодеться. Когда солнце село, Ксенофон осторожно двинулся в переход через пустошь. И опять пушки катились невероятно медленно, а солдаты, тащившие их, ругались на чем свет стоит.
– Аттолийские пограничные патрули сюда не доходят? – спросил Ксенофон у Эвгенидеса. Собственно, уточнять не было нужды, все эти подробности были обсуждены еще в Эддисе, но Эвгенидес охотно заверил его еще раз, что нет, не доходят. Он был рад, что ответственность лежит на Ксенофоне, а не на нем.
– Вряд ли они погонят лошадей на пустошь без веской причины, тем более ночью, – ответил он.
Ксенофон радовался, что вор больше не сердится на вчерашнюю генеральскую оплошность.
– Это самый дурацкий план, в каком я участвовал за всю свою карьеру, – сообщил он.
– Обожаю дурацкие планы, – отозвался Эвгенидес. – Долго нам придется идти через пустошь?
– Вдвое дольше, чем шли бы без этих твоих никчемных пушек.
Эвгенидес рассмеялся.
* * *
Когда эддисийцы добрались до края пустоши, их окружила бескрайняя роща под названием Оливковое море, тянувшаяся вдоль подножия Гефестийских гор в Аттолии. Солдаты перестроились в четкие ряды и сели отдохнуть. Костров не разжигали, и оливковые деревья скрывали войско от чужих глаз. Днем офицеры направили солдат на узкую тропу, петлявшую среди олив, и начался переход к Сеперкии. Еще не выйдя на дорогу, они повстречали торговца лошадьми. На вид он был суров, с такими нелегко иметь дело. Однако он охотно уступил эддисийцам своих лошадей и, ничего не взяв взамен, скрылся среди олив в направлении Эддиса.
Лошадей впрягли в пушечные лафеты. Эддисийцы, ведомые осторожным Ксенофоном, вышли с узкой тропы на дорогу и по ней приблизились к маленькому городку на реке. Горожане безо всякого любопытства взирали на солдат в тяжелых стеганых туниках, служивших и мундиром, и доспехами. У всех туники были выкрашены в небесно-голубой и желтый – цвета аттолийской армии. Замаскированные эддисийцы прошли через город к порту, где их ждали четыре речных корабля. Без единого слова офицеры направили солдат вверх по сходням и завели на борт. Те, кто тащил пушки, разговаривали вполголоса, скрывая эддисский говор. Они распрягли лошадей, подтащили пушки к краю пристани, с помощью подъемных блоков погрузили их на один из кораблей.
Эвгенидес смотрел за погрузкой, но вмешаться не мог, лишь шепнул Ксенофону:
– Ради всех богов, только бы никто не заметил, что мы запихнули двенадцать пушек на один речной кораблик.
Ксенофон поморщился, но и он тоже не мог ничего поделать. Если бы он отдал приказ и кто-нибудь из солдат ответил, это сразу выдало бы их с головой. В городе были и другие солдаты, и надо было отчаливать как можно скорее. Через час погрузка закончилась, лодки двинулись вниз по течению, а доверенный агент Эддис, организовавший корабли, доложился Ксенофону. Он был купцом, жил в одном из городов-государств Полуострова, не присягавшем на верность ни Эддису, ни Аттолии. Больше всего он ценил собственный карман. Он останется с эддисийцами, пока для них не минует нужда скрываться.
Корабли были полны припасов, на каждом стоял кирпичный очаг, чтобы готовить еду. В солдатские кружки налили горячего кофе, и солдаты, с удобством расположившись на борту, приготовились к долгому путешествию. Они не рискнут причаливать к берегу, пока не придет пора высаживаться.
Аттолия расслабленно откинулась на спинку большого приподнятого кресла, служившего ей троном, когда она бывала в Эфрате. До нынешней войны с соседями она редко заглядывала сюда. Эфрата – замок маленький. Подобно многим крепостям Сауниса и Аттолии, когда-то он состоял всего из одной большой комнаты, служившей домом какому-то мелкому князю, но затем разросся, и комната стала парадным залом укрепленной резиденции. Само слово «мегарон», первоначально означавшее дом с одной комнатой, ныне относилось и к крепостям такого стиля, и к большому парадному залу.
Неподалеку была гавань, правда, маленькая и плохо защищенная от летних штормов, поэтому крохотный городок на ее берегах никогда не процветал. Теперь это как нельзя лучше отвечало замыслам королевы: она находилась близко к армии, перекрывавшей путь к Эддису через ущелье, и могла легко передавать приказы на корабли, входившие в гавань и покидавшие ее. Ни один корабль не оставался здесь надолго. Ее флот был не настолько велик, чтобы держать боевые суда в бездействии. Все крупные корабли ходили между островов. Обычно она отправляла приказы на небольших быстроходных вестовых судах, но два из них были отосланы не далее как накануне – один отвозил секретаря архивов обратно в столицу, чтобы тот присматривал за тамошними событиями. Поэтому гавань опустела совсем.
Сидя на троне, королева слушала донесения из своей армии и от шпионов Релиуса. Шпионы докладывали в основном о положении дел в ее собственной армии и о поступках потомственных офицеров, однако подтверждали, что эддисское войско стоит лагерем у самого входа в ущелье.
Аттолия посчитала это тактической ошибкой и порадовалась. Эддис отодвинула войско от позиций, где оно находилось под прикрытием собственных пушек, и теперь ей нелегко будет отступать вверх по узкому ущелью. Она собралась было созвать своих офицеров на военный совет, как вдруг объявили о прибытии медийского посла. Королева отпустила всех, кто был рядом, и улыбнулась медийцу.
– Вашему величеству вряд ли стоит прерывать свои дела ради меня, – вкрадчиво произнес он, подходя ближе.
– Дела подождут столько, сколько я хочу, Нахусереш. Я думала, вы далеко отсюда, в столице.
– Без вас там было невыносимо скучно. – Он склонился над ее рукой. – И я крайне тревожился, зная, что вам, возможно, очень нужна моя поддержка. – Он сказал это с улыбкой, словно заверяя, что пошутил, что не сомневается в ее способности направлять войска и баронов на победоносную войну с Эддисом.
– Как приятно иметь рядом друга. – Королева пожала ему руку и отпустила. – Но величайшая ваша поддержка – это ваше общество.
Она знала, что военные корабли медийского императора кружат в открытых водах сразу за внешними островами, готовые прийти ей на выручку.
– Ради такой чести не жаль преодолеть самое большое расстояние, – сказал медиец. Выпрямившись, он обвел взглядом зал и на краткий миг обернулся.
Королева подкрепила этот тонкий намек, кивнув горничной, и та принесла кресло.
– Ваше величество весьма любезны, – сказал Нахусереш, присаживаясь. – Но, по-моему, дворецкий плохо служит вам.
Он
