правую выше раны. Лицо великана побелело, и он, обессиленный, присел на корточки. Вот-вот плюхнулся бы спиной в лужу, но его поддержали. К нему на помощь поспешили женщины.
— Криспен! — хрипло крикнул Ласка, переводя дух, — Где ты, трус!
— Да здесь я, — дрогнувшим голосом ответил Криспен.
Ласка повернулся к нему. Нож Оксаны только что сверкал полированным лезвием в белой руке. Теперь и нож, и рука в крови. Она уколола Криспена, когда Папильон отказался его послушать.
Сломанные ребра, раненая левая рука. Пот заливает глаза, легкие вырываются из груди. Вольф не боец. Во дворе еще добрая сотня врагов. Оксана очень вовремя появилась.
— Я предлагал золото за девку, вы не взяли, — сказал Ласка.
Во дворе толпился народ. Каждый остановился там, где его застали реплики Ласки и Криспена.
— Разошлись все! — крикнул Ласка.
Правда, по-итальянски, но взмахнув саблей. Его поняли правильно и отбежали подальше.
— Теперь отдайте мне Амелию, а золота я не дам нисколько. Еще не хватало просить разбойников, чтобы они приняли деньги.
— Но просил же, — ухмыльнулся Льевр, который не потерял сознание, а сидел на земле, вытянув сломанную ногу,
— Придя в гости, было бы невежливо не попробовать договориться по-хорошему.
— В гости! Невежливо! — раздалось из толпы, — Посмотрите, какой посланник! Да он, может, еще верительные грамоты вручит?
Чернь расхохоталась, как будто посередине двора стоял не воин, об которого обломала зубы гвардия, а шут гороховый.
— Ты не гость, — сказал Криспен, — Тебя сюда не звали, и ты вошел без стука и без разрешения.
— Да надоел ты уже, — сказал Ласка, — Режь его и уходим.
— Ты уверен, что уйдешь? — сказал Льевр, — Мы тебя похороним.
Толпа не по-доброму загудела.
Ласка подошел к нему, опустив руку с саблей, взмахнул клинком снизу вверх и взрезал горло «самому быстрому ножу Парижа».
— Кто-то еще не уверен, что я уйду?
— Он не сопротивлялся! — крикнул Криспен.
— Он не сдался и не просил пощады, — ответил Ласка.
— Пусть уходит! — сказал Наслышка.
Он уже успел нырнуть в толпу и вынырнуть с Амелией.
— Чур, не догонять, — сказал Ласка.
— Я… не… доживу, — сказал Вольф еле слышно.
Амелия подбежала к Вольфу, плюхнулась на колени в грязь и положила его голову себе на бедра.
Ласка направился к второму волку, который с самого начала поймал укол в горло. Оборотни быстро восстанавливались, и волк уже поднимался на ноги.
— Не убивай его, — с усилием повернул голову Вольф.
— Какой ты добрый, — сказал Наслышка.
— Мы с ним одной крови. Не убивай.
Ласка остановился.
— Можешь не убивать? — спросил Наслышка.
— Видит Бог, я совсем не хотел проливать кровь.
— Я не Бог, но я тоже видел, что ты не хотел. Жаль, что меня не послушали.
— Кто это? — спросил Ласка, оглядывая поле битвы и остановив взгляд на жабоголовом.
Из груди жабы торчал кинжал. Вошел на всю длину, а клинок там почти с локоть.
— Ты не знаешь, кто это? — спросил Наслышка.
— Ты про жабу?
— Это Ахупор, сын Меднобородого, если тебе что-то говорит это имя.
— Что может делать принц в такой дыре?
— У него были дела с парижскими книжниками. Жил у нас, потому что в городе, полном церквей, не так уж много мест, где можно жить в своем истинном обличии, чтобы делать вызазки под личиной. Теперь жди беды.
— В аду встретимся, — тихо прохрипел Вольф, — Гад, схарчил мой глаз. Больно.
— Съешь его толстые ляжки, — предложила Амелия.
— Я похож на француза? — Вольф говорил еле слышно.
— Тогда сердце. Доннола, вырежь, пожалуйста, сердце этой жабы. Для вервольфа нет средства лучше, чем сердце врага.
Ласка встретился взглядом с Наслышкой.
— Режь, — сказал тот, — Лучше этого, чем парней.
— Тебе не попадет от его отца?
— Мне меньше попадет за то, что сердце сожрали вы, чем если его сожрет кто-то из наших.
Ласка мог бы оттащить тело и сам, или вырезать сердце на месте. Но левая рука уже не поднималась, а пальцы правой затекли на рукояти сабли, что хоть в тисках отжимай.
— Взяли и понесли, — сказал Ласка двоим мужчинам, оказавшимся перед ним.
Они не то понимали по-итальянски, не то правильно поняли жесты саблей и головой. Подтащили мертвого к Амелии и на всякий случай отошли подальше.
— Вырежь сама, — сказал Ласка.
Ведьма кивнула и взялась за работу. Кинжал оказался достаточно острым, чтобы пошевелив его немного, извлечь клинок из раны и им же дорезать сердце.
— А это кто был? — Ласка остановился у тела Серпа, — Точно не принц.
Острием сабли Ласка сдвинул плотно сидящий капюшон. Лысая голова, ушных раковин нет. Изо рта вываливается раздвоенный язык.
— Уверен? — спросил Наслышка.
— Принц бы учился фехтованию, а не просто махал тесаком.
— Не знаю, кто он. Беглец очень издалека. Пришел сюда раненый, не говорил по-французски. Даже Жорж не смог сказать, кто он.
Наслышка кивнул на псоглавца. Тот до сих пор сидел на земле, придерживал руками вывихнутую челюсть и скулил.
— Ладно. Я забираю Амелию, и мы уходим. Еще мне нужна тележка или носилки. И двое носильщиков. Можно четверо.
— Ты не слишком обнаглел? — спросил Криспен.
— Сабля все еще при мне, поэтому не слишком.
— Ты вообще чего-нибудь боишься? — спросил Наслышка.
— Бога боюсь.
— И все?
— И отца немножко.
— Первый после Бога? Хотел бы я, чтобы меня так почитали сыновья.
— У тебя полжизни впереди.
— Пусть забирают что хотят и катятся на все четыре стороны, — сказал Наслышка, повернувшись к Криспену.
— Почему? — спросил Криспен, — Если я скажу…
Оксана ткнула его ножом, и он замолчал.
— Ты сильно хочешь, чтобы мстить за этого Доннолу заявился единственный человек во всем белом свете, которого он боится? — спросил Наслышка, — У нас разве есть вторая гвардия?
— Батя сам не пойдет, он братьев отправит, — сказал Ласка.
— Они такие же, как ты? — спросил Криспен.
— Побольше меня, но поменьше, чем он, — Ласка кивнул на Папильона.
— Забирай, что хочешь, и проваливай.
— Я же говорила, что надо купить сковородку
