мешочком пороха и несколькими горстями камешков из-под ног, запыжили чьей-то шапкой.
Мортира выстрелила, когда до василисков осталось шагов двадцать. Вообще, мортиры не предназначены для стрельбы прямой наводкой. И не предназначены для стрельбы картечью. И для охоты на дичь не предназначены. Эстетствующий охотник, высокомерно глядящий на оружие военного происхождения, сдох бы рядом с исправной мортирой. А нормальный человек, даже если он гном, отстреливается от кого черт принес из чего Бог послал.
Из короткого ствола камни полетели с большим разбросом. Троих василисков порвало в клочья, еще одному снесло голову, а другому крыло. Бескрылый сбился с шага, запнулся правой ногой о левую и забавно плюхнулся вперед, воткнувшись клювом в плотный грунт.
Ласка крикнул лошадям, чтобы не бежали, но поздно. Лошадь Бенвенуто вырвалась и понеслась вдоль черной дороги. Толстушку и свою Вольф успел привязать к телеге.
Первый набег был пробным. На второй василиски атаковали по-настоящему, распределив цели. Выпустив последнюю стрелу, Ласка бросил лук в телегу и выхватил саблю. С замаха снес голову своему птицезмею, а других на расстоянии вытянутой руки не оказалось.
Двое запрыгнули в телегу. Гномы накинули на одного большое полотнище и били его со всех сторон молотами и топорами. Второму запутали ноги вожжами, он свалился за борт и дергался, не понимая, как выпутаться. Похоже, их анатомия не позволяла дотянуться клювом до ног.
Одного принял на меч Бенвенуто, но длинный тонкий клинок не попал в действительно убойное место. Василиск клюнул живописца в левое плечо, пробежал мимо и развернулся. В его туше торчал меч, а Бенвенуто держался правой рукой за рану, и его левый рукав краснел на глазах.
Еще одному Вольф рубанул кордом по шее, голову не снес, но повредил хребет и кровоснабжение мозга. Василиск отбежал от телеги и выписывал циркуляцию, уже по инерции и не проявляя агрессии.
Оставшиеся же два могли бы сильно повлиять на расклад сил, если бы не выбрали жертвами лошадей. Лошадь Вольфа лежала с разорванной шеей и судорожно дергала ногами. Толстушка вырвала доску из телеги, за которую Вольф ее привязал, отбежала на десяток шагов и вставала на дыбы, пытаясь отбиться копытами от двух василисков.
Ласка подскочил к василиску, которого не добил Бенвенуто, и снес ему голову тем же ударом, как предыдущему. Вольф ткнул кордом в основание хвоста одному из гадов, которые напали на Толстушку. Тот подпрыгнул, обернулся и заставил немца вертеться и отмахиваться, пока не подбежал Ласка и не взмахнул саблей в третий раз. Последнего застрелил гном-арбалетчик.
Бенвенуто сел на землю и стащил дублет с плеча.
— Кровь не останавливается, — сказал он.
Ласка успокоил Толстушку и достал из седельной сумки на мертвой лошади флягу с панацеей. Вернулся к раненому и увидел, что рядом с итальянцем сидит на корточках старый гном. Бородатые-то они все, но у этого борода с сединой, а у остальных без.
— Рану заговорил, кровь остановилась, — сказал гном на неизвестном, но почему-то понятном языке, — Это что у тебя?
— Панацея.
— Настоящая?
— Да.
— Врешь.
— Вот те крест!
— Не надо было этого делать, — нахмурился гном.
— К нам направляется шестиголовый змей, — заговорило зеркало, — Расчетное время прибытия около часа.
— Панацеи дай ему пару глотков и с нами поделись, — продолжил гном, — Не знаю, насколько василиски ядовиты, но из клюнутых не все выживали. И надо убираться отсюда. Другу отдай флягу, а сам лошадь лови.
Ласка кивнул, признавая старшинство, сунул флягу Вольфу, оседлал Толстушку, выехал на черную дорогу и поскакал догонять убежавшую лошадь. Вряд ли она куда-то подевалась из этого ущелья, а по черной дороге скорость в разы выше, чем рядом. Догнал, зацепил поводья за луку седла и по черной дороге повел обратно. По пути его обогнал странный всадник, чья голова выглядела совершенно собачьей. Похож на Жоржа из Двора Чудес, только не бреет лицо под человека. На крупе лошади псоглавца крепились несколько кожаных сумок.
Проезжая мимо побоища, курьер сбавил ход, но не остановился.
— Кому что передать? — крикнул он с седла.
— Бернхарду, чтобы встречал, — ответил седобородый гном и бросил, кажется, монетку.
Псоглавец поймал монету, кивнул и пришпорил коня.
Гномы при помощи Вольфа впрягли на место ослов двух василисков. Однокрылого, который воткнулся клювом в землю, и того, которому запутали ноги. Обоим завязали на головах мешки, связали ноги и запрягли прямо связанными. Один гном копался с ножом в туше убитого василиска.
— Зачем это? — спросил Ласка, — Они разве упряжные?
— Сейчас вашими лошадьми вытащим их на дорогу и станут упряжные, — сказал седобородый, — Не пора познакомиться? Беренгар.
— Ласка, — раз гном ограничился одним именем, то и в ответ одного имени хватит.
— Куда путь держите?
— В Берестье.
— До выхода часа два, а нам чуть подальше проехать. Вашего раненого, седло и вьюки с дохлой лошади положим в телегу, некогда крепить. Цепляй веревки к седлу.
За хомуты василисков вытащили на дорогу. Один из гномов дернул за концы веревок и распутал птицезмеям ноги. Обе твари тут же встали и потянули телегу.
— Погнали! — крикнул Беренгар.
— Змей не догонит? — спросил Вольф у зеркала.
— Змей не будет догонять, — ответило зеркало, — У одиннадцати василисков не вырезаны сердце и печень. Змей будет их есть, а сколько не съест, заберет с собой.
Через некоторое время навстречу проскакал на огромном коне огромный всадник, у которого вместо головы Ласка даже не разглядел, что такое странное шевелилось.
— Кто это? — спросил он у зеркала.
— Шестиголовый змей.
— Он разве не сзади?
— Нет. Я предупредило, что он приближается. Он приближался с этой стороны.
— И никакой опасности, когда мы выехали ему навстречу?
— К этому времени он уже чувствовал кровь василисков.
— Разве василиски не родня
