всему, значит научусь и этому: разом любить битву и печалиться из-за нее.
Подставив лицо ветру, я высунула язык. Ах, это покалывание! Вот она, я. Будущее не способно изменить настоящее. Я погладила жесткую гриву Высокого Бурого. Спасибо тебе, Кибела.
Мы ехали три дня, сначала прямо на запад, затем свернув южнее, а после снова на запад, следуя изгибам береговой линии. Троя находилась на юго-западе, но нашей первой целью был остров Кибелы. Мы хотели поблагодарить ее за грядущие битвы, я же собиралась выразить ей особую благодарность перед моим первым боем.
На наших землях дожди были редкостью, но здесь, вблизи от моря, мы ехали сквозь зябкий туман под хмурыми небесами. Пришлось натянуть на себя леопардовую шкуру, только тогда мне стало почти тепло и почти сухо. Ничто не могло омрачить (ха!) мою радость от нашего путешествия.
Троянцы не возражали против нашей задержки. Они сказали, что сражения на время прекратили, чтобы обе стороны могли провести весенние посадки.
Пен и остальные тут же принялись их дразнить.
– А вы останавливаете бой, чтобы умыться?
Следующей голос подала Ланнип:
– Подстричь ногти на ногах?
– Поиграть с собакой?
– Съесть свежий хлеб? Обожраться от пуза?
Троянцы были в не худшей форме, чем мы, и явно не страдали полнотой. На наше веселье они отвечали натянутыми улыбками.
Я не могла придумать, что еще добавить. Да и я скорее всего была слишком молода, чтобы мои слова встретили с пониманием.
Ланнип снова подала голос.
– Умолять своих богов и богинь дать вам мужества, которого явно не хватает?
От ее прямой наглости я невольно ахнула.
Это троянцы просто так не оставили. Ей ответил Паммон:
– Еще мы останавливаем сражения из-за бурь, которые порой насылает Зевс, и для того, чтобы почтить наших мертвых и предать их земле.
Над этим мы смеяться уже не могли, и над отрядом снова повисла тишина.
Той же ночью, под треск костра, пока мы жевали вяленое мясо, Паммон рассказал нам о том, что стало причиной войны с греками. Оказалось, виной всему была женщина. Троянец украл ее, а греки хотели вернуть.
Вопросов у нас не было, потому что глупо расспрашивать о том, в чем нет никакого смысла, но Паммон добавил, что виновницу похитили из-за того, что она была самой прекрасной женщиной в мире.
Какой смысл красть женщину ради ее красоты? Ведь красота по-прежнему будет принадлежать только ей одной, если только она не рабыня. Паммон сказал, что она царица, но на самом деле она наверняка была рабыней.
Мы, амазонки, тоже были прекрасны, и из-за ярких волос, и благодаря чертам лица, которые, как однажды сказал Пен греческий художник, были воплощенной мечтой вазописца. Но никто не осмелился бы похитить одну из нас, да и мы сами не прожили бы в неволе хоть сколько-нибудь долго.
Утром четвертого дня на нас обрушился дождь. Мой башлык, способный впитать немало воды, промок насквозь и стал совершенно бесполезным. На скаку я отжала его и нахлобучила обратно на мокрую голову, не зная, что еще можно было сделать. Интересно, как я буду взбираться на скалу Кибелы в такую-то погоду. Но я должна! Каждая амазонка обязана сделать это перед своей первой битвой (набеги не в счет). Если я потерплю неудачу, меня просто не пустят сражаться.
Ближе к полудню мы добрались до лодок, которые использовали все почитатели Кибелы. В окружающем нас тумане они выделялись серыми глыбами – всего около пятидесяти, так как некоторые племена были намного крупнее нашего. Лодки лежали достаточно далеко от берега, чтобы их не унесло приливом, весла валялись вокруг, раскиданные ветром.
Амазонки не были мореходами. Нам не нравились водоемы крупнее лужи, но мы были способны пройти на веслах небольшое расстояние до острова Кибелы – если только у ветра не было на нас иных планов. Мое сердце было готово выпрыгнуть из груди. Я хотела сражаться за Трою и была готова умереть в бою, если придется. Чего мне точно не хотелось, так это утонуть.
Мы спешились. Лошади будут нас ждать. Перевернув три лодки, мы подобрали весла и подтащили плоские лодки к кромке воды. Шестеро из нас сели в одну, семеро – в другую. Мне тоже дали весло, что не могло не радовать, так как раньше я была слишком мала, чтобы грести.
Троянцы сказали, что смогут управиться без посторонней помощи.
Мы не просили Кибелу остановить ветер. Троянцы тоже не стали просить Зевса о помощи, но, полагаю, для них, живших у самого моря, такая погода не была серьезной помехой.
Однако стоило нам взяться за весла, как Кибела или их Зевс остановили ветер. Дождь все еще лил, но теперь потоки воды падали вертикально вниз.
В ясный день остров можно было разглядеть еще с земли, но сейчас его скрывала пелена непогоды. Я надеялась, что течение не снесет нас на восток или запад, и мы не пропустим берег, вынужденные грести до самой смерти. В конце концов остров был совсем крошечным.
Мы не промахнулись, но заметили землю, только подплыв почти вплотную. Выйдя на скалистый берег, мы вытянули лодки следом за собой.
Остров казался верхушкой скрытой под водой горы. Я по памяти знала, поскольку видеть сейчас могла не дальше собственного носа, что примерно через четверть мили впереди раскинулся лес, растущий словно прямо из камня. Сама скала Кибелы – в форме кулака, раза в три выше, чем Пен, – стояла между берегом и деревьями.
Кибела жила в пещере под скалой. Если ей хотелось выйти, она поднимала камень и покидала свое жилище, но большую часть времени проводила внутри. И она всегда была там, когда на остров приплывали амазонки.
К скале мы подошли все вместе. Я невольно задумалась, хоть и устыдилась подобных мыслей: что если амазонка погибнет в бою в тот самый момент, когда другие амазонки посетят остров? Что выберет Кибела?
В голове у меня проревел чей-то голос:
– Глупости! Я могу быть в сотне мест одновременно.
Неужели я вот-вот умру, раз она заговорила со мной?
Но я все еще дышала.
В нескольких футах от скалы мы остановились и приступили к ритуалу. Притворяясь лошадьми, мы взрыли землю сперва правой ногой, затем левой. Мы мотали мокрыми головами, словно встряхивали гривами. Мы гарцевали на месте.
Снова став людьми, мы положили руки друг другу на плечи и начали благодарить Кибелу, почти так же, как делали это после ужина. Мы говорили так долго, что Паммон куда-то ушел, а другой троянец сел на землю и принялся
