рисовать в грязи обломком ветки.
Чувствуя необходимость как-то извиниться за свои недавние сомнения, я говорила дольше всех. Я благодарила Кибелу за землю под ногами, за то, что на ногах у меня десять пальцев, что лодыжки сильные, а локти сгибаются.
Пен негромко шмыгнула носом, и я поняла, что она смеется. Тогда я остановилась.
Пав ниц, мы поцеловали мокрый камень, потому что Кибела – богиня земли. Поднявшись на ноги, мы выпустили в небо стрелы, потому что Кибела – богиня солнца.
Влажные губы Пен прикоснулись к моей мокрой щеке.
– Иди, дорогая.
Когда я подошла к скале, ветер снова усилился, разыгравшись даже сильнее, чем прежде. Он выл роем диких тварей, а дождь хлестал по лицу и рукам. Бегом вернувшись к Пен, я отдала ей свою леопардовую шкуру, которая наверняка помешает моему восхождению.
Давным-давно люди вбили в скалу колья. Я положила правую руку на один из них у себя над головой. Колышек был мокрым, скользким и холодным, но держалась я крепко. Хорошенько за него ухватившись, я поставила левую ногу на высоте колена и подтянулась. Так, от колышка к колышку, я поднималась, по пути продумывая молитву, которую произнесу на вершине. На случай если Кибела все еще сердится, я решила позволить себе небольшую импровизацию.
На полпути дыхание начало сбиваться, но в конце концов я добралась до вершины, плоской, но изрытой небольшими впадинами. Выбравшись на нее, я уперлась руками в колени, чтобы немного отдышаться.
Переведя дыхание, я выпрямилась, широко раскинув руки.
– Спасибо тебе, Кибела, которая может быть в сотне мест одновременно. Благодарю тебя, богиня земли и солнца, за то, что даровала мне силу сражаться. Если ты даруешь мне победу, спасибо тебе и за это тоже. Спасибо, Кибела.
Пен издала боевой клич, и все остальные амазонки к нему присоединились: «Ки-и-кии-ка-а!»
Я начала спускаться. Ветер все крепчал, вой перешел в пронзительный свист. Когда я была уже на полпути к земле, сильный порыв оторвал меня от скалы.
Я упала.
Ощущение было такое, словно Кибела ударила меня весом и силой самой земли.
– Рин! – закричала Пен.
Я открыла глаза. Они с Ланнип склонились надо мной. Остальные, включая троянцев, стояли вокруг. Я едва могла вздохнуть. Кибела, я тебя обидела?
Наконец-то мне удалось выдавить:
– Со мной все в порядке. – Стрелы боли пронзали правый бок, на который я упала. Попытавшись было встать, я тут же рухнула обратно.
Пен осторожно перевернула меня на левый бок, затем медленно нажала на правое плечо, пристально наблюдая за моим лицом. Я не вздрогнула.
– Хорошо, – она продолжила свою проверку.
Я стиснула зубы, но все равно не смогла сдержать стон, когда она едва-едва коснулась меня где-то подмышкой. Пен повела рукой ниже, проверяя. Стон. Стон. Еще ниже боль была уже не такой сильной.
– Чувствуешь? – она вдавила большой палец в правое бедро.
– Здесь не болит.
– Но ты чувствуешь? – она ткнула меня в другое бедро. – А здесь?
– Чувствую, как и всегда.
– Могло быть и хуже. Три ребра. – Она похлопала меня по животу. – Какое-то время в битвах тебе не участвовать, Ринни-Рин, – повернувшись к Паммону она добавила: – Чудо-девочка. Первый перелом в ее жизни.
Я едва могла сдержать слезы.
– Я могу драться. Боль мне не помешает.
– Из-за ребер ты умрешь. Когда-нибудь ты возможно погибнешь в бою, как и я, но причиной тому будет не глупость. Я говорю «нет».
Я знала, что при всех спорить не стоит, но глубоко в душе, где никто не видел и не слышал, я во всю глотку кричала протесты и возражения.
– Надолго?
– Пока я не разрешу.
– Когда вы с греками закончите свои посадки? – спросила я у Паммона.
– Примерно через неделю после нашего возвращения в Трою, может чуть больше.
Кто-то помог мне подняться на ноги. И в лодке я теперь была пассажиром, а не гребцом. Мне потребовалась помощь, чтобы взобраться на Высокого Бурого, и, когда мы отправились в путь, я чувствовала себя мешком, набитым камнями, которые бились друг о друга от малейшего движения.
Интересно, а камни способны чувствовать боль? Может, я как-то навредила скале Кибелы, из-за чего она меня и сбросила?
* * *
Ночью Пен нанесла мне на виски и под нос свое усыпляющее средство (кедровая смола, масло ромашки, розы, лаванды и ладана) и оставила рядом открытый флакон, чтобы запах висел в воздухе. Я быстро заснула, сон мой был глубоким и безмятежным, как и у всех остальных в отряде. Даже троянцы поутру казались немного осоловевшими.
Еще день мы скакали по нашим лугам следом за солнцем, мимо проносились редкие деревни. Погода становилась все теплее. Троянцы сбросили свои плащи, под которыми оказались легкие одежды, которые они называли туниками, с застежками на плечах и обнаженными руками.
Теперь моим спутником было не предвкушение, а боль. Острая в первый день, впоследствии она притупилась, но следовала за мной неотступно. Я пыталась сказать Пен, что все прошло, но та видела меня насквозь.
На третий день, ближе к закату, я заметила кролика. Обед! Не успев даже подумать, я стиснула бока Высокого Бурого коленями, переводя его в галоп, и потянулась к гориту за луком. Ай! Ой! Ай! Я резко осадила коня. Кролик исчез.
Ко мне подъехала Пен.
– Когда ты перестанешь бледнеть как полотно, я пойму, что ты здорова. – Она поводила ладонью у меня перед глазами.
По мере того как во мне стихала боль, вместо нее разгорался стыд. Царь Приам ожидал воительниц-амазонок – а одна из них окажется просто раненой девчонкой.
Два дня спустя, как самая зоркая, я первой разглядела холм, на котором располагалась Троя. Скоро стало видно что-то еще, но я никак не могла понять, что же это. Не лес. И уж точно на вершине не могла стоять еще одна гора.
– Пен? – Я указала вперед.
– Я ничего не вижу.
Неведомый объект рос, пока не стал виден всем.
Паммон закричал: «Троя!» и пришпорил своего коня.
Если в деревнях, на которые мы совершали набеги, и были стены, то лепили их из глины. Но стена, окружавшая Трою, наполовину была сложена из белоснежного камня, такого яркого на солнце, что, глядя на него, хотелось сощуриться. Интересно, откуда они взяли камень, ведь вокруг была только трава. Выше камня шел окрашенный глинобитный кирпич. Когда мы подъехали ближе, я прикинула, что если четыре амазонки встанут друг другу на плечи, то последняя, возможно, сможет заглянуть в Трою.
Резные створки деревянных ворот были открыты. Хотя проход был достаточно
