В животе забурчало, внутренности как будто стиснули железной рукой. Съеденная на завтрак каша с мясом наполнила рот теплой однородной массой, прихлынула к тесно сжатым зубам. Кузьма громко сглотнул, согнулся в поясе и шумно задышал носом. Оставленные сотнями подошв черные полосы на бетонном полу задрожали и медленно расплылись, как краска в воде.
Сверху послышались шаги: кто-то приближался к лестнице. Кузьма торопливо смахнул с ресниц слезы – не хватало, чтобы его увидели плачущим, словно девчонка. Вот сраму-то будет, доказывай потом, что слезы стали реакцией на резь в животе, а не проявлением боязни перед Испытанием.
Приступ внезапной боли сработал как размыкающий цепь предохранитель. В голове прояснилось, от чужеродного присутствия не осталось и следа. Кузьма еще раз провел рукой по лицу, глубоко вдохнул и зашагал вверх по ступеням.
На лестничной площадке он нос к носу столкнулся со Знахарем.
– А, это ты, Домовенок, – добродушно прогудел тот и протянул руку. – Какой-то ты бледный сегодня. Нормально себя чувствуешь?
– Здрасьте, дядь Петь! – Кузьма пожал крепкую ладонь местного светила медицины. – Волнуюсь немного, а так все хорошо.
– Ну, раз хорошо, тогда ладно. А то, смотри, могу дать успокоительного.
– Да не, спасибо, обойдусь без таблеток.
Кошкин одобрительно кивнул и, хитро прищурив глаза, поинтересовался:
– Готов к экзамену?
– Всегда готов!
Знахарь широко улыбнулся.
– А известно ли тебе, юноша, что ты ответил на мой вопрос кличем пионеров?
– Не-а, – помотал головой Кузьма и спросил с любопытством в голосе: – А кто такие пионеры, дядь Петь?
– Это длинная история. Для начала скажу, что так звали первых американских переселенцев, ну а в прошлом веке в Союзе было целое пионерское движение со своими отрядами, дружинами и даже летними лагерями.
– А в этот самый Союз тоже откуда-то переселялись?
– Ох, бедолаги, ничего же вы не знаете, – Петр Михайлович потрепал копну торчащих в стороны жестких волос Кузьмы и как-то разом помрачнел. Нижняя губа задрожала, лицо осунулось. – Что же мы наделали? Такой мир погубили, а вы теперь за чужие грехи ответ несете.
Кузьме показалось, Знахарь за мгновение постарел лет на двадцать, если не больше. Он хотел сказать что-нибудь ободряющее, но в голову, как назло, кроме банальностей ничего не приходило.
Кошкин грустно улыбнулся, бочком прошмыгнул вдоль стены и застучал ботинками по ступеням.
Кузьма проводил Знахаря удивленным взглядом. Он никогда не видел его в таком подавленном состоянии. Дядя Петя из всех взрослых в общине не падал духом ни при каких обстоятельствах и всегда оставался в хорошем настроении. Даже когда пять лет назад все чаще стали сбоить генераторы, а запчасти для них на складе подходили к концу, он был единственным, кто с уверенностью смотрел в будущее. Остальные, в их числе был и отчим Кузьмы, сомневались в счастливом решении вопроса с устойчивым энергоснабжением, а Знахарь твердил, что все будет хорошо.
В итоге так и получилось.
Из трехсот сорока жителей общины почти треть составляло мужское население. Из них у половины было техническое образование и головы, как говорится, варили что надо. Один из тех самых технарей и предложил выход из ситуации, пока дизельные агрегаты окончательно не превратились в утиль.
– Ну а чо? Сварганим паровые машины и ветряки, да и забудем о проблемах с электричеством, – заявил на общем собрании Иван Кулябин, коренастый широколицый мужчина сорока пяти лет. Обитатели бомбаря упорно величали его Кулибиным за неискоренимую страсть мастерить из подручных материалов и ремонтировать все подряд. За проведенные в убежище годы не было ни одной сломанной вещи, какую он не смог бы починить или найти ей другое применение.
Кузьме тогда только-только двенадцать исполнилось. Это было его первое общее собрание наравне со взрослыми. Раньше на такие сборища детвору не допускали, но поскольку с развлечениями в убежище всегда было туго, ребята любыми правдами и неправдами пробирались в актовый зал или толпились у входа, ловя долетающие из приоткрытых дверей слова. Они многого не понимали, но им хотелось участвовать в жизни общины и приносить посильную пользу.
Поначалу детей гоняли, но потом решили, что им рано или поздно придется решать проблемы, коих с каждым годом становилось все больше, так что, если есть желание, пусть слушают взрослых да ума-разума набираются. Чем не школа жизни такие вот посиделки?
– Из чего ты их делать-то собрался, Кулибин? – крикнула тетя Галя с толстыми, как бревна, ногами и такими же здоровыми ручищами.
– Дык из всего, что под руку попадется, – ответил дядя Ваня, почесывая лысину на затылке.
Люди в зале загомонили.
– Спокойно, товарищи! – Зубр встал с места, подождал, когда все угомонятся, и посмотрел на Кулибина: – Иван Анатольевич, ты уж уважь наше любопытство, расскажи подробно о своей идее.
– Дык, это… я говорить-то не мастак, – смутился изобретатель. – Я больше руками привык работать, а не языком чесать.
– Ты все же постарайся, Анатолич, вдруг у тя языком-то баще получится, – выкрикнула одна из женщин.
Все захохотали. Кулибин покраснел до корней волос, махнул рукой и сел на место.
– Ну хватит, нечего балаган разводить, мы тут не на посиделки пришли, а важные дела решаем! – прикрикнул Зубр, и все смешки и посторонние разговоры немедленно стихли.
В этот момент Кузьма ощутил необычайный прилив гордости за отчима и с видом победителя посмотрел на сидящих рядом с ним Парамона и Пузо. Те тоже примолкли, хотя не так давно перешептывались, мешая ему вслушиваться в разговоры взрослых.
– Давай, Иван Анатольевич, говори, – попросил Зубр, садясь за накрытый красной линялой материей стол.
– Дык на поверхность надоть идти, из дерева вышки для ветряков делать. Генераторы для них с автомобилей можно снять, а в цехах смотреть, из чего паровые машины смастрячить. Воды у нас полно, с топливом тоже проблем не будет, чай, не в степи живем. Край лесной у нас завсегда был, так что дровами разживемся. Для паровиков под генераторы можно электродвигатели со станков приспособить. Киловатт сто не обещаю, но если ветряков с три дюжины сделаем да паровых машин штук десять соберем – недостатка в электричестве у нас не будет. Еще и излишки появятся. Я так смекаю, временные избытки энергии мы в аккумуляторы сливать будем – на случай, если потребуется ветряк какой подремонтировать, ну или паровик на обслуживание остановить.
Так и сделали. Работали долго, всем убежищем, кроме совсем уж малых детей. Чуть ли не полгода трудились, но осилили и ветряки, и паровые машины. Не раз за эти невероятно длинные месяцы людей настигали отчаяние и упадок сил. Даже Кулибин как-то в сердцах сказал, что ничего из его затеи не выйдет. Так было, когда ветряки ломало порывами сильного ветра и взорвалась первая из собранных чуть ли не на коленке паровых машин. Хорошо хоть при взрыве никого не зашибло.
Ох и чихвостили бабы тогда изобретателя, чуть всю плешь ему не проели за кровавые мозоли на руках да синяки на теле. Слишком тяжелым трудом доставалась энергобезопасность убежища. Знахарь тогда с Зубром единственные из всех жителей общины встали на защиту Кулибина. Женщины на полном серьезе грозились его побить, да не тряпками какими-нибудь, а всем, что под руку подвернется, вплоть до железок всяких и батогов. Знахарь потом долго ходил по отсекам, уговаривая всех снова за общее дело взяться, и всегда делал это с улыбкой да веселыми присказками.
«Может, он тоже стал чувствовать что-то странное, как и я? – подумал Кузьма. – Надо будет заглянуть к нему и позадавать наводящие вопросы. Вдруг удастся что-нибудь выяснить».
Решив больше не забивать голову посторонними мыслями, он поднялся на первый уровень и зашагал к отцовскому кабинету.
Глава 13
Внезапный союзник
Кузьма жестом велел денщику молчать, на цыпочках приблизился к двери с грубо намалеванными химическим карандашом буквами «комендант» и осторожно потянул за ручку. Дверь с тихим скрипом приоткрылась. Сквозь узкую щель Кузьма увидел склонившихся над столом Зубра, Юргена и Капитана. Они что-то обсуждали вполголоса, при этом отчим черкал карандашным огрызком по лежащему перед ним листу бумаги.
