— Ну вот, в их золотом яблоке показалась гниль, — выйдя из боя, куябец подошел к Руслану.
— Яснее ясного, — согласился Руслан.
Свенельд благодушно улыбнулся и вернул меч в ножны. Оставшееся довершат его витязи.
Викингов, ставших спина к спине, расчленили на три группки. В той что была левее выделялся высокий пират, чьи латы блестели богатой позолотой, а шлем украшал плюмаж из конского хвоста.
Руслан кивнул на него.
— Ярл, а то и конунг, — предположил Свенельд, — то бишь, король по ихнему.
Кто бы он ни был, пират в золоченных доспехах поднял руку и громко крикнул низким, гортанным голосом.
— Опустить оружие! Я сказал, мечи вниз!
Его не посмели ослушаться. Варяги опустили клинки.
По приказу Свенельда дружина тоже отступилась.
— Сдаетесь, — Хорив скорее утверждал, чем спрашивал. С первых же мгновений он находился в сердце битвы. Умело орудуя страшной секирой, капитан сразил не одного противника.
Главарь пиратов с ненавистью косился на Хорива. Однако, когда заговорил, его тон не изменился ни на йоту.
— Да. Ты меня правильно понял, росмалец, — викинг горделиво вздернул плечи. — Я Харальд Синеусый, конунг острова Ней, и требую оговорить условия сдачи.
— Ты морской разбойник и более никто! — не удержался Свенельд. Наглость варяга была чрезмерной и неуместной для его теперешнего положения. — Никаких условий!
Попытавшегося возразить конунга перебил Хорив.
— Ежели не согласитесь, тянуть с вами не будем, побьем как шелудивых псов из самострелов, — глаза Хорива зло уставились на пиратов. — Бросайте оружие. Ну же!
Синеус скрежетал зубами, но не шевелился.
— Надо бы ему помочь в раздумьях, — Свенельд подал арбалетчикам знак изготовиться к стрельбе.
— Ваша взяла, — прошипел Харальд, бросая к ногам росмальцев меч и щит. Варяги последовали примеру конунга, на лицах многих читалось явное облегчение.
По давним морским обычаям, ровесникам первых кораблей, пиратов либо отправляли на корм рыбам, либо вешали на реях либо поступали так, как на сей раз. Викингов согнали на драккар. Тех, кто до сих пор бултыхались в воде присоединили к соплеменникам, всего набралось полсотни. Поотбирали все оружие; то, что можно без труда продать на любом портовом рынке, оставили, прочее — выкинули в океан. Из припасов на драккаре сохранили недельный запас.
Но самое страшное для варягов ждало впереди. Драккар лишили чести. Под убийственными взглядами побежденных срубили мачту и выбросили за борт. Но это было еще не всё. У ладьи отобрали красу: деревянный дракон, вздыбившийся на носу, был спилен и последовал вслед за мачтой.
Затем униженных пиратов отпустили.
Люди рождаются, взрослеют, проживают зрелость, стареют. Однажды приходит минута, когда человек делает последний вздох, его обретает смерть. Точно также у кораблей, они минуют схожий круг и, в конце концов, растворяются в небытии. Пробил час Белокрылого.
Ладья превратилась в братскую могилу. Всех павших от пиратской стали завернули в саван, для чего порезали паруса. Около каждого сложили оружие и латы. Руслан предложил отдать мертвым все трофеи, захваченные у варягов, до последнего кинжала. Его мысль встретили дружным одобрением. Свенельд стукнул кулаком по мачте.
— Верно! Буде, чем похвастать пред дедами и прадедами в Серых Землях!
Потом ладьи отплыли подальше в море-океан, чтоб не видать было земли. Живые прочли скорбную молитву, поименно упомянув убиенных, одним духом опрокинули поминальную чарку. Крепость напитка почти не чувстововалась.
Едва последний краешек светила скрылся за горизонтом, Белокрылый запылал с четырех сторон. Ладья быстро зашлась ярким пламенем, озарив сгустившуюся темноту кроваво-красными сполохами. Дрожащий свет падал на лики людей, искажая черты в причудливые образы. Молчание навалилось на плечи. Лишь треск сгорающей ладьи да ненавязчивый шум умиротворенного океана нарушали тягучую тишину.
Ненаигранная скорбь десятков сердец пронизывала Руслана, находя в его душе искренний отклик. Снова, как уже случалось, Кириан принес новые, неведомые раньше, чувства; он понял, что такое прощаешься с боевыми товарищами. Пустое, что многих знал лишь вскользь. Ты выжил, а они… отдали свои жизни, чтоб жили другие, в числе коих и ты.
Ладья горела долго. Осторожные волны приняли увядающие угольки на опаленных обломках только тогда, когда солнце показалось вновь.
Два дня как занялось безветрие. Приходилось работать гребцам, которым было гораздо тяжелей прежнего. Вместо семи пар весел на ладьях теперь гребли по пять. Никто не роптал, не бросал косые взгляды, ибо лучше обливаться потом под полуденным солнцем, чем прохлаждаться на Серых Равнинах.
На одиннадцатый день морского путешествия Гоблинская чаща сменилась Эльфийским лесом. Владения двух издревле враждующих меж собой рас разграничивала могучая река Борд. Её устье вширь имело километров пять. Прежде чем оставить Борд позади Стриж и Финист поднялись вверх по течению и пополнили запасы пресной воды, удивительно чистой и прозрачной, едва ли можно было отличить её от родниковой.
— Не сомневаюсь, что по обоим берегам засели дозоры нелюдей, — заметил Хорив, — и не спускают с чужих владений глаз.
— А также с нас, — добавил Свенельд.
Руслан попросил у капитана всегдашнюю зрительную трубу.
— Можешь и не пытаться. Зазря глаза намозолишь, — сказал Хорив, протягивая пухлую оптическую продолговатость. — Эльфы и гоблины сплошь мастера таиться в лесных зарослях.
Хорив оказался прав. Как Березин ни старался, но углядеть хоть что-нибудь приметное в густом кустарнике, накрытом сверху мохнатыми еловыми лапами, не удалось. Зато явственно ощущались пристальные, настороженные взгляды.
— Тоже чувствуете? — спросил он у капитана и воеводы. — Ничего, в первой не ахти как приятно, а потом свыкаешь.
С рассветом в однообразную картину величественно леса привнеслась толика разнообразия. Прямо из негаданно расступившейся хвои выросла деревянная пристань.
Среди построек, с виду не замысловатых, но не лишенных изящества и вкуса, ни души на высоком шесте трепыхался бело-зеленый флажок. Этим знаком хозяева берега уведомляли, что не ждут и не собираются встречать гостей, с чем бы те ни пожаловали. Руслан мог лишь только сожалеть, что не довелось повидать эльфов живьем.
Подобный прием ждал и через три дня, и спустя четыре. Сами эльфы также как в воду канули. Мало чем примечательные минуты складывались в часы, те в дни и проходили монотонной чередой, не оставляя воспоминаний и заметая следы.
