Пьера Тейяра де Шардена с его точкой Омега. Правда, все они шли от христианства и узкие колеи религиозного догматизма не позволили им разработать эту тему достаточно глубоко, но в целом они оказались правы. Но в двадцатом веке в Индии появился такой громадный человечище как Шри Ауробиндо, величайший йог, из тех, какие когда-либо жили на земле, который свой колоссальной работой вывел человечество на самую грань эволюционного перехода. И мы с вами оказались сейчас на самом его пике. Нам приготовили великолепный Сюрприз. Вон там, — он кивнул в ту сторону, где должна была находиться Зона, — вон там наше великолепное будущее, наши «города, сверкающие великолепием», как сказал поэт. Туда лежит наш с вами путь. Так давайте же смеясь, и навсегда расставаться с нашим прошлым. Все кто мог, они уже ушли туда, в Новый Мир, мы последние. Вы спросите меня, почему именно мы? За что нам такая честь? Не спрашивайте, я не знаю ответа. Это милость, дарованная свыше. Может быть просто потому, что мы очень хотели этого. Это вечная драма, почему всегда находятся лишь единицы тех, кто желает иного и «странного», и миллиарды тех, кто довольствуется своей кормушкой, своим телевизором, своей самкой или самцом, и не желают ничего большего. Да, мы из тех, кто желает «странного», мы жаждем нового рождения и преображения, и пусть наконец эта безобразная, всепожирающая гусеница старого человечества превратится в звёздную бабочку цивилизации Нового Мира. Аминь!
— Ох, профессор, это вы сильно сказали! Про звёздную бабочку особенно проникновенно! — произнёс Виктор. — Я помню школьник один написал в сочинении: «С древних времён общество делится на элиту, люмпенов и таких, как мы».
Все засмеялись.
— Да, вас всегда так интересно слушать, профессор, — сказала Шейла. — Я бы вас часами слушала. А откуда это — «города, сверкающие великолепием»? Виктор, ты знаешь?
— Это Артюр Рембо, «Одно лето в аду», — ответил Виктор. — «Однако это канун. Пусть достанутся нам все импульсы силы и настоящая нежность. А на заре, вооружённые пылким терпеньем, мы войдём в города, сверкающие великолепием».
— Ох, как красиво сказано! Милый, дай я тебя поцелую за это.
Шейла наклонилась и чмокнула Виктора в щёку.
— Так это же не я сказал. Это поэт.
— Всё равно. А ты запомнил и мне пересказал. И ведь как это подходит к нашему случаю, правда? У нас тоже тут лето в аду. Ну, не всё лето, но всё же. Два летних дня в аду. И мы тоже хотим «вооружившись пылким терпеньем» войти «в города, сверкающие великолепием».
— Как это верно подмечено, Шейлочка! — засмеялся профессор. — Действительно этот город, захваченный сейчас сарацинами, представляет собой настоящий ад. И нам надо пройти через него и освободить наших друзей, прежде чем мы доберёмся до «рая», так сказать, то есть до Зоны.
В это время проснулся фон Мюллер и сел, прислонившись к берёзе.
— Генрих, — закричала Шейла, — вы проспали самое интересное.
— Что?
— Наш разговор.
— О чём?
— О городах, сверкающих великолепием.
— А…. Ну, это всё поэзия, а я человек действия, практический.
— Вы бесчувственный чурбан, Генрих. Вы, наверное, не любите поэзию.
— Да, я не люблю поэзию. Но зато я люблю философию.
— Вы? Философию? — удивилась Шейла. — Никогда бы не подумала? Философствующий полицейский, это что-то новое.
— Зря иронизируете, милая фройлян, не меряйте всех полицейских под одну мерку. Я например очень глубоко изучал философию Ницше.
— Ницше? — сказал Виктор, — 19 век. Что-то он там сильно напутал с этим своим «уберменшем». Пытался сделать из человека «сверхчеловека», а в результате получил «белокурую бестию».
— Я даже пишу книгу о нём, — продолжал фон Мюллер. — Всегда ношу с собой блокнот куда постоянно вношу все материалы для книги. Правда, похоже, теперь уже не придётся её закончить. Если хотите, я вам немного расскажу о Ницше и почитаю из моей незаконченной книги. Вы будете моими единственными и последними читателями.
— А что ж, Генрих, давайте, — сказал Виктор, — расскажите нам о Ницше. Времени у нас ещё много, а до внешней кольцевой дороги отсюда километра четыре, не больше. Ждать ещё долго. Давайте, почитайте нам, что вы там написали. Это интересно.
— Я вот тут сейчас не спал, я дремал, и краем уха слышал о чём тут говорил профессор, — начал фон Мюллер. — Вот вы профессор говорили о вашем философе Владимире Соловьеве, о Шри Ауробиндо, о богочеловеке и богочеловечестве, а ведь у нас примерно в это же время Ницще написал Also Sprach Zarathustra2 и тоже заговорил о сверхчеловеке и это тоже звучало как поэзия. Вот послушайте.
Фон Мюллер достал блокнот из кармана, перелистнул несколько страниц и прочитал: «Я пришёл проповедовать вам сверхчеловека. Человек есть нечто, что должно быть превзойдено. Что вы сделали, чтобы превзойти его?… Человек — это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, — канат над пропастью… Все существа, какие были доселе, давали рождение чему-нибудь более высокому, чем они; а вы хотите быть отливом этого великого прилива, и, пожалуй, предпочтёте вернуться к состоянию зверя, лишь бы не превзойти человека?… Внимайте, я проповедую вам сверхчеловека! Сверхчеловек это смысл земли. Пусть же и воля ваша скажет: да будет сверхчеловек смыслом земли!»…
— Ну, дорогой мой, — сказал профессор, — Богочеловек Соловьёва и супраментальное существо Шри Ауробиндо не имеют ничего общего со сверхчеловеком Ницше. Я специально занимался этим вопросом и отвечу вам чуть позже, Генрих. В чём отличие, так сказать. А пока развейте свою мысль.
— Фридрих Вильгельм Ницше, — сказал фон Мюллер, — великий сокрушитель моральных и религиозных устоев, неистовый апостол «сверхчеловека»… Его постоянно мучили головные боли и целый букет болезней. Он тоже был из тех, кто желал «странного», как вы изволили выразиться профессор. При жизни его поняли немногие. До сих пор не прекращаются жаркие споры о нем. Кем он был? Исчадием ада, «крестным отцом» германского нацизма или пророком, принёсшим миру Новое Откровение Истины. Сумасшедшим человеконенавистником или гением, открывшим новую эпоху в истории цивилизации.
— Насколько я помню, он люто ненавидел христианство и всю свою философию ставил на противопоставлении ему, — заметил Виктор.
— Беда всех религий в том, — сказал фон Мюллер, — что они не обладают силой, которая реально могла бы изменить человека и жизнь на Земле. Они либо слишком устремляются в Небеса, и совершенно забывают про Землю, либо начинают рано или поздно подстраиваться под среднего обывателя и теряют свой первоначальный импульс. Именно на это бессилие религии обратил внимание Ницше. Он искал Силу, которая могла бы реально превратить человека в «нечто большее чем, человек». Он полагал, что если человека, такого какой он есть, просто освободить от
