времени – во всяком случае, не слишком много его было: за окнами уже сгущались сумерки. Но я плохо знала историю, она меня как-то не занимала, а Клай знал хорошо – и мне вдруг пришло в голову, что всё это может мне неожиданно понадобиться.
Что из-за своего невежества я могу пропустить что-то важное в разговоре, да и вообще… Я решила, что расспрошу и Валора, и адмирала, если только удастся разговорить его на эту тему, – вообще-то это вампирам полагалось бы учить некромантов истории! Но почему бы не начать с Клая?
– Если сумеешь покороче, время есть, – сказала я.
– Покороче, наверное, не получится, – сказал Клай. – Надо залезать в совсем уж седую древность. Когда была Битва Богов, потом Великий Раскол – когда появился нерукотворный образ в храме Сердца Мира и Святой Розы, который выстроил тогдашний благой король Лугоземья… а потом Лугоземье стало Святой Землёй…
– Тогда вправду, что ли, была эпоха благих королей? – спросила я.
Честно говоря, не верилось ни на грош.
– Если верить летописям, благие встречались, – сказал Клай. – И до сих пор встречаются иногда. Эральд Странник, между прочим, был благой. И вполне правил.
– Это же недавно, – сказала я. – Лет сто назад, не больше?
– Восемьдесят.
– Ладно, не важно. Лугоземье стало Святой Землёй – и?
Клай мечтательно вздохнул.
– Вы ж понимаете, леди: и мир был юным, и то, что потом стало королевствами, было… ну так… клочками земли, где жили довольно-таки варварские племена. В Лугоземье – в Святой Земле то бишь – на перекрёстке всех дорог, в Сердце Мира, всегда было самое благое место. Считается, что язык Северо-Запада, более или менее общий для всех, кто верует в Творца, тоже пошёл из Святой Земли… но это неточно. Главное – Творец дал знак, ну и окрестные владыки немедленно принялись решать, кому владеть и знаком, и землями, и Божьей милостью… В Союз Света сначала входили Святая Земля, Златолесье и Перелесье – в общем, все обитатели великих лесов и равнин на западе от нас.
– А Междугорье и мы?
– Междугорцы опоздали к знамению, – сказал Клай. – Северные варвары, всё такое… К ним послали гонцов, когда с благодатью уже всё определилось, и сейчас считается, что Междугорье тогда осталось без благодати. И междугорские государи решили, что будут справляться своими силами, хотя все, в общем, ждали, что они придут признавать Союз Света и власть нового Иерарха Святого Ордена. Не пришли. У них там Иерарх Междугорский – и власть церкви Святой Земли они не слишком-то признают даже сейчас, когда считается, что Святой Орден везде един. Само собой, принято считать, что Междугорье – не самое благое место на Северо-Западе.
– А мы?
Клай улыбнулся:
– А наш государь, Риэль Чайка, сообщил гонцам, что Прибережье отмечено Господом особо. Что в храме Благих Вод в ночь на Новогодье того же года было видение и причту, и прихожанам – и теперь он храм Благих Вод и Путеводной Звезды, а путь у Прибережья свой, указанный лично Творцом… как-то так.
– Красиво… – сказала я.
– Красиво, леди, – сказал Клай. – С тех пор считается, что Святая Земля, Златолесье и Перелесье – основа Союза Света, все страны послабее признали власть Иерарха Святой Земли и стали их братьями по вере в полной мере… А Междугорье и Прибережье – особняком. Междугорье – варвары, которые наплевали на благодать, от них всего можно ожидать, а мы – еретики.
– Мы ведь тоже верим в Творца, – удивилась я. – И у нас тоже Святой Орден. Почему еретики-то?
– А потому что дом Путеводной Звезды вообразил, что Господь дал ему свой собственный путь, – улыбнулся Клай. – И чудесное положение на перекрёстке морских путей. Это же нехорошо, а?
– Почему?
– Потому что в Перелесье так думают, – сказал Клай. – С тех пор утекло очень много воды, леди. Интересно, насколько Святая Земля сохранила свою благодать… Думаю, что не в полной мере, хотя благие короли там до сих пор встречаются. Златолесье… там есть… но что от него осталось! А Перелесье – дело другое. Они сейчас сильнее Святой Земли. И богаче… Считается, что Рандольф Перелесский – благой король, но это звон… а вот что в Перелесье ещё со времён Союза Света мечтают объединить весь Северо-Запад под перелесской короной – это так.
Я слушала и думала, насколько Клай может быть полезен лично мне. Ему удавалось рассказывать понятно и просто… в пересказе Валора история выглядела как-то иначе. Более запутанно.
А историю в пересказе Клая я понимала. Я даже подумала, что он, может быть, поможет мне распутаться и разобраться – и я не буду чувствовать себя деревенской девчонкой при дворе.
Хотя – всё равно буду.
Но в меньшей степени.
* * *
Я как раз хотела спросить Клая, правда ли, что благие короли ни убивать, ни даже приказывать убить не могут, потому что на них смотрит Творец. Мне было ужасно интересно, как кто-то в Перелесье, пусть даже с тяжёлого похмелья, может считать Рандольфа благим. Но спросить я не успела.
В приёмную без стука быстро вошёл один из стражей Броука – как солдат к генералу. И сказал, как солдат:
– Позвольте обратиться, леди Карла?
С ходу мне показалось, что он запыхался, – но я тут же поняла, что ошиблась. Он нервничал, чтоб не сказать был сильно испуган.
– Что случилось? – спросила я.
– Вас зовёт леди Ленора, – сказал он. – Срочно.
Я тут же поняла, что плохо дело. Раз меня зовёт – совсем плохо. Паршиво.
Я взглянула на Клая. Он гладил по голове настороженную, встревоженную Тяпку, а глаза у него были как блюдца:
– Господи, леди, что тут происходит?
– Не знаю ещё, – сказала я. – Мне нужно идти.
– Возьмите меня, – сказал Клай. – Возьмёте мой Дар, если будет надо.
Я посмотрела внимательнее. Тяпа сидела у его ноги и повиливала хвостом. Он нравился моей собаке, это никак не меньше, чем моему Дару… И я решилась.
– Ладно, – сказала я. – Можешь идти быстро?
Клай вздохнул, как охнул:
– Попробую я, леди.
Демона лысого он мог.
Он пытался бежать за мной, припадал на ногу, дивлюсь, как не падал. Страж подставил ему плечо, Клай уцепился – кое-как получалось идти чуть быстрее. Я его тогда очень сильно жалела – думала, как же ему не повезло с клеймом. Как тяжко, когда клеймо мешает тебе нормально жить… а его ещё заставляли подавать пиво всяким лохам в этом гадском кабаке…
И он не убил своих замечательных родственников.
Удивительной выдержки человек.
За окнами уже стояла глухая ночь – темень поздней
