друзьям. Полицейские вопили, прыгали и размахивали флажками не хуже других, любуясь на парад. Все они были в простой одежде без гербов, выдававших их род службы.
Я был в такой же одежде.
Радуясь тому, что никто не обращает на меня внимания — я же не Гром-и-Молния, носитель верёвки! — я во все глаза глядел на чёрного с подпалинами Кабуто. Да, я ничего не понимаю в собаках. Но я кое-что понимаю в хозяевах. Рядом с невозмутимым Кабуто, держа его на поводке, стоял лавочник Шиджеру, вырядившийся как на праздник.
За спиной лавочника пряталась девочка десяти лет: Каори, дочь пьяницы Нацуми. Сестра Иоши, вредного мальчишки, который год назад утонул в колодце, а сейчас бушевал в теле монаха Нобу, требуя грамоту о перерождении.
Девочка зажала уши ладонями: крики её пугали.
— Собачья Будда! — внезапно заорал Шиджеру.
Быстрым шагом, держа пса рядом на коротком поводке, он направился к площадке для боёв. Толпа повалила следом. Только сейчас я понял, что парад закончился. Что значит возглас Шиджеру, я не знал, а спросить у настоятеля постеснялся. Собачья Будда? Звучит оскорбительно, иди знай, как воспримет это старый монах…
— Будда! Собачья Будда! — откликнулась толпа.
Краем глаза я глянул на старика. Иссэн выглядел удивлённым. В обыденной жизни я, кажется, и не видел-то, чтобы на лице старика читались такие яркие чувства. Но здесь, когда юность выбиралась из монаха наружу, толкаясь локтями, небывалое становилось возможным.
Площадку ограждали бамбуковые колья, вбитые в землю. Сверху установили крышу из ткани — скорее дань традиции, чем настоящую кровлю. Очертаниями крыша была точь-в-точь трёхъярусные крыши клеток для переноски собак. Клетки, кстати, тоже стояли неподалёку: их я приметил сразу.
— Собачья Будда!
Не спеша зайти на площадку, Шиджеру встал у кольев — там, где просвет был шире. Вероятно, это означало вход для людей и собак. Люди окружили его нестройным полукругом. Волна возбуждения, исходящая от любителей боёв, рушилась сверху, захлёстывала, топила здравый смысл в пене страстей. Глухо рычали собаки, некоторые зашлись истошным лаем. Хозяева били их по спинам, пинали ногами, требовали, чтобы звери угомонились.
Я встал сбоку, стараясь, чтобы Шиджеру меня не заметил.
— Собачья Будда! Кому удачи на медяк?
Шиджеру бросил рядом с собой котомку, по виду пустую. Развязал горловину, растянул, открывая тёмное чрево.
— Удача за медяк! Три удачи за серебро!
— Собачья Будда! — взревела толпа. — Пусть молится!
Одной рукой Шиджеру вытащил из-за спины трясущуюся девчонку. Чувствовалось, что больше всего на свете Каори хочется сбежать отсюда на край света, но она боится наказания.
— На колени! — велел Шиджеру.
Девочка бухнулась на колени, прямо в грязь.
— Кабуто! Хватай её!
Я ждал чего угодно, но поступок Шиджеру потряс меня до глубины души. Под хохот и крики толпы лавочник натравил пса на девчонку. Не сразу я заметил, что Шиджеру мёртвой хваткой вцепился в ремни, облегающие мощное тело Кабуто, удерживая разъярённую собаку в шаге от жертвы.
— Хватай! Рви! Дери!
Ярился пёс. Вставал на задние лапы, всем весом падал вперёд, стараясь вырвать ремни из цепких пальцев хозяина. Слюна капала с клыков. Шерсть на загривке стояла дыбом. На месте несчастной Каори я, должно быть, уже умер бы от страха.
Сила Шиджеру? Да, лавочник сейчас выказывал недюжинную силу, но довериться ей полностью побоялся бы и самый бесшабашный человек в мире. Что за прихоть? Натравить собаку на девочку, которую ты сам же и привёл на бои; натравить и остановить зверя за шаг от добычи…
Немыслимая глупость!
— Шлейка, — пробормотал настоятель. — Вот оно что!
— Что?
Я думал, старик отстанет, не поспеет за мной к площадке. Нет, сегодня Иссэн Содзю выказывал недюжинное проворство.
— Шлейка, говорю, — он указал на ременную упряжь, надетую на пса. — А я-то думаю: зачем? Теперь ясно. Иначе не удержал бы…
— А как их растаскивают?
— Растаскивают?
— Ну, собак. Во время боёв… Тоже за шлейки?
— За хвосты, — отмахнулся настоятель. — Или за яйца. За яйца вернее…
Признаюсь, я не ждал от монаха таких слов.
— Собачья Будда!
Рёв нарастал. Толпа безумствовала. Безумие передавалось от людей к животным, рикошетом возвращалось обратно, уравнивая тех и других.
— Куси её!
— Будда! Собачья Будда!
— Молись! Молись за нас!
Девочка сжалась в комок. Втянула голову в плечи. Сложила руки перед грудью, наклонилась вперёд, став ещё ближе к ужасному псу. Словно по приказу, слышному только ей, Каори начала бить поклон за поклоном, рискуя тем, что собака всё-таки дотянется до неё, ухватит зубами за тоненькую шейку. Рыдающим голоском девочка затянула унылые песнопения, похожие на молитву. Я разбирал отдельные слова, но не мог, как ни старался, уловить общий смысл. Впрочем, я сомневался и в понятных словах. Губы девочки тряслись, плясали, голос срывался; я вполне мог и ошибиться, приняв одно слово за другое.
— Сутры? — обратился я к монаху. — Она знает священные сутры?
Колени, понял я. Дрожат. Тоже мне, самурай!
— Белиберда, — развеял мою надежду старик. — Она сама не понимает, что произносит. Запомнила, что пока она голосит, пса будут удерживать. Вот и старается.
— Собачья Будда!
Толпе нравилось. Толпа ликовала.
Выждав, когда пик восторга схлынет, Шиджеру оттащил пса назад. Привязал к кольям площадки, вернулся к девочке.
— Нос Собачьей Будды! — торжественно, словно дотрагиваясь до святыни, он щёлкнул девочку по носу. — Кто дотронется до этого превосходного, трижды благословенного носа, тем суждена удача! Их собаки победят, их ставки выиграют! Медяк за удачу, серебро за тройную! Кто первый?
Люди хлынули вперёд.
Деньги сыпались в котомку. Нос Каори покраснел и распух от щелчков. Нельзя сказать, что прямо-таки все собравшиеся решили умаслить Собачью Будду, выложив за это монетку, но от желающих отбою не было.
— Не все же выиграют? — предположил я.
— Не все, — согласился старый монах.
— И они это знают?
— Знают.
— Так за что же они платят?
— За потеху. Удача — ладно, это как повезёт. А развлечение, Рэйден-сан, в особенности когда оно превращается в традицию… Это как крепкое саке, даже хуже. Если пристрастился к выпивке…
— Потеха?
— Это бои, а не театр. Там декламируют актёры, здесь дерутся собаки. И потехи здесь соответствуют нравам завсегдатаев.
Неужели настоятель смутился? Отвёл взгляд? Нет, думаю, показалось.
— Собачья Будда! — зазывал Шиджеру. — Это вам не какая-нибудь Бэнтен!
Он указал на остров посреди пруда:
— Видите глупцов на мосту? Они ходили к милосердной Бэнтен. Просили даровать им удачу в сегодняшних боях! Теперь они возвращаются, раздутые от гордости! И что же они узнáют? Что они тупые жабы, квакающие к дождю! Тупые жабы без капли соображения! Какой подарок может дать им богиня Бэнтен? Ну,
