– Умаление чести! – заявили одни.
– Над вами будут смеяться по всей Европе, – вторили им другие. – Скажут, что русские задолжали подати Крымскому хану, а потому не могут заказать нормальные корабли…
– Мне плевать на мещанские вкусы! – рявкнул я в ответ, но после долгой осады сдался и разрешил «немножко, чтобы не совсем уж по-нищенски». И вот вам здравствуйте.
– Красота! – хмыкнул я, глядя на все это великолепие и прикидывая про себя сколько бы стоил в таком случае «полный фарш».
– Лучшие мастера Антверпена приложили все усилия, чтобы ваше величество остался довольным! – сдержанно поклонился голландский мастер, не уловивший в моем голосе сарказма.
– Господин, как вас?
– Уго Вандам, государь.
– Слава тебе господи, хоть не Жан Клод!
– Что простите?
– Я спрашиваю, сколько времени займет достройка оставшихся кораблей?
– Галеры – самое многое месяц. Галеас можно спускать хоть завтра. Ваши мастера оказались вовсе не такими безрукими варварами, как об этом толковали у нас.
– Кому интересно, что болтают пьяницы в тамошних кабаках, – пихнул мастера в бок Петерсон.
– О, нет, – возразил Вандам, очевидно, имевший скверную привычку резать правду матку не взирая на последствия. – Так сказал один шведский епископ, прибывший к нам с посольством короля Густава Адольфа. По слухам, он много путешествовал, проповедуя слово божье.
– Этого сукина сына случайно звали не Глюк? – нахмурившись, спросил я.
– Совершенно верно, государь. Я даже как-то был на его проповеди, когда он обличал рабскую сущность московитов и их склонность ко всем смертным грехам, включая содомский.
– Видит бог, когда-нибудь я вобью ему эти слова в глотку, – пробормотал я, после чего снова обратился к мастеру. – Вот что я вам скажу, друг мой, находясь в России, не стоит повторять явные глупости, даже если их сказал ваш епископ.
– Как будет угодно вашему величеству, – сообразил-таки, что наболтал лишнего голландец.
– Ну и поскольку к спуску все готово, то завтра все и устроим.
– Тебя лишь ждали государь, – вылез вперед Минин, – чтобы ты ладьи сии нарек, да дланью царской благословил.
– Вот и славно, – согласно кивнул я. – Надеюсь, хоть копировать этих идолов не стали?
– Зачем же идолов, – расплылся в умильной улыбке сын прославленного лидера Ополчения, нешто у нас на Руси добрых резчиков не стало? Почти готовы уж угодники святые, как раз по числу галер.
– Красиво как, батюшка! – восхищенно пискнул выбравшийся, наконец, из кареты Дмитрий.
– Еще бы пушки, – мечтательно добавил Петька, явно представляя, как будет стрелять из них по неведомым супостатам.
– Навоюетесь еще, Аники-воины! – усмехнулся я.
* * *
Благодатное южное солнышко еще и не думало показываться из-за горизонта, когда кто-то потрепал Панина за плечо.
– Вставай, государев человек, не то царствие небесное проспишь! Пошли рыбалить, пока турки или еще какая погань не нагрянула. Глядишь, побалуем себя ушицей.
Панин, уснувший лишь глубоко за полночь, с трудом разлепил глаза и уставился на нагло ухмыляющегося побратима, бесцеремонно разбудившего его ни свет ни заря.
– Чего так рано-то? – почти жалобно спросил он. – Солнце еще не встало…
– А по жаре летней сырть ловить надо как раз до зорьки. Вставай, господин полковник, а то всю рыбалку проспим. Ты ж поди такой рыбки и не видывал, не говоря уж, чтобы поснедать!
– Уймись, оглашенный, сил нет, дай поспать еще часок. – Вяло отозвался Панин.
– Э, нет, я такой человек, коли что надумал, все – беспременно добьюсь. Вот, скажем, решил, что нынче утром с тобой рыбца будем брать, значит, так тому и быть! Да ведь я тебе на днях про то говорил, а ты кивал, соглашался. Так что назад поздно сдавать. Одевайся да пошли скоренько.
– Так и быть, черт языкастый. Уломал, – отозвался Федор, едва не разорвав рот от зевоты.
Он уже и сам припомнил про тот уговор, так что стало неловко перед казачьим есаулом, что ж это за царев стольник коли слова не держит? Пришлось скоренько подниматься, благо особо снаряжаться не требовалось – рыбалка, тут ни сапог, ни кафтана не надо. Так в одних штанах и рубахе, босиком, прихватив только пистоль да саблю на перевязи – так на всякий случай – они и пошли к Дону, где их уже ждала малая легкая плоскодонка.
– Садись на весла, а я столкну на воду, – деловито распорядился Мишка. Феде оставалось лишь молча выполнять.
– Ишь какая красотень вокруг. А тишина! Скоро придет враг, так не станет роздыху от грохота пушечного, тогда припомнишь это утро да скажешь спасибо рабу божьему Михаилу.
– Это да.
– Местечко одно знаю, бровку речную, там и дно глинистое, и песочек, сырть такое любит, косяками держится против течения. Сейчас лов начнем, а после и ухи наварим, и жереху спроворим, у меня баклажка припасена с хлебным винишком, благодать одним словом!
– Я смотрю ты все продумал…
– А как иначе? Я ить тоже теперь человек начальный – положено мне башкой соображать!
– Это верно. Я слыхал, на днях гонцы наведывались к атаману?
– Ногайцы. Засылали к нам людей для проведывания, крепко ли мы держим Азов.
– И чего хотят? – насторожился Панин. – Они ведь с Волги ушли, теперь в Крыму обретаются. Хану служат.
– Так-то оно так. Не от хорошей жизни сбежали, калмыки их теснят шибко! Сперва большие ногаи откочевали к Перекопу и реке Молочные воды, а следом за ними и Казыев улус с Кубани отбежал до Крыма, перейдя Дон.
– Малые ногаи – данники хана, а вот большие – шерть давали царю, стало быть, они изменники, раз к врагу переметнулись. Похватать их и в Москву отправить, пусть там о бедах своих рассказывают!
– Больно ты скор на расправу, господин полковник, – усмехнулся Татаринов. – Сам посуди, куда им деваться было? От Москвы подмоги нет, а без нее супротив одоспешенных копейщиков не выстоять. Слыхал, как калмыки ловко пикой орудуют? Не хуже чем иные гусары! Вот бы глянуть на сшибку ихних батыров с ляхами! Дорого бы отдал!
– Может, еще и посмотришь, – снова зевнул Федька. – Тайши калмыцкие под руку государя просились, обещались в случае войны не менее десяти тысяч конных воинов выставить. Глядишь, и к нам на подмогу придут.
– Поглядим, увидим, – пожал плечами Мишка, и тут же продолжил гнуть свою линию. – Я же тебе про иное гутарю. Как оказалось, татары ногаев не ласково приняли. По Молочной не дозволили кочевать, загнали в Крым, а там рассажали по деревням врознь по пяти человек на деревню, а заодно много скота у них разволокли щедрые хозяева!
– И что, теперь все обратно захотели?
– За всех не скажу, но многие. Тем более что слушок прошел, будто государь собирается на калмыков тех замирить и войско послать. Вот и думают, не получится ли им обратно в свои кочевья вернуться.
– Дела, – хмыкнул Панин. – Значит, русские должны теперь с калмыками воевать, чтобы ногайцам никто разбойничать не мешал?
– Пусть думают, что хотят, главное чтобы в походы с татарами не ходили. Поэтому, ты вести свои, про то, как тайши с государем уговариваются, попридержи пока. Не пугай мурз раньше времени.
– Ладно. Только надо с Родиловым про то дело переговорить сегодня.
– Давай-давай. Но сначала рыбец! – довольно ухмыльнулся Татаринов.
Азов – город не большой и даже на его самой просторной и широкой площади разом вместить без малого пять тысяч усатых, бородатых и чубатых, опоясанных саблями суровых православных воинов нечего было и думать. Потому круг собрался на берегу Дона, под стенами Топракалы. Там где прежде шел у татар торг, куда сгоняли ясырь – русских полонянников, угнанных с родной земли в рабство.
– Государь Иван Федорович припасу нам зело щедро прислал и жалованье, опричь того подмогу сильную, целый полк людей ратных во главе с нашим давним знакомцем – стольником и полковым головой Федором Паниным! Вон оне стоят, – махнул рукой в сторону выстроившихся поодаль ровными шеренгами под государевым знаменем солдат-охотников во главе с их бравым и принаряженным ради такого торжественного случая командиром.
