У меня совсем нет вкуса к таким вещам. Когда ты не вылезала из подземелий сутками, я пригласила на завтрак леди Морану Златолесскую.
Я присвистнула – Тяпка удивилась.
– Морану из салона «Счастливый союз»?! – спросила я поражённо. – Которая шьёт на заказ шикарные шмотки для аристократов на свадьбу? Ты шутишь…
Виллемина, улыбаясь, покачала головой:
– И не думаю. Я угостила её корзиночками с заварным кремом и кавойе со сливками, предложила кусочек нашей сметы на переобмундирование армии – и попросила создать эскиз такой военной формы, чтобы юноше не стыдно было идти с барышней в храм прямо с парада.
– Ты сущая демоница! – выдохнула я.
Вильма явно наслаждалась эффектом.
– Я – демоница. А наши мужчины будут одеты в форму, сшитую по лекалам самой Мораны. И я велела Броуку рассказать об этом газетёрам. Самая храбрая и модная армия на всём северном континенте.
– Сильно, – одобрила я. – Так точно никто не мяукнет.
– Конечно, – сказала Виллемина, – качество ткани и мелких деталей будет отличаться. Рядовой пехотный Жеан или простой матрос Обри такими лучезарными не будут, у нас не так много денег. Но и им будет красиво, тепло и удобно, об этом мы позаботились. Да чему ты удивляешься, ты ведь уже видела на Лиэре…
– Маршалу Бог велел выглядеть грозно, – сказала я. – Но я точно не думала, что ты так легко заставишь этих франтов из гвардии переодеться и не роптать. Или офицеров: мне казалось, что они будут стоять насмерть.
– О! – хихикнула Вильма. – Офицеры теперь ещё прекраснее. Мы с Мораной придумали вышитые нарукавные нашивки для офицеров разных родов войск. Волк – для пехоты, сокол – для кавалерии, лис – для разведки, бобр – для инженерных войск, бык – для моторизированных, артиллеристам – огнедышащий дракон, гвардии – королевская гончая, ты заметила? А флоту – акула, золотая, серебряная и бронзовая, по рангам. Им страшно понравилось. Броук рассказывал, что они даже поменяли эмблемы офицерских клубов.
– Вильма, ты меня снова поражаешь, – сказала я. – Как это пришло тебе в голову?
Вильма махнула рукой:
– Эгмонд обучался в королевском кадетском корпусе, вышел в чине поручика гвардии. И как-то в развесёлом настроении рассказывал при мне приятелям, что у них на курсе был тайный союз гончих псов короны. Это считалось страшно крутым – и они даже заказывали себе личные печатки с мордой гончей и девизом «Верен до смерти». Мужчины страшно любят всякие героические символы. Я подумала, что грех такое не использовать.
Мы шли по парадным залам – и нас приветствовали какие-то совершенно не те люди. Молодые офицеры в новой форме, штатские господа с неглупыми лицами, девушки с синими бантами фрейлинского шифра – я их точно раньше не видела. Никаких сальных морд, никаких надменных взглядов: они все были искренне рады видеть мою Вильму и даже на меня не косились с неприязнью. Сплошь приличные люди!
– Кажется, – сказала я, – мы просидели в подвале всё на свете. Куда делся гадюшник?
– Да, в общем, никуда, – улыбнулась моя хитрющая королева. – Уползли только самые жирные гадюки, Карла. Свита Леноры после её похорон не посещает Дворец, свита Эгмонда, как ты понимаешь, тоже. Не обольщайся: они расползлись шипеть по своим норам – и теперь будут накапливать яд, даже не сомневаюсь в этом. Многие перелесцы после похорон вернулись домой: тётушка Минаринда, Элай Заболотский, герцог Лунных Полей, дядюшка Никс, герцог Белохолмья… Не могу сказать, чтобы это мне нравилось.
– Почему? – удивилась я. – Ведь они – наши враги, вот пусть и валят в своё Перелесье на лёгком катере! То-то во Дворце легче дышится!
– Мне было спокойнее, когда они крутились на глазах, – сказала Вильма. – При дворе они болтали, это слышали нужные люди, а что эти типы замышляют сейчас – мы не знаем. Меня радует, что хоть дипломаты ещё живут в Столице… надеюсь, Рандольф не собирается на нас нападать в ближайшее время. Но наше посольство не слишком-то привечают при том дворе – и болтают очень нехорошие вещи.
– О тебе? – спросила я. Мне стало очень тревожно.
– Да. – Вильма грустно улыбнулась. – Коронованные не вышивают. Но это ещё полбеды. Я ведь принцесса Междугорская, варварка, еретичка, чужая здесь всем, кому только можно: и Прибережному двору, и Перелесскому двору. Может, и ведьма. Даже наверное ведьма: я же потомок Дольфа Некроманта по прямой линии. Это сейчас всё Перелесье обсуждает – и очень многие, очень многие наши, Карла. Поэтому я подлизываюсь к армии: еретичка, чужачка и ведьма должна ведь опираться на штыки, правда?
– Кромешно звучит! – охнула я.
– Но это правда, милая Карла. – Вильма вздохнула. – Ко мне приезжает Хальгар, он всё ещё признателен нам за спасение, а Орстен ни разу не нанёс визит. Это почти невежливо, ведь его отец – видный член Малого Совета. В столице масса групп и группочек аристократов, которые болтают всякое… Я так рада, что ты освободилась, Карла! Я не хотела мешать вашим изысканиям, они важные, но меня так и тянуло тебя отвлечь, потому что с тобой я могу быть слабой девочкой…
– Надо было сказать мне раньше, – попыталась вставить я.
– Но ты поднималась в нашу спальню за полночь и падала на постель, – ласково сказала Вильма. – Ты даже ела всухомятку вместе со своей командой. Нам надо попробовать лучше координировать нашу работу, дорогая. Чтобы у нас оставалось время хотя бы на беседу перед сном.
– Знаешь, – сказала я, – теперь у нас с тобой будет гораздо больше времени. Мы с мэтром Фогелем уже сработались – и он понял принцип. Мой принцип, в общем. Насчёт того, как лучше работать с костями – для наших целей. Он понял суть, а остальное ему объяснят, если что, Клай и Райнор. Они очень дельные парни, хоть и с небольшим крабом в черепушке каждый, но этот краб в голове у любого некроманта, я так думаю.
– А я за это время ближе познакомилась с благороднейшим мессиром Валором, – сказала Вильма. – Он невероятно мил, очень предупредителен и галантен, как было принято при его жизни. Наши современники так уже не умеют. И в последней беседе мессир Валор подал мне великолепную идею. Ты говорила о кладбищенских привидениях, помнишь? О тех, что остались, решив не покидать юдоль…
– Было дело, – кивнула я. – Тётка, которая умерла довольно молодой и решила не уходить, потому что присматривает за своими детьми, и один старый чудак, который при жизни был любопытен сверх всякой меры. Вдобавок, мне кажется, он любил всякие сомнительные хохмы – и сейчас получил возможность охать и стонать, чтобы спугнуть какую-нибудь возлюбленную парочку… А на что
