терпеливо выносили ее вспышки – например, однажды ей заплетали косы, и она, устав от бесконечного дерганья, вдруг вскочила и ушла к себе в спальню, хлопнув дверью так, как не хлопала с тех пор, как была всего лишь младшей принцессой от второй жены короля. Служанки целыми днями были рядом, уговаривали съесть хоть что-нибудь, когда ей кусок не лез в горло, следили, чтобы королеву никто не потревожил, если она была занята, устраивали всё как надо к прибытию королевы Эддис, чтобы ей самой осталось только подтвердить их решения.
Эддис задержалась в Эфрате, позвала к себе тетушку и сестру со служанками, чтобы визит в столицу не носил совсем уж военный характер. Тетушка ее, великая герцогиня, заявила, что в своем почтенном возрасте должна путешествовать с комфортом, и потребовала королевскую карету. А потом бодро и весело прибыла в Эфрату верхом, прямо по бездорожью, а слуги тем временем тащили тяжеленную карету по горным дорогам, в основном на руках. Спустившись в Эфрату, герцогиня и королевская сестра, тоже герцогиня, вместе со своими служанками совместными усилиями стали готовить королеву к встрече. По их словам, Эддис должна представить свою страну и свой двор с самой лучшей стороны. Призывая их, Эддис хотела получить именно такую поддержку и теперь отдалась заботам родственниц с величайшим терпением.
Пригласила она и волшебника, но тот вежливо отказался. Он еще надеялся примириться со своим королем и поэтому предпочитал формально делать вид, будто находится в плену.
Эддис прибыла в столицу. Аттолия встретила ее со всеми любезностями и церемониями. Даже не взглянув на Эвгенидеса, проводила обоих в свой дворец и выразила надежду, что визит пройдет тепло и благополучно. Хоть Аттолия и делала вид, что не замечает эддисского вора, ее служанки внимательно присматривались к нему и, кажется, остались не вполне довольны увиденным. Эддис уловила и враждебность служанок, и отстраненность аттолийской королевы. Она боялась, что не ведающее границ озорство ее вора приведет к катастрофическим последствиям, но Эвгенидес лишь вежливо поклонился, когда его представили. Учтивость на его лице была такой же застывшей, как у Аттолии, и не слетела даже тогда, когда она, глядя сквозь него, ответила на поклон величественным королевским полуреверансом.
* * *
Вечером, перед ужином, Эвгенидес явился в покои к Эддис. Ее служанки то входили, то выходили, примеряли ей сережки, потом обсуждали, не надеть ли другие. Время от времени заглядывали две герцогини и, взглянув острым глазом, высказывали свое критическое мнение.
Эддис сносила все это так терпеливо, что Эвгенидес аж залюбовался.
Ксанта, старшая служанка Эддис, толкнула королеву под локоть, та покорно подняла руки и стала ждать, пока ей повяжут пояс. Потом аккуратно расправила шитую золотом ткань.
– Вряд ли служанки Аттолии обходятся с госпожой как с призовой буренкой, – заметила королева.
– А им и нужды нет, – парировала Ксанта. – Она, поди, сама в состоянии выбрать себе наряд и не марширует в нем по-солдатски.
Эддис ответила на упрек улыбкой.
– Мне доводилось видеть золотых тельцов, – вставил Эвгенидес. – Даже их не охраняли столь рьяно.
– Да, я заметила, как много во дворце вооруженной охраны. Это потому что мы здесь? – спросила Эддис, все еще держа руки разведенными в стороны.
– Нет, – ответил Эвгенидес. – Они всегда вокруг нее.
Видимо, он знает, о чем говорит, подумала Эддис.
– Вечером будут танцы, приглашены музыканты с Континента, – предупредила она вора. – Согласно протоколу, ты как претендент на руку Аттолии должен провести с ней первый круг.
– Я уже потренировался, – ответил он.
После ужина, когда убрали столы и зазвучала музыка, он покорно вышел во главу зала и предложил королеве руку на первый танец. Аттолия приняла руку, не взглянув на него, и за весь танец не произнесла ни слова. После танца он отвел ее обратно, чувствуя себя так, будто возвращает манекен на пьедестал. Поклонился и вернулся к Эддис. Втиснулся между нею и ее блюстителем протокола.
– Похоже, аттолийский двор не в восторге от этой помолвки, – сказала Эддис.
– Я не ловил на себе столько злобных взглядов с того дня, как стащил те изумруды-кабошоны, – признался Эвгенидес.
– Ну, не думаю, что ты им настолько сильно не нравишься, – отозвалась Эддис.
– Видала ее гвардейцев?
– О да.
– А министра церемоний? А всю прислугу вплоть до последнего виночерпия? Королевские служанки, ты сама видела, все до одной – все десятеро – резко против.
– А королева? – спросил блюститель протокола, сидевший по другую руку от Эвгенидеса.
– Королева воздерживается, – коротко ответил Эвгенидес.
– Девять против, одна еще не решила, – сказала королева. Поймав недоумевающий взгляд Эвгенидеса, пояснила: – Служанки Аттолии. Мне кажется, одна еще колеблется.
– Правда? Которая? – удивленно приподнял бровь Эвгенидес.
– Вычисли сам. Пойди полюбезничай.
– А если меня разорвут на куски?
– Думаю, физическое нападение тебе не грозит, – сухо усмехнулась Эддис.
– Это тебе так кажется, – возразил Эвгенидес. – А у меня в тарелке был песок.
Эддис подняла на него глаза:
– А я думала, ты не голоден.
– Песок, – повторил Эвгенидес. – В супе, на хлебе, на мясе.
– Она бы не… – начала Эддис, но Эвгенидес остановил ее. Взмахнул рукой в воздухе, словно отметал невидимую паутину.
– Нет, она бы, конечно, не стала. Но кухня, видимо, разделяет чувства королевских служанок.
Эддис вздохнула, окинула взглядом прекрасный зал. На полу изысканная плитка, на стенах мозаика, сотни свечей, золотые канделябры. Закралась крамольная мысль: она бы охотнее продала Эвгенидеса в рабство, чем отпустила ко двору королевы Аттолии.
* * *
Переговоры начались на следующий день. Первым делом, как предложила Аттолия, стали обсуждать военный договор. Королевы не присутствовали. От их имени выступали министры и советники. А их величества, встретившись, поболтали о погоде и о вечерних развлечениях. Эвгенидес, в свою очередь, торжественно пригласил королеву на танец, получил столь же торжественное согласие. Аттолия разговаривала с ним лишь обязательными протокольными фразами, и Эддис понимала, что вор шепотом отвечает ей едкими комментариями, на которые он был большой мастер. Если Аттолия вернется с танца, раскрасневшись не только от движения, это никому не понравится. Ее горничные провожали Эвгенидеса колючими взглядами, и, по его выражению, будь у них хвосты, они бы хлестали себя по бокам. Гвардейцы Аттолии следили за ним, как ястребы, ждущие сигнала к охоте, и даже прислужники, обращаясь к нему, смотрели сверху вниз. Однако аттолийская знать не выступала единым фронтом. Все были натянуто любезны, но под вежливостью скрывались разные мотивы. Одни были настроены решительно против любого короля родом не из Аттолии, другие злорадствовали, глядя, как низко пала королева. И никому, видела Эддис, не приходило в голову задуматься, хороший ли из него выйдет правитель.
* * *
Мирные переговоры продвигались медленно. Аттолия, окруженная своими вздорными баронами, по-прежнему держалась вежливо и отстраненно. А Эддис была осторожна, ведь на карте стояло благополучие ее страны. Ее военный министр, не желая забывать, что королева Аттолии покалечила его сына, был холоден и с трудом удерживался на грани откровенной враждебности.
Тем временем Эддис, гуляя с Аттолией, расхваливала ее дворец и сады. Аттолия в ответ приглашала ее на концерты, танцы и экскурсии по окрестностям.
– Ну и хорьки со змеями собрались у вас при дворе, ваше величество, – еле слышно говорил однажды вечером Эвгенидес, кружась с ней в танце. Он вел королеву левой рукой, а правой придерживал за талию. Она чувствовала на спине деревянное прикосновение протеза. – Где вы их только находите? Выращиваете в темноте где-нибудь в глуши, а потом привозите в столицу?
Аттолия знала все достоинства и недостатки своих сторонников. Не отвечая, она глядела через плечо Эвгенидеса. Она до сих пор была выше его.
– Взять, например, барона Эрондитеса, – продолжал Эвгенидес непринужденным тоном. – Время от времени он подползает ко мне и шипит по-змеиному. А Суза… Вы когда-нибудь спускаете его с цепи или он слишком опасен? Он говорил мне, до чего рад видеть, что вы наконец выходите замуж. За фигляра – вот как он выразился. – Он почувствовал, как одеревенела спина Аттолии, и тщательно выбрал следующую мишень. – А сын Эрондитеса… – Он умолк.
Аттолия медленно обернулась к нему:
– Еще слово – и я с тебя
