ее. Забрать в наш мир, если смогу.
– Ты не можешь забрать ее. – Качнув головой, Эрай встает, жестом велит мне оставаться на месте. Я жду. Темнота пылает, раскаляется в груди. – Эта флейта – залог нашей победы. Она всегда с нами в битве, не оставляет нас. Ее нельзя забрать. Но ты можешь увидеть ее.
Он отходит в другой конец шатра, опускается на колени перед высоким сундуком. Протягивает руки, произносит слова – они звучат, как стихи, скользящие по лезвию песни, но я не разбираю смысла, переводчик слишком далеко от Эрая.
Потом он откидывает крышку, достает длинный узкий короб. Возвращается, ставит на стол передо мной, раскрывает.
– Это залог победы моего народа, – говорит Эрай. – Золотая флейта.
Она лежит в темном ложе, в оправе из старого дерева и узорчатой ткани. Отверстия и клапаны расположены непривычно, и я хочу узнать, как движется в ней ветер, как он блуждает, подхватывая звук.
Эрай смотрит на меня, пока я смотрю на флейту.
Одна вспышка темноты – и я исчезну вместе с ней. Во второй миг заберу Бету, в третий – буду возле корабля. Через четыре мгновения я могу быть в городе со своим отрядом и с золотой флейтой.
Но я не могу. Мы союзники.
Я протягиваю руку, но не касаюсь. Слушаю магию, текущую в сияющем теле флейты. Она зовет меня, жаждет, чтобы я вдохнул в нее жизнь и силу, заставил петь. Этот зов отражается в моем сердце, пылает.
Я встаю.
– Ты показал мне флейту, я благодарен. Мы заключили союз. Теперь я должен вернуться к своим воинам.
Эрай кивает, вскидывает руку.
– Победы и счастья твоему народу, – говорит он.
Переводчик откидывает полог шатра, и я выхожу из полумрака в солнечный свет.
40
Мы уходим.
Слова вспыхивают, взрезают мир – наверное, я никогда не смогу привыкнуть к этому. Этот беззвучный голос невозможно перепутать ни с одним другим: он багряно-черный, он заполняет небо, сметает все на своем пути.
Я кивнула, словно Мельтиар мог видеть меня.
Первой мыслью было подхватить оружие, выйти из шатра, но я остановила себя. Здешние воины заметят, что я собралась в путь, могут догадаться про безмолвную речь, а им незачем об этом знать.
Я отодвинула занавеску, встала на пороге. Когда Мельтиар уходил, небо было чистым, а сейчас набежали облака, высокие, рваные, похожие на дымку. Лагерь казался притихшим, лишь изредка в шорох ветра вплетались голоса, шаги и конское ржание. Должно быть, почти все воины сейчас далеко, сражаются за рубежи на истоптанной равнине или в предгорьях. Что за странная война у них? Битвы в условленных местах, в урочное время, как игра.
Мельтиар еще не появился, но я слышала его шаги: здесь, на чужой земле, они были такими же, как и в родном мире. И на шатающейся палубе корабля я без труда узнавала поступь Мельтиара. Когда я научилась так хорошо различать ее?
Потом показался он сам. Следом шел старый переводчик, а затем из ближайшей палатки вынырнул и второй.
– Собирайся, – сказал Мельтиар, подойдя. – Задача выполнена, нам пора.
Я видел флейту.
Его мысль мчалась в потоке чувств, тоска и радость сплетались нераздельно. Я зажмурилась на миг – мне показалось, что слышу другую флейту. Ту, чей голос был знаком мне, ту, что призывала нас на войну.
И заключил военный союз.
Я хотела спросить, но вопрос был слишком страшным, а мысли теснились суматошно, не давали сосредоточиться. Мы добрались до другого мира, заключили союз с другим народом, узнали, что флейта существует, – но не заберем ее? Чувства, пылавшие в прикосновении Мельтиара, ясно говорили мне: нет, не заберем, не обманем доверие этих людей.
«Тебя не будут судить за это?» – вот что я хотела спросить. Но лишь кивнула, вернулась в шатер за оружием и вышла, готовая отправиться в путь.
Переводчики проводили нас до последней палатки. «До моря неблизкий путь, – сказал тот, что был старше. – Если задержитесь у нас до заката, то доедете с почестями, на колесницах». «Не нужно, – ответил Мельтиар. – Мы привыкли к дальней дороге».
Теперь лагерь остался позади, и я пыталась почувствовать, где же кончается пространство, окруженное незримой стеной, где исчезает магическая защита. Я думала, что увижу ровный круг колесниц, но их не было. Редкой цепью стояли часовые с высокими пиками и лентами на шлемах, а дальше простиралась равнина, истоптанная, пыльная и пустая.
Я смотрела под ноги, на помятые травинки, упрямо тянущиеся к солнцу. Прислушивалась к чувствам и звукам, но поняла, что мы миновали барьер, лишь когда Мельтиар до боли стиснул мои пальцы и сбился с шага.
– Ты теперь видишь их? – спросила я, подняв взгляд.
Мельтиар кивнул. Волосы упали ему на лицо, ветер теребил их, осыпал пылью.
– Не всех, – ответил Мельтиар. Он снова шел ровно, смотрел вперед, но и голос, и прикосновение говорили: случилось что-то ужасное, непоправимое. – И они не здесь.
– Где они? – Я едва услышала свои слова – шепот, уносимый ветром.
Я знала, что не должна бояться, должна быть бесстрашной, Мельтиар выбрал меня за это, – но мысли клубились, как облака в шквал, не давали успокоиться. Что если люди, с которыми мы заключили союз, заманили Мельтиара в лагерь, чтобы подстеречь и уничтожить наш отряд? Но почему тогда отпустили нас? Или это ловушка и надо ждать удара? Или…
– Они далеко, – сказал Мельтиар. – Дома.
– Дома? – переспросила я, не понимая.
– Да. – Мельтиар кивнул и указал в сторону невидимого отсюда моря. – В городе.
Я мотнула головой, пытаясь сосредоточиться, понять, как такое может быть. В городе. В безопасности. Но не все. Мельтиар видит не всех. Может быть, и невидимые в безопасности, где-нибудь рядом, под защитным барьером?
Но даже если бы остальные отплыли без нас – а они бы так не сделали, – за один день невозможно преодолеть море. Как они вернулись?
Будь готова сражаться. Мысль Мельтиара прозвучала как приказ – словно мы снова оказались на войне и вокруг кипела битва. Мне стало легче. Но не подавай виду.
– Когда лагерь скроется из виду, – сказал он вслух, – я перенесу нас к морю.
Темнота опалила меня, затмила свет и звуки, лишила дыхания на миг – и тут же схлынула. Осталось лишь ее эхо: острое покалывание на коже, горечь на губах, неуловимый вкус боли. Все то, о чем Мельтиар молчал, пока мы шли по пустынной равнине под шелест ветра и крики незнакомых птиц.
Если он чувствует каждого предвестника, знает, когда гаснет каждая звезда, – то что же было с ним на войне? Как он выдержал столько смертей?
Мельтиар мотнул головой, будто отбрасывая мой невысказанный вопрос, и пошел вперед, увлекая меня за собой. Соленый ветер бил в лицо, небо застилали облака, низкие, текучие. Солнце осталось позади, над вытоптанной равниной. К горизонту бежала темная рябь – беспокойное море, такое далекое,
