он говорит? Хотя пальцы на руках у мага действительно начали разрушаться и из фиолетовых превратились в серые, он вполне мог солгать ей. С другой стороны, деревню охранял Фернер, и магия этого мальчишки едва ли могла противостоять ярости первого воина. Но, если положить руку на сердце, она вела его в деревню просто от отчаяния. У нее не было ни плана, ни решения. Зато была обида. Обида на свое племя. Нет, она ни в коем случае не хотела предавать своих, но в то же время понимала, что они ее предали. Да, проклятие Селены было мощным. Но забыть ее вот так легко и быстро… Одиночество сухой болью охватило грудь Сьерры, стало трудно дышать, хотелось плакать.
* * *
Она подвела его так близко к деревне, что, если бы их обнаружили, ее судили бы за измену. Хотя кто ее будет судить, ее ведь даже не помнили. Она даже не была уверена, что Нестор запомнит, что они прожили вместе, после того, как она решила присоединиться к его миссии. А Фернер? Фернер казался невосприимчивым к магии Селены, да и явления Зейта, кажется, не оказывали на него влияния. Хотя, может быть, она просто верила в это, чтобы чувствовать себя чуть менее несчастной, чуть менее одинокой. Дождь прекратился, но воздух все еще оставался влажным, и прохладный вечерний ветерок плотно облеплял ее тело мокрой одеждой, будто обнимая.
Идти было уже невозможно. Боль в ноге Сьерры стала настолько пронзительной, что, казалось, проникала через все ее тело до самого черепа. Заэлю было еще хуже. Каждый шаг давался ему с видимым усилием, пальцы совсем почернели, как будто он держал в руках уголь, а вены приобрели страшный темно-синий оттенок. Сьерра нашла укрытие в полом стволе гигантского мертвого дерева, и они спрятались там, дрожа и потирая руки в надежде согреться.
– Надо развести костер, – проговорил маг умоляющим тоном.
– Нельзя. Тогда нас сразу обнаружат.
– А если будем ночевать так, просто умрем.
Сьерра хотела было возразить, но не нашла аргументов. Плотно сжав губы и поджав ноги, она уложила подбородок на колени и замолчала. Заэль сидел рядом, плотно прижавшись к ней, и это было такое странное чувство – дрожать от холода рядом с незнакомцем. Смерть, боль, радость, отчаяние хочется переживать рядом с тем, кого любишь, кто тебе дорог.
– Думаю, я могу пойти раздобыть каких-нибудь тряпок, чтобы накрыться, – наконец сказала Сьерра.
– И они тебе ничего не сделают?
– Ничего. Они меня даже не увидят. Меня больше беспокоит то, что когда я вернусь, то обнаружу здесь труп.
Сьерра попыталась встать, и почувствовала, как острые челюсти впиваются в лодыжку. Нога пульсировала, а от боли так закружилась голова, что чтобы не упасть, Сьерре пришлось опереться о дерево.
– Ты в порядке?
– Да…
Порядком, конечно, назвать состояние Сьерры было нельзя. Девушка сильнее схватилась за дерево и приняла, наконец, вертикальное положение. Интересно, она и вправду видела это или это ее больное воображение начало смеяться над ней?
Она с силой закусила нижнюю губу, будто пытаясь удержать что-то, что делало бы мир реальным, пусть бы это была и боль. И долго оставалась в таком положении.
– В чем дело? – спросил Заэль.
– Встань, – коротко сказала Сьерра.
Маг подчинился, продолжая смотреть на нее непонимающим взглядом.
– Ты видишь это?
Заэль открыл было рот, чтобы спросить, что именно. Но в этом уже не было необходимости. Белый свет луны уже отражался в его глазах.
Рей
Порядок
Были времена, когда мир был кровавым зубастым месивом. Земля дышала насилием и страхом, и все живые существа пожирали друг друга. Смерть была похожа на дикое животное: у нее были крылья летучей мыши, глаза с острыми зрачками и узкий, полный клыков рот. Зато Зейт и в те время выглядел также: ребенком или костяным стариком с невозможно длинными руками и ногами. А потом в этом кровавом хаосе наступил порядок… И навел его я, я смог воздвигнуть царство. Но зная, что все может быть уничтожено в одночасье, я изменил животных. Клювы птиц стали мягче, когти зверей – короче, а корни деревьев больше не жаждали крови, а начали питаться водой.
Я помирил титанов День и Ночь, и течение дней стало упорядоченным. Дикие животные перестали быть столь прожорливыми, а тех, кто не подчинился, я отправил в самые глубокие пропасти и на самые глубокие вершины, где они были бы безопасны для остальных. И вот, когда мир был готов, я создал первую женщину, а рядом с ней – первого мужчину. Я создал их по своему образу и подобию, с сердцами, настолько похожими на мое, что они могли бы заменить нас, когда пришло бы время. Я дал им любовь, любопытство и желание.
Я научил их заботиться и хотеть большего, подобно тому, как к большему стремимся мы. Иногда это стремление становилось болезненным и превращалось в жадность, и из-за этой жадности проливалась кровь. Люди любили и боялись, ненавидели и восхищались. А потом наступил час, когда они уже не могли расти и изменяться, продолжая оставаться марионетками в руках богов. Они захотели стать самостоятельными. И мир перестал быть для нас площадкой для игр.
Нам пришлось уйти. И тогда люди развязали войну. Да, это были именно люди. Ведь и в жилах Итари, рожденной от смертных и носившей в себе сердце падшей богини Фурии, текла человеческая кровь. Дольм оставался в стороне. А богам, так долго игравшим судьбами смертных, так долго лишавшим их воли, пришлось удалиться. Так смертные стали свободными. Они заслужили право ошибаться. И даже сейчас, когда Селена ослушалась меня, когда Эльва выбирает неугодную мне судьбу, когда Итари поднимает свои знамена, а Смерть то и дело меняет свое обличье, я остаюсь в стороне. Мир принадлежит смертным. А когда он разрушится, я буду готов собрать его обратно.
Сьерра
Они шли молча, боясь делать лишний вздох, чтобы не расходовать силы. От холода зубы стучали так громко, что, казалось, заглушали звук шагов по грязи. Они двигались медленно, и каждый шаг давался им с трудом. Сьерра пыталась радоваться, что они наконец нашли то, что искали. Что у них появился маяк – лунный свет, который теперь не даст сбиться им с пути. Но страх то и дело холодными пальцами обхватывал ее. Она боялась не только гнева Селены, которая так жестоко наказала ее. Она боялась еще и того, что если Селена поможет Заэлю, ей просто незачем будет жить. Даже
