дышу, живот раздулся так, будто я нахожусь уже не на первом месяце беременности или проглотила футбольный мяч.
Слова о том, что нам нужно срочно попасть к ведьме бабе Марье, показались маме начавшимся бредом, и я ее понимаю.
Мама держала меня за руку, пока мы ехали в больницу, все пыталась успокоить, но ее голос срывался и дрожал от волнения.
Мама сидела бы рядом со мной до утра, но ночевать в палате ей не разрешили. Врач бегло осмотрел меня, покачал головой:
– Нужно сдать анализы и сходить на УЗИ. Лаборатории сейчас закрыты, обследование назначим на завтра. До утра с тобой ничего не случится.
Если маму это хотя бы немного утешило, меня – нет.
Каким бы замечательным ни было лечение, оно не поможет: то, что происходит на физическом плане, лишь следствие качественно сделанной порчи.
Как бывший практик, я готова аплодировать Эрику – бывший превратился из начинающего мамкина колдуна в первоклассного чернушника.
Сейчас ночь. Я лежу в палате, стараясь не хныкать от боли. Обследование назначено на завтра, но, скорее всего, это «завтра» для меня не наступит.
Паучьи сети стягивают все сильнее, мешая дышать.
Я снова и снова пытаюсь их разорвать – раньше непременно бы получилось если не полностью освободиться, то хотя бы ослабить давление.
Но сейчас паутина лишь обжигает ладони. Вся Сила, которую я считала своей, испарилась, словно ее и не было.
Так, Алика. Успокойся. Дыши.
Что ты можешь сделать, чтобы себе помочь?
Я тянусь к телефону. Первым делом набираю номер Марьи. «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – равнодушно сообщает оператор.
Затем звоню Никите, сатанист всегда приходил мне на помощь.
По телу проходит дрожь – после ритуала я не связывалась ни с ним, ни с Лехой. Живы ли они?
Интуиция молчит так же, как и телефон. И от этой неизвестности становится еще страшнее. На втором гудке смартфон тоскливо пищит и умирает, хотя был заряжен больше чем наполовину.
Заглядываю в сумку. Там лишь нижнее белье, домашняя футболка, зубная щетка. И никакой зарядки. Едва сдерживаюсь, чтобы не завыть от отчаяния и безысходности.
Магическая программа не оставляет мне ни единого шанса на спасение.
«Черт, черт, черт!»
Туман, окутывающий тонкие тела, становится все плотнее, а я могу лишь с бессильным ужасом наблюдать, как «раскручивается» работа, а зеленая дымка сгущается с каждой минутой.
На одном из последних занятий баба Марья учила определять по фотографиям тех, кто находится в непосредственной близости к смерти.
Я хорошая ученица, умею отличать таких людей с первого взгляда и осознаю, что жить мне осталось в лучшем случае пару часов.
Словно в подтверждение этому, желудок содрогается в чудовищном спазме. Меня начинает рвать чем-то темным прямо на простыню. С туповатым удивлением понимаю, что это кровь.
«Знакомый почерк», – проносится мысль, прежде чем я с криком выбегаю из палаты.
Медсестра пытается меня успокоить: дает противорвотное, делает какой-то укол, меняет простыню. К распухшему животу прикладывает бутылку со льдом.
– Это все, что мы можем тебе предложить, – сочувственно вздыхает девушка.
– Скажите, а у вас был кто-нибудь… с такими же симптомами? – Я с надеждой вглядываюсь в ее уставшее лицо.
Современная медицина порой творит чудеса!
Когда к бабе Марье приходят люди, столкнувшиеся с тяжелой порчей, она, помимо чисток, советует обратиться к врачам!
Может, наука победит самую страшную магию?
– Был, – отводит глаза девушка.
– И что с ним произошло? – хриплю я.
– Ничего. Он умер. – Кажется, медсестра понимает, что сболтнула лишнее. Она оставляет на тумбочке несколько обезболивающих и возвращается на свой пост.
Эти слова отнимают последнюю надежду.
Даже если я каким-то чудом продержусь до утра, мне не помогут.
Мозг отчаянно генерирует безумные идеи.
Можно попытаться сбежать из полупустой больницы – обмануть медсестру и на попутках добраться до бабы Марьи. Можно попытаться провести чистку прямо здесь, несмотря на то что у меня нет ни необходимых материалов, ни сил.
Но я понимаю абсурдность этих затей. С распухшим животом далеко не убежишь, каждый вздох причиняет безумную боль. Голова кружится, мне сложно сосредоточить взгляд на чем-то одном, не то что провести ритуал.
С внезапной ясностью понимаю: если ничего не предпринять прямо сейчас, это будет конец. Кто-то говорит, что дальше нас ждет ад или рай, кто-то – что перерождение, а кто-то – что пустота.
Маги делают вид, что не боятся смерти – в большинстве эзотерических учений считается, что это лишь переход на новый этап.
Но мне страшно так, как не было никогда в жизни. Мне всего шестнадцать. Я не хочу умирать!
«Силы ведомые и неведомые, придите на помощь!» – мысленно обращаюсь ко всем, кого знаю: к богам северного язычества (у меня же так замечательно работали руны!), к славянскому пантеону, даже к христианскому эгрегору. Никакого ответа.
Словно в тот момент, когда я отреклась от магии, это было взаимно – Силы отреклись от меня.
«Эрик, Эрик», – бормочу я, утыкаясь в подушку. Как мы дошли до такого?
Почему-то в последние часы жизни вспоминается именно он. Не тот, каким парень стал в последние месяцы – вначале властным, подозрительным и ревнивым, затем нервным мальчиком, который не может сопротивляться страшному существу, забравшемуся к нему под кожу.
А тот, кого я встретила в самом начале.
Человек, который в меня поверил, мечтал защитить от всего на свете, тот, кто научил меня любить!
Как ни пытаюсь, даже теперь, зная, что Эрик обрек меня на гибель, не могу заставить себя его ненавидеть.
Сколько я себя помню, меня никогда не пугала темная сторона. С ней все понятно. Гораздо больше в людях страшила сторона светлая.
Она дезориентировала.
Мне становилось страшно, когда девочка, превратившая жизнь некоторых одноклассниц в ад, подкармливала бездомного котенка. Или мать, ударившая мою одноклассницу, покупала ей дорогое платье или планшет.
Посещала мысль: вдруг темная сторона привиделась? Или это был внезапно вселившийся демон? И человек, которого я посчитала ужасным, на самом деле милый и добрый. Только раз оступился. Так какая же сторона настоящая?
Вспоминается, как парень брал с собой термос, если мы ехали проводить ритуал на улице, чтобы после «работы» согреть меня чаем с бергамотом и корицей.
Как носил с собой запасные перчатки: я постоянно забывала свои дома, и Эрик волновался, что могут замерзнуть «лапки» – так он называл мои ладони. Как я все время боялась забыть его глаза – темные и теплые, наполненные такой любовью… Этот взгляд я хочу помнить в свои последние часы!
Как так вышло, что этот же человек навесил на меня
