Зигфрид, вскочив. – Они всегда побеждают! Я вовсе им не подыгрываю, но белые слабее.
– Тебе… это… нравится? – убитым голосом спросила Иоланда.
– Не то слово! Ничто так не захватывает сердце, как зрелище сражения, тем более – победоносного.
– А эти моряки, они… настоящие?
– Конечно настоящие, только очень маленькие. Иначе было бы не интересно. Они такие же живые и мыслящие, как твоя фея.
– Но ведь сейчас сотни моряков погибли на наших глазах в ужасных страданиях.
– Война, Иоланда, война, она не бывает без страданий, как впрочем, и жизнь вообще.
– Но зачем они умирали? Неужели только для того, чтобы вас позабавить?
– И это, конечно, тоже, – криво усмехнулся принц. – Но не только. Те, кто выжил и победил, стали героями, они покрыли себя славой. Они получат в награду ордена, звания, титулы, дворцы, земли. Слышишь, как они кричат: «Да здравствует император!». И ещё: «Да здравствует императрица!». Они признали тебя Иоланда, они поняли, кто находится рядом с их повелителем.
Иоланда посмотрела на пруд. Все белые галеры были уничтожены, некоторые из них ещё догорали. Из чёрных галер наплаву осталось не более половины. На окровавленных палубах радостно бесновались чёрные моряки. Они показались Иоланде такими же безумными, как и Зигфрид.
– Для вас это просто игра?
– Не только, – улыбнулся Зигфрид. – Это ещё и обучение. Если мы хотим править миром, то должны привыкать к зрелищу войны, к страданиям и крови. Пока – в таком уменьшенном формате, но постепенно формат увеличится до натуральной величины, и мы начнём свои завоевания.
– А зачем нужно править миром?
– Это бессмысленный вопрос. Власть нужна ради власти. Абсолютная власть над миром – главный приз в этой жизни.
– Но неужели вы готовы заплатить за этот приз страданиями множества людей?
– Юная леди пока ещё многого не понимает. Страдания подданных не имеют ни малейшего значения для повелителя. Они рождаются для того, чтобы удобрить своими трупами землю, которую я завоюю.
– А меня одна слезинка моей феи делала несчастной.
Зигфрид некоторое время молчал, а потом заговорил очень тихо и любезно:
– Я виноват перед вами, юная леди. Мне не следовало предлагать чисто мужское зрелище девочке с нежной и ранимой душой. Мне казалось, что и вам тоже надо закалять свою душу, но я, очевидно, слишком с этим поторопился.
– Не стоит извинений, любезный принц, вы преподали мне очень убедительный и весьма наглядный урок.
– Рад, что вы на меня не сердитесь, – улыбнулся Зигфрид, не заметив иронии. – Как вы хотели бы провести время?
– Кажется, ваш замок стоит на берегу моря? Покажите мне море, я никогда не видела его.
– Охотно, моя госпожа, мы поднимемся на башню, оттуда всё видно, как на ладони.
На вершине башни их сразу окутал лёгкий прохладный ветерок, впрочем, здесь не было холодно. Внизу разбивались о камни серые волны, их шум едва доносился на высоту. И вдаль, насколько видел глаз, простиралась бескрайняя серая равнина.
– Как пасмурно… У вас всегда так?
– Всегда. Мне нравится.
– Вы не любите солнце?
– Закройте глаза, госпожа, сосчитайте до десяти, а потом откройте.
Когда Иоланда открыла глаза, ярко светило весёлое солнышко, а море внизу стало прекрасного бирюзового цвета. Оно было такое красивое, что на душе сразу стало радостно. А принц стоял рядом и брезгливо морщился.
– Неужели так лучше? – спросил он. – Картинка, способная обрадовать только примитивное неразвитое существо, начисто лишённое вкуса. Аристократизм требует сдержанных тонов, отвергая всё крикливое. Ты согласна со мной?
– Верните, как было, Зигфрид. Это ваш мир.
После обеда Иоланда сказала:
– Мне что-то нездоровится. Видимо, обилие новых впечатлений дурно на мне сказалось. Будьте любезны, принц, не беспокоить меня до завтрашнего утра.
– Как вам будет угодно, моя госпожа.
На самом деле Иоланда чувствовала себя довольно неплохо, хотя была потрясена тем, что увидела и узнала. Но она твёрдо решила покинуть мир Зигфрида, и ей требовалось время на то, чтобы обдумать, как это лучше сделать.
Когда она вернулась в свою комнату, первым делом увидела на стене большую красивую картину. На ней серебряный дракон сидел на земле, расправив крылья, а взгляд больших драконьих глаз был устремлён прямо на неё. Глаза дракона были мудрыми и добрыми, серебристый гигант словно хотел утешить её.
– Откуда это, Марта? – спросила Иоланда.
– Не знаю, госпожа. Я пошла позавтракать в помещение прислуги, а когда вернулась, эта картина уже висела на стене. Наверное, Зигфрид вам её подарил.
– Это вряд ли. У дракона слишком добрые глаза. Зигфрид, полагаю, преподнёс бы мне немного иную живопись. Но ладно. Марта, мы должны срочно отсюда исчезнуть.
– Но как? Наша тропинка заросла сразу вслед за нами, а другие выходы из этого мира нам не известны и никто не позволит нам их искать. Только Бог может помочь нам, надо хорошенько Ему помолиться. Знаете что, госпожа, у меня есть замечательный образок, – она вытащила из-за пазухи за длинный шнурок небольшой серебряный прямоугольник. – Вот. Здесь изображен Господь Иисус Христос.
– Господу можно молиться, только глядя на Его образ?
– Не обязательно, можно и так, но с образом всё же лучше.
Иоланда взяла в руки иконку и посмотрела на Христа. Его лик поразил девочку. Он был строгим, и добрым одновременно. Иоланда никогда не знала отца, но была уверена, что отец должен быть именно таким: строгим и добрым. А ещё таким, которому можно рассказать обо всём на свете, потому что он всегда поймет и поможет. Иоланда не знала, как надо молится, поэтому она просто начала разговаривать со Христом. Рассказала, что она очень любит маму, сокрушалась о том, что мама сейчас, наверное, очень огорчается и попросила как-нибудь успокоить её. Потом сказала, что Зигфрид очень сумрачный мальчик, и она не хочет расти вместе с ним в этом угрюмом замке, ей не нравятся его жестокие забавы, хотя она не обижается на Зигфрида, он был очень любезен с ней, но она совсем не хочет быть рядом с ним, и просит Господа как-нибудь вызволить её отсюда.
Иоланда сама не знала, долго ли она так разговаривала с Господом, ей очень понравилось с Ним разговаривать, она всей душой чувствовала, что Господь слышит её. Она даже не заметила, что в комнате стало почти совсем темно. И вдруг она услышала тихий, но очень глубокий и низкий голос:
– Иоланда, – голос шёл от картины с драконом, который как будто ожил. – Прошу прощения, что прерываю твою молитву, но она уже услышана.
– Дракон, ты живой? – удивилась Иоланда.
– Вполне живой, хотя сейчас ты видишь не меня, а только моё изображение. Я – слуга Божий. Из тех, кого не многим случается увидеть. Но сейчас особая ситуация. Господь послал меня к тебе, чтобы я помог.
– Ты отнесёшь меня обратно к маме?
– Могу и к маме. Но тогда ты никогда не вырастешь. Тебе всегда будет пять лет. Хотя сейчас тебе уже десять, но снова станет пять.
– Нет, я
