ты никогда не притворялся, ты всегда был таким же. Власть не столько меняет человека, сколько проявляет его, а в тебе почти ничего нового не появилось. Ну вот только властная манера поведения. Но без этого, какой бы ты был император? – Иоланда опять очень нежно улыбнулась.
– Да, говорят, я стал неплохим правителем. Сам от себя не ожидал, боялся не справиться. А ничего так, справляюсь вроде. Но я был уверен, что стану хорошим мужем, а вот этого-то у меня, похоже, и не получилось. Я совсем не уделяю тебе внимания.
– Если бы ты только знал, как я люблю тебя, Ариэль, никогда бы такого не подумал. Помню, как ты уехал во внешний мир. Я ждала тебя каждый день, я не жила, а только ждала. А теперь ты каждый вечер дома. И каждый вечер я благодарю за это Бога. Да, мы почти перестали разговаривать, но разве в словах дело? Ты не можешь быть плохим мужем, дорогой, просто потому что это ты.
– За что Бог дал мне такую прекрасную жену?
– Ни за что. Просто так. Это подарок, – рассмеялась Иоланда.
– А помнишь, как мы жили после свадьбы вдвоем в пустыне?
– Да, тогда мне не приходилось делить тебя с империей.
– Поехали туда вдвоем. Наш домик цел, я узнавал.
– А как же твои важные государственные дела?
– Всех дел не переделать. К тому же именно сейчас такой момент, когда основные решения приняты, а с текучкой Перегрин хорошо справляется. И неужели император впервые за 18 лет не может взять отпуск дней на десять.
– Теперь нас, очевидно, будет сопровождать многочисленная охрана, – с лёгкой иронией заметила Иоланда.
– Зачем многочисленная? Возьму десять гвардейцев, этого будет достаточно. Парни у меня тактичные, будут следовать за нами на расстоянии, так что мы будем вдвоём.
– И когда выезжаем?
– Завтра утром. Разбужу Перегрина пораньше, отдам ему несколько распоряжений и сразу в путь. Гвардейцы всегда наготове.
***
Двадцать лет назад, когда Ариэля срочно вызвал канцлер, они бешенным галопом неслись по этой дороге. Сейчас ехали спокойно, не торопясь, решив саму дорогу через пустыню обратить в отдых. Гвардейцы следовали за ними на почтительном расстоянии. Они были вдвоем посреди бескрайнего безмолвия. Иоланда давно уже не испытывала такой полноты счастья, хотя она вполне искренне говорила мужу, что счастлива всегда, и ей достаточно для этого сознания, что он существует, но сейчас началось настоящее волшебство, какого стоило подождать 20 лет.
Иоланда никогда не понимала рассуждений о том, что брак должен выдержать испытание временем и вовсе не считала, что их брак такое испытание прошёл. Какие могут быть испытания? Она не могла любить никого, кроме Ариэля, а его она не могла разлюбить, как нельзя разлюбить жизнь или красоту. Он был прекрасен, и она знала, что он считает её прекрасной. Чего же ещё? Говорят, надо учиться терпеть недостатки любимого человека. Что за ерунда? У него есть свои особенности, это и есть он сам, и если она его любит, то терпеть ей ничего не приходится, остается только радоваться.
Их любовь осталась такой же, какой она когда-то была в царстве пресвитера, на их любви никак не отразилось то, что старый мир рухнул, а новый был уже совсем не похож на сказку, их любовь оставалась сказкой, наверное, она родилась в вечности, и никакие изменения, происходящие во времени, никак не могли на неё повлиять.
Узнав о своём детстве, Иоланда пережила настоящее потрясение, но это потрясение вовсе не стало для неё судьбоносным. Ведь ничего не менялось от того, что стало ей известно. Оказывается, она из династии Каролингов, но для неё, императрицы, это практически не имело значения. Волнующим в этом известии было лишь то, что в жилах их сына, оказывается, соединилась кровь Меровингов и Каролингов, но ведь и Эрлеберт от этого не станет лучше, он и так замечательный, такой же прирождённый аристократ, как и его отец. Было немного жалко маму, ей казалось, что мама избрала не самый лучший путь, но это был её путь. Иоланда была уверена, что Бог не оставил её маму и дал ей то, что она хотела. Было жаль, что им никак не суждено увидеться, но она и так прожила с этим всю жизнь, а теперь стала только богаче, потому что теперь с ней всегда была мамина улыбка.
Она собиралась обо всём рассказать мужу, но это требовало времени, которого никогда не было, а теперь время появилось. И она рассказала. Ариэль слушал очень внимательно. Потом долго молчал, похоже, в нём шла внутренняя работа. Потом он спокойно заговорил:
– Поразительные вещи… Я чувствовал, что ты у меня «не от мира сего». Потому и на наших отношениях изменения в мире никак не отразились. Для меня ты всегда была благороднейшей из принцесс, и в этом смысле ничего не изменилось. Да ведь и не в том дело, чем ты была для меня, любой, посмотрев на Иоланду, увидел бы воплощённое благородство. Так что Каролинги не сделали тебе чести, это ты сделала им большую честь, а то, что они об этом так и не узнают, ни для кого из нас не имеет значения. А серебристый дракон… Оказывается, он уже давно за нами приглядывает. Может быть, он и ещё появится, хотя он этого и не обещал. Дракон… Золото драконов… Империя страшно нуждается в золоте. Прости, что перевожу разговор на дела империи, но эта проблема не выходит у меня из головы. Серебристый, наверное, знает, где золото драконов, так ведь не спросишь у него.
– А я-то всё никак не могла понять, почему серебристый дракон именно сейчас решил вернуть мне память. Может быть, это как-то связано с делами империи?
– Может быть. Но как?
– Весь вопрос в том, где именно я провела своё детство.
– Может быть, это и нигде.
– А может быть, это довольно точно локализовано. Вспомни границы империи. С одной стороны пограничные горы, за которыми внешний мир. С другой – море, за которым тоже внешний мир. Потом зыбучие пески и наконец – драконьи горы. Моё детство прошло уж точно не во внешнем мире. Остаётся то, что за песками и драконьими горами. А дракона скорее всего можно было встретить за теми горами, где обитало его племя. Думаю, мы с мамой там и жили.
– Что же там вообще такое?
– Малые миры. Есть люди, которые хотят жить в очень маленьком мире, и в конечном итоге их мечта сбывается. Такой была моя мама, таким был черный принц, а как сказал один мудрец: число два не имеет смысла. Если что-то по природе своей не единично, если есть два, значит должно быть больше.
– Ты думаешь, эти малые миры в
