душу отца. Он должен был всё это устраивать. Он должен был выдавать меня замуж. Он, а не сёгун… – она тяжело вздохнула и посмотрела мимо Норико на сад. – Завтра я сделаю, что должна, не тревожься. Пусть никто не тревожится. Мы не нарушим традиций, соблюдём те, что сможем. И всё пройдёт как должно.
– Да, Киоко-химэ, – тихо ответила Кая, поклонилась и вышла. Рядом с кроватью принцессы стоял поднос с нетронутой едой.
– Прости, я погорячилась, – Норико вскочила на одеяло и легла, положив передние лапы на ноги Киоко. – Я буду рядом. Что бы ты ни решила, всегда буду рядом.
Киоко молча положила руку на голову Норико. Та потёрлась о ладонь мордой и заурчала. Киоко справится. Ей нужно время, но она всё преодолеет. Если она хочет по глупости выйти замуж, если она хочет разделить власть или даже отойти от неё – пусть. Только бы она была счастлива. Только бы хотела жить дальше.
Киоко пролежала весь день и всю ночь. Она не хотела подниматься и утром, но нужно было сделать последнее, к чему её готовили. Последнее, что ей осталось. Она выйдет замуж – и всё закончится. Можно будет забыть об обучении, о даре, о грядущей войне. Можно будет забыть обо всём и жить так, как она предполагала с самого детства.
– Киоко-химэ, вас ждёт Аими-сан, – оповестила Кая, входя в комнату с нарядом в руках. – Также меня просили передать, что Кацу-сэнсэй будет ожидать вас в условленное время в школе.
– Кацу-сэнсэй? – Киоко откинула одеяло и поднялась. – Разве в этом ещё есть необходимость?
Кая пожала плечами. За все годы прислуживания во дворце она не оставила этой странной привычки.
– Вы ведь станете императрицей. Верно, вам необходимо учиться. Не просто так Первейший выбрал для вас эту науку.
Первейший. Кая права, отец хотел, чтобы она хоть что-то смыслила в стратегии. Вряд ли один урок ей сильно поможет, но раз уж её ждут – почему бы и нет.
– А церемонии?
– О, не волнуйтесь. Мы успеем привести вас в должный вид после вашего возвращения. Церемония сочетания душ состоится, когда наступит стража сома. Наследование престола – сразу за ней. А дальше празднование.
– Хорошо, – Киоко зашла за ширму и позволила надеть на себя кимоно. Когда служанка закончила, она ощутила на спине странный холодок. – Кая, что это за наряд?
– Нравится? – Кая сияла. – Мы придумали, как сделать так, чтобы вам удобно было… ну… выпускать крылья, – она развела руки в стороны и взмахнула рукавами.
Киоко повела плечами и почувствовала лопатками ткань.
– Так, объясни, я пока не понимаю…
– Все слои кимоно с открытой спиной, там всё очень красиво отделано, потом снимем – я покажу. Хотелось сначала примерить. Удобное?
– Немного непривычно, но да, кажется, удобно. Но спина ведь сейчас закрыта?
– Это хаори, – она подцепила верхнюю накидку, которую надела поверх платья. – Оно плотное, никто и не догадается, что спина у вас открыта. Зато легко снимать. Хаори сбросили – и полетели, – она улыбалась, довольная своим изобретением, а Киоко совсем не чувствовала радости. Она знала, что должна быть благодарна, но сердце молчало.
– Спасибо, Кая, тебе и мастерицам, что сделали это. Замечательно придумано, – она улыбнулась по возможности искренне, но Каю, знающую её с младенчества, обмануть было не так просто.
Служанка поправила завязки на хаори и тихо проговорила:
– Не теряйте себя, Киоко-химэ. Теперь лишь вы – главная ветвь Миямото.
Она отступила на шаг, оглядывая Киоко.
– Зацвёл цвет добра –
в лицемерном саду всех
прекрасней цветов.
Киоко узнала стихотворение.
– Это ведь начало тех танка, что ты мне часто читала по вечерам?
– Как про вас писали, – служанка улыбнулась. – Самый светлый луч дворца. Вы ещё покажете, как ярко умеете светить. – Она посерьёзнела и заторопилась к выходу. – В павильоне Памяти вас ждёт Аими-сан. Пока будете с ней и в школе – мы с Суми приготовим ванну, одежду и косметику для церемоний. Я провожу вас, – она отодвинула сёдзи и вышла.
Киоко последовала за ней.
Аими-сан сидела на подушках, разложенных у стены. Перед ней было развёрнуто несколько свитков, в которых она что-то старательно сверяла. Аими-сан была из тех придворных дам, которые всегда знают, как лучше, и на всё имеют своё мнение. Она удивительным образом сочетала в себе веру в женскую власть над мужчинами и полное подчинение им же. Киоко так и не смогла постичь, как это противоречие умещается в одной душе, а в конечном счёте и пытаться перестала, приняв причуду как данность.
– Киоко-химэ, – женщина поднялась, чтобы глубоко поклониться. – Мы с вами давно не встречались. Позвольте мне выразить глубокие соболезнования. Ваша утрата – утрата для всей Шинджу, – она поклонилась ещё глубже, но лицо её оставалось неподвижным. Искусством удержания маски, которому она учила Киоко, наставница владела в совершенстве.
– Благодарю, Аими-сан, – Киоко села напротив неё, тем самым позволяя женщине вернуться на подушки. – Нам сегодня предстоит обсудить церемонию?
– О нет, Киоко-химэ, сегодня нам предстоит обсудить более деликатные вопросы, – она начала сворачивать свитки и откладывать их в сторону. Делала это неторопливо, размеренно, изящно. Киоко любила Аими-сан. Она была странной женщиной, но самой приятной из всех придворных дам. Она говорила с Киоко откровенно, хотя и учила её скрывать истину. – Мы поговорим о том, что вас ждёт после церемонии. Подскажите, вы собираетесь жить вместе, как жили ваши родители, или Иоши-сан останется во дворце Мудрости?
Киоко задумалась. Если бы она вышла замуж при живом отце – она бы покинула дворец Лазурных покоев. Но сейчас в её доме от всей семьи осталась лишь она.
– Я никуда не перееду.
Аими-сан кивнула:
– Разумеется. Но я спрашиваю о намерениях Иоши-сана, вашего жениха. Вы ведь знаете, при дворе мужчины и женщины, даже в браке, часто предпочитают раздельную жизнь.
– И браки их не прочнее рисовой бумаги.
– Киоко-химэ, чему я вас учила?
– Мы все души в открытом море, – заученно повторила Киоко.
– Верно, мы сходимся и расходимся, сплетаемся, соединяемся, но ветер переменчив, он может растрепать наши связи, и мы вновь будем одиноки или унесёмся в чужие объятия.
– Мой отец никогда не уносился в чужие объятия, – зачем-то сказала Киоко.
Ей не нравилось то, к чему клонит Аими-сан. Она знала, что в Иноси нет места ревности. Они дети моря, а с морем соседствует Сусаноо – бог переменчивого ветра, что не допустит вечного штиля. Но она не могла думать о том, что однажды её мир может снова рухнуть и она снова останется одна.
– Верно. Но Иоши-сан не ваш отец, – Аими-сан говорила холодно, но Киоко принимала это. Она знала, что наставница никогда не станет поддерживать её ложные надежды. – Хотя брак с вами сделает его императором. Мужчины редко укрепляют своё положение браком с женщиной, обычно всё обстоит наоборот. Вряд ли он упустит столь щедрый дар.
Киоко горько усмехнулась, и Аими-сан тут же заметила:
– Ваше лицо…
– …Не должно быть повестью о моей ками, – Киоко тут же вернула маску. Как бы её ни огорчали слова наставницы, жизнь будет идти своим чередом. Нет смысла гадать, каким будет Иоши. Она помнила его любовь. Если он перестанет её чувствовать – она об этом узнает. Если он будет чувствовать нечто подобное к кому-то ещё – и это она узнает. Какая-то польза от её дара точно есть. – Полагаю, раз Иоши станет императором, он будет жить во дворце Лазурных покоев.
– Разумно. Тогда обсудим то, что предстоит вам этой ночью, когда боги закроют глаза и перестанут следить за людьми.
Киоко почувствовала, как её лицо приобретает цвет алой розы, а щёки колет сотнями шипов. Она знала, что этот разговор должен состояться, но забыла. Из-за всего, что произошло, из-за дара, из-за смерти отца, из-за того, что боялась помнить. Но мало выйти замуж, нужно ещё быть хорошей женой. И ей придётся делать, что должно, несмотря на то что
