но потом вновь возвращался мыслями к одному и тому же.
Этот человек.
Ал сам не заметил, насколько сильно переменился за эти несколько месяцев. И все из-за него. Точнее, из-за эмоций, что охватывали Ала рядом с ним. Но когда из недосягаемого божества он превратился в того, с кем можно открыто говорить? Не-е-ет. Он остался ровно таким же, это Ал изменился.
Раньше Ал испытывал восторг, стоило учителю только заговорить с ним. Чувство эйфории от простой мимолетной встречи ставило его в тупик, но было таким волшебным. Недосягаемое божество. Его божество. Ал мог помыслить только о том, чтобы всю жизнь отдать ему на служение. Этого будет достаточно: просто идти следом, быть рядом.
Но нужно было стать сильнее, чтобы защищать то положение вещей, что ему дорого. Может… может, у него получится стать настолько сильным, чтобы учитель признал его полезность!
Он почувствовал в себе силу, она разливалась по венам, исходила из золотого ядра в его груди. И он впервые поверил, что сможет встать перед ним, закрывая от всех невзгод. И эта вера позволила ему впустить в сердце надежду, что… возможно… когда-нибудь этот отброс… Нет! Он не должен больше никогда так о себе думать, если хочет продолжать говорить с учителем. Даже если он был отбросом – учитель увидел в нем человека. И значит, он – человек. Он личный ученик. Год назад он и представить себе не мог даже в мечтах, чего сможет добиться. И все благодаря этому непонятному, восхищающему его до самых глубин сердца человеку. Вот только…
Кое-что, кажется, сделало Шена ближе к нему, человечнее и вместе с тем отдалило еще больше. Ал увидел в нем эту непонятную надломленную сторону, которая сама себя истязала. Что у него на душе? Что творится у него в голове? Раньше Ал и помыслить не мог о подобных вопросах. Раньше восхищения было достаточно. Но теперь он чувствовал страх. Невыносимый страх потерять то единственное, чем он дорожит. Оно могло просочиться сквозь пальцы и впитаться в землю, как вода. Потому что это не то, что можно удержать, сжав покрепче.
Ал успел прочитать много книг с тех пор, как поступил на учебу в орден РР. Но ни в одной из них не говорилось о человеке, подобном Шену.
А теперь!.. Теперь!.. Ал готов был биться головой о стену от раздирающих его эмоций. Ему хотелось поднять руки вверх и кричать, что он сдается. Сдается! Объясните кто-нибудь: почему он сдается?!
Не может он на него злиться. Что бы он ни совершил – Ал понял, что готов принять все. Он чувствовал себя уязвленным и разочарованным после открывшейся правды о слепце, но… Но когда учитель предоставил ему выбор: просто принять все произошедшее или проваливать… то выбора как такового и не было! Он готов все принять, только бы оставаться рядом! На самом деле… должно быть, на самом деле он все же надеялся, что своим присутствием сможет уберечь учителя от новых непоправимых, плохих поступков.
Ал искренне не представлял, что, думая подобным образом, записал себя в плеяду тех наивных романтичных девчонок, которым нравятся плохиши отчасти из-за мысли о том, что именно с ними плохиш станет добрым и хорошим.
А этот самый плохиш тем временем лежал на кушетке и рассматривал начинающий затягиваться шрам на левой руке. Без целительного кулона заживало не так быстро, но в целом приемлемо. Вот почему яд не может так же просто рассосаться?
Лекарь недавно заходил к нему и принес неутешительные вести. Должно быть, это какой-то редкий яд, потому что он его определить не может. Что ж, это неудивительно. Вот только делать-то что? По всему выходило, что помочь ему может разве что сам отравитель. Вот только тот и на смертном одре вряд ли ему поможет.
А может, все не так уж плохо? Шен чувствовал себя как обычно. Наверное… Ну, во всяком случае, не разительно плохо. Вот только некая апатия прибивала его к кушетке.
«Скажи мне, Система, ты будешь горевать, если я так и умру на этом диванчике?»
[После того как расскажу пользователю номер один о случившемся и мы сделаем выводы о вашем интеллектуальном уровне. Да… вряд ли. Хотя пользователь номер один точно расстроится].
«Думаешь?» – уточнил Шен, чувствуя подвох.
[Да, определенно он опечалится, что его произведение читают люди с таким низким уровнем интеллекта].
«Слышь! – возмутился Шен. – Да в начале этого чтива у всех нормальный уровень интеллекта! Просто с каждой главой мозг постепенно разжижается! Это воздействие писанины Ера!»
Шен все-таки встал с кушетки с намерением что-то делать.
«Сгенерируй, плиз, рояльку в кустах для моего скорейшего выздоровления».
[Даже и не знаю. С такой формулировкой вряд ли получится. Ведь тут, скорее всего, потребуется пересадка мозга].
«Почему ты сегодня так злобствуешь? Ну да, ну да, было глупо хватать этот кинжал голыми руками! Хотя я не думал, что он вообще будет способен меня порезать. Должно быть, этот слепец все же достиг некоторых успехов на пути совершенствования…»
[Ну так, возможно, именно поэтому и глупо было так себя вести? Потому что вы не знаете последствий. И вечно оправдываетесь: «Ну я же не знал» или «Ну я же не думал»! Это, знаете ли, плохое оправдание. Что вам мешало подумать? Отсутствие извилин в мозгу?]
«Ты знаешь, в этом даже что-то есть, – ухмыльнулся Шен, выходя на террасу. – В твоей этой отповеди. Можно даже забыться и подумать, что ты обо мне беспокоишься».
[Я беспокоюсь о том, что если вы помрете, то порушите весь тщательно выстраиваемый сюжет!]
«Говори что хочешь! Я знаю, что ты ко мне привязалась!»
[–10 баллов за самонадеянность].
«Ты ведешь себя как вздорная женщина!»
[–10 баллов за глупость].
Шен рассмеялся. Это так его развеселило, что он аж согнулся от смеха, а на глазах выступили слезы.
[+20 баллов за красивые глаза], – добила его Система.
Шен от смеха чуть ли не по полу катался.
[Должна же я была восстановить баллы. Признаю, что это было ребячеством с моей стороны].
Прошло долгих десять минут, прежде чем Шен смог успокоиться. Он сел на террасе и посмотрел на золотое заходящее солнышко.
«Ладно, – словно продолжая разговор с прерванного места, подумал Шен, – поставим вопрос по-другому. Сгенерируй какой-нибудь двигающий сюжет бонусный рояль. Так-то ты можешь?»
[Бонусный рояль генерируется].
С того места, где сидел Шен, были хорошо видны главный вход в поместье и дорожка к нему. И как раз сейчас по ней решительно направлялся Аген. Наблюдая за ним, Шен подумал о том, что, может, не стоило так опрометчиво говорить ему, кто его настоящий отец. В конце концов, что это изменит? Но он так устал от всей этой лжи и недосказанностей, что просто сказал ему, не задумываясь о последствиях. Ему хотелось верить, что так будет лучше. Но правда заключалась в том, что он понятия не имел, не повергнет ли это знание жизнь этой семьи в еще больший хаос.
Шен перевел взгляд на открытые ворота. Слева возле них стоял слепец. Шен резко вскочил на ноги, не понимая такого поворота событий. Что здесь забыл этот человек? Как посмел явиться?!
Аген направлялся прямо к нему. Должно быть, что-то почувствовав, слепец сделал пару шагов к нему навстречу.
Шен спустился с террасы и быстрым шагом направился к ним.
Трое замерли в молчании. Шен заметил, что неподалеку от них, под персиковым деревом, стоит и с печальной улыбкой наблюдает за происходящим Лэйвор.
Аген нарушил молчание первым.
– Это ты, – сказал он слепцу.
Тот поднял трясущуюся руку и осторожно, нерешительно, каждое мгновение готовый, что ее оттолкнут, дотронулся пальцами до лица своего сына.
– Ты… похож на свою мать.
– На демона, что обманула тебя? – уточнил Аген.
– Нет. На богиню, которую я любил всю свою жизнь.
Аген смотрел на измученное лицо своего настоящего отца. По щекам его текли обжигающие слезы, и молодой человек старался не издать ни звука, чтобы не выдать, что он плачет. Но его отцу не нужно было быть зрячим, чтобы это понять.
– Я счастлив, что у меня есть сын от женщины, о которой я думал всю свою жизнь. Пусть я и узнаю об этом лишь спустя двадцать лет. – Помолчав, он затем прерывисто вздохнул и уничижительно продолжил: – Я жил в ненависти все это время. Не видел тебя не потому, что ослеп, а потому, что утопал в своей ненависти. Я причинил тебе много боли за эти годы.
– Ничего, – всхлипнул Аген. – Я все равно считал тебя вздорным старикашкой.
– Да как ты смеешь так разговаривать со старшими, малец?! – в шутку возмутился слепец.
– Прости, отец, – повинился Аген. – Мне называть тебя отцом? Или продолжать называть дядей?
– В конце концов, мой брат вырастил тебя прекрасным человеком. Называй как тебе будет угодно. Моя вина перед тобой – в целых двадцать лет.
Шену хотелось крикнуть: «Да обнимитесь вы наконец!» – но он упорно делал вид, что всего лишь часть пейзажа. А то опрометчиво подошел, а тут такая трогательная беседа…
– Шен, – внезапно обратился к нему слепец.
Тот аж вздрогнул. Он было подумывал, что слепец его не заметил.
– Об одном я сейчас
