И все же что-то глубоко внутри него было, что-то, что шептало об опасности, и амнезия была зловещей; она запрещала глубокие исследования, ибо кто мог читать пустые страницы? Но где-то под этой пустотой было железо. Этот человек обладал зловещими способностями, которые просто невозможно было оценить, и это было... неприятно.
Волшебник с кошачьими глазами барабанил по ручке кресла, гадая, какой дурак стер разум незнакомца. Вероятно, какой-то низший лорд наткнулся на связь с Венситом, действовал в панике и теперь не осмеливался признаться в содеянном, опасаясь реакции Совета на его оплошность. Это почти наверняка был последователь Карнэйдосы, если предположить, что это было результатом искусства. Не было никакого способа быть уверенным, что это так, и, безусловно, было возможно, что рыжеволосый мужчина столкнулся с одним из горстки серых волшебников или чернокнижников Норфрессы, а не с карнэйдосцем. Но эта утешительная возможность показалась волшебнику с кошачьими глазами маловероятной, и он очень недоверчиво относился к случайным совпадениям, когда дело касалось Венсита. Однако Совет знал одно: единственным волшебником во всем мире, который не смог бы этого сделать, был Венсит из Рума.
За диким волшебником следили более полутысячи лет, с тех пор как Совет Карнэйдосы восстановил из руин обстрелянный и опустошенный Контовар. В течение последних ста лет, с тех пор как волшебник с кошачьими глазами возглавил Совет, за старым диким волшебником следили буквально час за часом. О, были редкие случаи, когда он ускользал, как тот неудачный роман с Тримэйлой в империи Копья. Никто просто не мог использовать заклинание прорицания через чары Венсита в тех случаях, когда у него была причина использовать их в полную силу, но таких случаев было немного, и за все время, пока за ним наблюдали, Венсит не был рядом ни с кем, кто хотя бы отдаленно напоминал молодого незнакомца. Это действительно оставляло только одного из Лордов Тьмы, и малейшая угроза могла заставить некоторых из менее выносливых среди них разрушить разум человека. Немногие понимали, что разумнее оставить их в покое, чтобы посмотреть, как Венсит будет их использовать, поскольку Венсит в прошлом был мастером всех трюков, непревзойденным практиком глубоких стратегий и тщательного введения в заблуждение. Он, безусловно, достаточно ясно демонстрировал это на протяжении веков. На самом деле...
Барабанная дробь прекратилась, и кошачьи глаза сузились. Что, если у незнакомца не было никакого скрытого значения? Предположим, Венсит просто распознал очевидный потенциал, скрывающийся за его амнезией - амнезией, которая, какой бы невероятной она ни казалась на первый взгляд, может быть совершенно естественной - и завербовал его как полезного человека, который мог бы также действовать как дымовая завеса?
Волшебник с кошачьими глазами тщательно обдумал эту мысль, потому что Венсит не был дураком. Он не мог знать о существовании волшебника с кошачьими глазами - слишком много мер предосторожности было предпринято против этого! - но он знал, что Совет Карнэйдосы выжил, и он также должен был знать, что он наблюдал за ним, как ястреб. Вот почему он так часто прибегал к трюкам театрального фокусника, используя ложное направление, чтобы скрыть свои истинные намерения. Вполне возможно, что именно это он делал и на этот раз - использовал этого Кенходэна, чтобы отвлечь внимание от своей истинной цели.
Идея была привлекательной, но было бы неразумно приписывать Венситу слишком много двуличия. Лучше сделать вывод, что рыжий в настоящее время не представлял активной угрозы, за исключением того, что он был в компании Венсита. Отметьте его как неизвестного и наблюдайте за ним. Устраните его, если представится такая возможность, просто на всякий случай, но ничто в нем в настоящее время не оправдывает действий, которые могли бы подсказать Венситу о самом существовании волшебника с кошачьими глазами. Или, если уж на то пошло, в какой степени через обычные чары дикого волшебника проникали самые последние разработки Совета.
Но если это касалось Кенходэна, то что еще мог замышлять Венсит? Градани можно было устранить; когда придет время, Базел умрет, даже если Лордам Тьмы сначала придется скормить тысячу воинов его клинку. Защитники Томанака становились смертельными врагами, но был предел тому, сколько силы своего божества они могли направить, насколько тесные объятия с божественным мог выдержать любой смертный. В конце концов, против врага, готового потратить столько жизней, сколько это может потребовать, даже один из мечей Томанака в конце концов должен потерпеть неудачу. И точно так же, как Базел умрет, когда придет время, то же самое произойдет и с Лианой. Она была красивой девушкой, которая довольно долго могла нравиться мужчине, но девы войны были... упрямы, и любая женщина, вышедшая замуж за градани, была ниже презрения. Нет, когда придет время Базелу умереть, его любящая жена умрет вместе с ним.
На самом деле, их дочь была гораздо интереснее, чем они сами. Лорды Тьмы никогда не понимали магическую силу, поскольку она была неизвестна в Контоваре, и Совет смог изучить ее только из вторых рук. И все же они узнали, что она несовместима с колдовством. Как масло и вода, их нельзя было смешать - и все же Венсит сделал именно это или что-то в этом роде. Как? И почему?
"Почему" может быть проще. Очевидно, старик действительно был привязан к маленькой сучке. Что ж, им обоим хуже! Волшебнику с кошачьими глазами не нужны были ублюдочные породы. В лучшем случае они были инструментами, и если Венсит думал иначе, он был дураком.
Но если привязанность объясняла "почему", то "как" было более тревожным. Конечно, Венсит был последним выжившим волшебником, обученным Советом Оттовара, что означало - по определению - что он также был самым подготовленным волшебником из ныне живущих. Но это был не ответ. Волшебник с кошачьими глазами почувствовал силу, которую потратил старик, и ощущение от этого было... другим. С другой стороны, в Контоваре не было нынешних диких волшебников, и это могло быть просто еще одним необъяснимым проявлением дикого волшебства. Возможно, дикое волшебство могло бы смешать масло и воду, пусть и ненадолго. Не то чтобы это казалось очень полезным. Это усилие чуть не убило его - убило бы, если бы он расставил свои обереги чуть менее тщательно. Даже он не мог защитить себя от грани комы.
Но сама глубина опасности, которой он подвергся, указывала на то, насколько он был готов рискнуть ради этого отродья. Действительно, это совпадало с угрозой, которую он выдвинул против Совета семьдесят лет назад, когда вернул ему Малака Сардора, лишенного своего Дара, с обещанием снова нанести удар по Контовару, даже ценой собственной жизни, если Лорды Тьмы когда-либо предпримут еще одну тайную попытку против Лианы Хэйнатафрессы. Это потрясло Совет - даже волшебника с кошачьими глазами, как бы мало он ни хотел это признавать, - до глубины души. Возможно, обещания, которые он давал, опасности, которым он подвергался, чтобы сохранить жизнь Лиане и ее дочери, были просто прихотями старого-престарого человека, который наверняка должен понимать, что даже дикие волшебники не живут вечно. Возможно, его мозг действительно размягчался, становясь рабом своей потребности в любви в его старческом возрасте. Но, возможно, были и другие причины. Неизвестный потенциал магической силы означал, что к Гвинне нужно подходить осторожно, но за ней также нужно внимательно наблюдать, хотя бы из-за ее потенциала в качестве приманки. Действительно, было много причин помнить молодую Гвинну. Молодой маг мог бы лучше всего подойти для учебы, особенно если она также может оказаться долгожданной щелью в броне Венсита. Волшебник с кошачьими глазами улыбнулся. Это могло бы даже оказаться приятной игрой само по себе, если бы она выросла такой же красивой, как ее мать...
Он стряхнул с себя грезы наяву. Он тщательно изучал свой список врагов, и всегда это возвращалось к Венситу. Он был настоящим врагом. Он всегда был таким, и следует предположить, что он знал больше, чем показывал.
