и юг, ты же понимаешь, — шепчет Эй, заправляя волосы мне за ухо. — Опять перемазался! Иди сюда…
Облизнув палец, она притягивает поближе мою голову. Пытается оттереть что-то и сетует:
— Мёд — противно! Вот какие вы после этого драконы? Разве вам не положено глотать людей живьём и опустошать города?
— Одно другому не мешает, — вздыхаю я, послушно подставляя ей лоб, — извини, не хотел вводить тебя в заблуждение. Он невозможно хитрый, этот дракон.
— Так ты рад или не рад? — Эйка хмурится, а я дую на её брови, чтобы не хмурилась.
— Я пока не понял, но, думаю, ты была права.
— Не пугай так! — обмирает Эй. — Когда вдруг я была права?
— Когда говорила, что не стоит дразнить тьму.
Я поглаживаю пальцем тонкие клыки — они у Эйки то и дело чешутся, а так ей полегче. Эй ненадолго затихает, но когда поднимает глаза, они отражают собравшееся над океаном ненастье.
— Драконы — не тьма. Просто в них заключена вся магия.
Да уж, проще не бывает! Я обнимаю её и легонько целую волосы, пахнущие близкой грозой. Эй цепляется за мои плечи и запрокидывает лицо, словно подставляя его по дождь. Я скольжу дыханием по тонкой шее и перебираю губами ракушки в бусах. Как же не хочется её отпускать! А надо, надо. Это становится опасным. И с каждым днём всё опаснее.
— Почему ты решила, что мне хочется говорить о драконах?
Эйка поводит плечом:
— Тебе всегда хотелось.
Молодец, припомнила!
— А ещё я хочу знать, к чему готовиться, — невинно улыбается Эй, — шкурный, так сказать, интерес.
Справедливое замечание, но чем я могу помочь? Я бы предпочёл никогда не открывать белую дверь под нечитаемой надписью.
— По-твоему, превращение неизбежно? — я присаживаюсь на подоконник и в упор смотрю на Эй.
Может, она что-то разглядит?
— Я бы не поручилась, что этого не случится, — осторожно отвечает Эйка.
— Но почему? Ведь до сих пор всё было нормально!
Не люблю, когда меня лишают выбора. И не люблю обжигающий стук на месте сердца. Из этого жара рождается древняя крылатая магия, я теперь понимаю. А если преображение пойдёт не так, если это больно или опасно? Что я стану делать в таком виде и зачем это мне?
— Уже давно никто не становился драконом. Вот и Хорпа не становится, — я сердито верчу в руках подарок нашей хозяйки.
Как назло, за стенами ночь и буря. Мне неприятны сумрачная неотвратимость волн, низкое тяжёлое небо и запах неминуемой грозы. Но я не в силах что-либо изменить. Или в силах?
— Это лишь способность, которую не обязательно развивать, — уговариваю я Эйку. И себя заодно.
— Вроде способности убивать, — мило поддакивает Эй, — не обязательно заниматься этим каждый день. Но всякий убьёт, когда потребуется.
Меня всегда обескураживал ход её мысли, но в данный момент нет настроения спорить.
— Именно, — занавеска надувается под порывом ветра, как парус, и я перехватываю её рукой, — ты всё правильно поняла. Надеюсь, мы стали ближе.
Она ласково гладит меня по щеке:
— Скажешь тоже… У меня куда больше общего с людьми! В сравнении с тобой, я не более чем оклик. Эй ― и только.
— И что в том плохого? — я разглядываю её сквозь кисею шторы.
Эйка указывает на кораблик в моей руке:
— Ну а если я просто фигурка для войны? Вроде него.
Я с усмешкой ставлю игрушку на подоконник, притягиваю к себе Эй и начинаю заматывать её в занавеску.
— Не хочу быть драконом.
— Не будь, — разрешает Эйка. — С чего ты поверил какой-то бабке?
От возмущения я выпускаю её из рук.
— Это же ты сразу спелась с Хорпой!
— Тем более, — Эй связана по рукам, но пробует укусить меня за нос, — я не лучшая рекомендация. Даже наоборот. Дракон всё сам решает, так мне кажется.
— Значит, он решил.
Я больше не хочу это обсуждать. Я разворачиваю игрушечное судёнышко к океану и любуюсь тонкой работой неизвестного мастера. Если глядеть с определённой точки, кажется, что кораблик летит к горизонту.
— Тогда не сиди на сквозняке! — ворчит Эйка, выпутываясь из кружевного кокона. — Продует тебя, а нам завтра в путь.
Я пальцем подталкиваю к ней фигурку с острыми мачтами.
— Вот как? И куда мы отправимся?
— Детёныш! — поддразнивает Эйка, наблюдая за моей игрой. — Куда скажешь, туда и отправимся. Только поспим сначала. И помыться хорошо бы, — прибавляет она, лениво распуская волосы, — не позволю никаким блохам пить из тебя кровь!
Хозяйки нигде не видно, и фонтанчика с водопадом тут нет. Но в конце коридора имеется незапертая дверь. Пресная вода бежит из мелких отверстий на потолке и утекает в океан через обшарпанную чашу и с намалёванным на дне крылатым змеем.
— И что они их везде рисуют? — сокрушаюсь я, когда мы с Эйкой стоим, обнявшись, под чуть тёплыми струями.
— Тоска по былому величию, — скалится Эйка, — закрой глаза, если не хочешь смотреть. А то ты весь, как струна.
Я впервые слышу про струны, но знаю, что это. Так что закрывать глаза бессмысленно. Разве что головой о косяк стукнуться — отдохнуть. Надо будет спокойно поговорить с Хорпой. Она женщина с причудами, но не злая. Может, растолкует подробнее про драконов? Или даст пару советов по обращению с Пером. Я мечтал найти кого-нибудь, кто бы понимал в этом! Так, может, всё к лучшему?
Купание, усталость и Эйка делают своё дело, и хищная магия ненадолго прекращает терзать мой разум. Пока мы брызгаемся водой и зажимаем друг другу рты, чтобы не тревожить хохотом почтенную хозяйку, и пробираемся в простынях через коридор, мне кажется, что сумрак расступается. Хотя на деле снаружи беспросветная ночь, и шторм, и стёкла звенят от ветра. И в постели меня опять накрывает груз неведомого. В жизни никого так не боялся, как себя.
— Разрази гром всех драконов! — негодует Эйка. — Ты шутишь, что ли? И так жизнь не соль, так хоть последней радости не лишай!
— Именно, что последней, — отвечаю я, стиснув зубы, — чую, зря мы глупостями занимаемся. Тебе нельзя быть так близко.
Никому нельзя. Мне надо поселиться на голом острове. Чтобы заскучать там, насочинять тварей и затеять игру с самим собой.
— Я должна теперь за стенкой ночевать?! — возмущается Эйка, ущипнув меня, где побольнее.
— Уверена, что стенка выдержит? Тут все перемычки деревянные…
Эй садится, сердито рассыпая по мне мокрые волосы.
— Что тебя так прихватило? Превратишься, так превратишься! Переживёшь как-нибудь.
И опять ручкой тянется. Попробуй прогони!
— Неразумное ты существо. Кто сказал, что я останусь собой? А если я застряну в том
