я пересекаю задний дворик, в голове мелькают разные мысли, но ни одной дельной. На причал не пробиться. Я спотыкаюсь о серебристую цепь — тонкую, как волос, и прочную, как неизбежность. Дальше нельзя. Хотя у меня и кораблик есть — вот, нечаянно с собой уволок!
Кораблик приходится бросить и вспомнить про Перо. Но и Перо бессильно. Я черчу заклинание, как перед гротом Костлявой Рыбы, но здесь оно что капля в океане. Хорпа не обманула — мне с её чарами не сладить. И Эйке не сладить. Я вижу, как они обе барахтаются в воде, и в глубине души понимаю, что всё без толку.
А здравый смысл подсказывает, что я напрочь мозги свихнул со всякой магией. Плаваю я лучше, чем летаю или колдую. Поэтому я оставляю в покое цепь и по песку забегаю в длинную ледяную волну. Холод поначалу не ощущается, лишь ближе к концу причала начинает сводить ноги. Эйка и Хорпа всё ещё там. Я успеваю заметить, как они скрываются в воде, а потом Эй взлетает с горестным воплем.
Хорпу больше не видно, и я ныряю следом. Но понимаю, что тоже её не удержу. Под волнами чуть тронутая светом синева быстро густеет до беспросветной мглы. В эту мглу, широко распахнув крылья, опускается гигантская тень. Страшно подумать, каких размеров! Или это под водой так кажется? Долго без воздуха не протянешь, нужно всплывать. Но я продолжаю погружаться за этой первозданной магией, хотя сознание начинает затоплять ледяная тьма, а грудь горит так, будто в неё вонзаются когти…
…На причале я прихожу в себя от того, что меня выворачивает наизнанку. Снова и снова. Я приподнимаюсь на локтях, и горькая вода выплескивается изо рта мучительными толчками. Эйка держит мою голову, но от кашля и ледяной дрожи я ни слова не могу вымолвить. Да это и не нужно. Судя по лицу Эй, мы опять в ссоре.
— Ты… со мной… не раз… разговариваешь? — спрашиваю я, задыхаясь.
— А ты жив, чтобы с тобой разговаривать? — издевательски уточняет она. — Ты, по-моему, не в дракона превращаешься, а в придурка! Старушка всё равно свела бы счёты с жизнью. Она это крепко решила и без тебя бы отлично справилась. Зачем было к ней присоединяться?
— Я не при… присоединялся.
Мне надо собраться с мыслями и немного полежать головой на коленях Эйки, прежде чем слова построятся в ряд.
— Я предположил, что… Что под страхом смерти он покажется, — на всякий случай я говорю шёпотом, так меньше колет в груди.
— Кто? — хмурится Эй. — Какой-нибудь океанский житель, готовый тебя сожрать?
Об этом я совсем не подумал, она права.
— Мой дракон, — объясняю я совсем тихо, — Хорпа превратилась в самом конце. И я мог превратиться.
— И что тогда?
— Тогда бы я её вытащил.
— Это тебе приспичило геройствовать! Дракону-то что за дело? — поражается Эйка.
Должно быть, так. Мне вдруг становится отчаянно грустно из-за Хорпы. Страшно подумать, сколько она жила и сколько помнила, а тут всё разом оборвалось! Скверно получилось. Неплохая ведь была женщина, или кем она была? И не поболтали с ней толком, и город сразу сделался необитаемым. Конечно, осталась Эйка. Но Эйка всё равно что я сам…
— Что она, подождать не могла? — не могу я смириться. — Ждала же столько веков!
— Видимо, испугалась, что разбудит дракона. Или прошлое накатило, — Эйка по привычке начинает собирать волосы, но вздрагивает и опускает руки.
Она всего на полвздоха прерывает речь, а мне уже становится не по себе. Ей ведь не нужно переводить дыхание, так в чём дело?
— У Хорпы все дети погибли, вот она здесь и осталась — причал сторожить, — рассуждает Эйка, глядя на воду, — а ты ей младшенького напомнил. Где тут было её удержать? Я вон все руки пожгла о перья!
Ох ты ж…
— А я своё Перо где-то выронил, — сокрушаюсь я, подув на её ладошки, — ничего, дома подлечим, заживёт.
— Заживёт, — сдержанно соглашается Эй, — а вот твою голову не починишь.
Добрая она всё-таки! Я пытаюсь сесть, но в бока будто кинжалы втыкают.
— Опять кровь, — предупреждаю я, — располосовала, как кошка!
Эй гневно раздувает ноздри.
— Сколько ты мне крови выпил — не передать! Если хочешь, нырни снова. Воды в океане прорва, ещё не всю выхлебал!
— Да нет, теперь уже рисковать незачем.
Я морщусь, ощупывая свежие царапины, перекрещенные со старыми рубцами. Ерунда, потом прижгу. Эйка смотрит на меня с укором. Брызги на её щеках сверкают, как слёзы, но сейчас она не плачет, а сердится. Переволновалась, наверное. И за Хорпу, и за меня.
— Тебе лишь бы повод найти, — заключает она. — А обо мне ты подумал?
— Подумал. Я находился глубоко под водой, тебя не зацепило бы превращением.
Эйка только качает головой. Устало отбрасывает за спину налитые водой волосы, смотрит на океан и продолжает молчать. Я тоже молчу и тоже смотрю на океан. Солнце пробивается сквозь туман, водяной бисер вспыхивает золотом. Красиво тут, как ни крути.
— Если бы меня не было рядом, — негромко произносит Эй, — то и тебя уже не было бы. Я так устала, Ильм! Ты не представляешь, как трудно любить дракона.
Нет, не представляю. Точнее, я об этом ещё не думал. Я всё думаю про её руки — наверняка ведь шрамы останутся. Разве я не напоминал Эйке про осторожность?
— Не люби, — предлагаю я, потихоньку отжимая её косы, — теперь мы в расчёте. Ты меня спасла из волн — видишь, какая ирония?
— Ты ещё не видел настоящей иронии, — предупреждает Эй, — с кораблём-то что делать?
— С каким? — я ненадолго вскидываю глаза, но даль всё так же чиста.
— Да вон с тем же! Голову поверни.
Я поворачиваю голову. Потом сажусь. Потом поднимаюсь. Делаю несколько шагов и замираю, потому что ноги перестают слушаться.
Корабль.
Он огромен, куда больше осиротевшего дома на берегу. Он прозрачнее сверкающей дымки над водной пеной. Он волшебнее, чем белоснежный город, опечатанный незримыми чарами. Он может то, что не под силу даже драконам — покинуть остров.
Мне кажется, я его знаю. Во сне видел или ещё где-то. И первое чувство почему-то ужас.
— А откуда…
Я осекаюсь, потому что меня на ровном месте кидает в сторону. Эйка подпирает меня сбоку и тоже любуется кораблём. На ней всё ещё моя рубашка, мокрая ткань треплется на ветру, как флаг. Кстати, у нас и флаг есть. Если плащ распороть.
— Откуда корабль? — спрашиваю я, глядя, как над мачтами в абсолютной тишине кружат чёрные чайки.
Разве им не
