Я, не двигаясь, смотрел на него.
Он порылся в кисете, висевшем у него на поясе, достал оттуда пластиковый пакет. Я внимательно следил за каждым его движением. Нахмурился, увидев, что он достает из пакета табак и снова набивает трубку. Он снова порылся и достал маленький узкий цилиндрический серебристый предмет. На мгновение мне показалось, что он направляет его на меня.
Я поднял свой щит.
– Ну, Кабот! – с некоторым нетерпением сказал Парп и с помощью этого предмета раскурил трубку.
Я чувствовал себя глупо.
Парп начал удовлетворенно курить. Ему пришлось немного повернуться, чтобы смотреть на меня, так как я не встал точно в указанном им месте.
– Я бы хотел, чтобы ты был более сговорчив, – сказал он.
Постучав по полу концом копья, я встал туда, куда он указал.
Парп захихикал и продолжал курить.
Я молчал, он курил. Потом снова, как и прежде, выбил трубку о край трона, снова наполнил ее. Снова зажег маленькой серебристой зажигалкой и откинулся на спинку трона. Смотрел на купол, так высоко над нами, на уходящую вверх струйку дыма.
– Как тебе понравился путь по Сардару? – спросил Парп.
– Где мой отец? Что случилось с городом Ко-ро-ба? – Голос у меня перехватило. – Где Талена, моя вольная спутница?
– Надеюсь, дорога была приятной, – сказал Парп.
Я почувствовал, как кровь у меня разгорается.
Парп не обращал на это внимания.
– Не у всех этот путь так благополучно заканчивается, – сказал он.
Я сжал копье.
Вся ненависть всех этих лет, которую я накапливал к царям-жрецам, теперь неконтролируемо, медленно, яростно охватывала меня, дикая и свирепая, огонь ярости захватил меня, поглотил, он раздувался, он кипел в моем теле, в моем взгляде, он жег воздух, разделявший меня и Парпа. Я воскликнул:
– Отвечай мне. Скажи то, что я хочу знать!
– В пути по Сардару, – невозмутимо продолжал Парп, – путника прежде всего поджидает негостеприимное окружение, например, суровая погода, особенно зимой.
Я поднял копье, и мои глаза, должно быть, ужасные в прорезях шлема, нацелились в сердце сидевшего на троне человека.
– Говори! – воскликнул я.
– Ларлы, – продолжал Парп, – тоже серьезная помеха.
Я закричал от гнева, готовясь бросить копье, но сдержался: я не мог просто так убить его.
Парп, улыбаясь, попыхивал трубкой.
– Весьма разумно с твоей стороны, – сказал он.
Я мрачно смотрел на него, гнев мой схлынул. Я чувствовал свою беспомощность.
– Понимаешь, ты не можешь причинить мне вреда, – сказал Парп.
Я удивленно смотрел на него.
– Не можешь, – повторил он. – Если хочешь, брось копье.
Я взял копье и бросил его к основанию помоста. Пахнуло жаром; я, ошеломленный, отступил. Потряс головой, чтобы разогнать алые круги перед глазами.
У подножия помоста лежала кучка пепла и несколько капель расплавленной бронзы.
– Вот видишь, – сказал Парп, – оно бы до меня не долетело.
Теперь я понял, какова цель кольца, окружавшего трон.
Снял шлем и положил щит на пол.
– Я твой пленник.
– Вздор, – ответил Парп. – Ты мой гость.
– Меч я сохраню, – сказал я. – Если он тебе нужен, тебе придется отбирать его у меня.
Парп добродушно рассмеялся, его маленькое круглое лицо затряслось на тяжелом троне.
– Уверяю тебя, – сказал он, – мне твой меч не нужен. – Хихикая, он смотрел на меня. – И ты не нужен, – добавил он.
– А остальные?
– Какие остальные?
– Остальные цари-жрецы, – сказал я.
– Боюсь, – ответил Парп, – что я здесь единственный.
– Но ты ведь сказал: «Мы ждем», – возразил я.
– Неужели я так сказал?
– Да.
– Ну, это просто оборот речи.
– Понятно, – сказал я.
Парп, казалось, встревожился, Что-то его отвлекало.
Он взглянул на купол. Становилось поздно. Парп, кажется, начинал нервничать. Он все чаще вертел в руках трубку, просыпал табак.
– Расскажешь ли ты о моем отце, о моем городе, о моей возлюбленной? – спросил я.
– Может быть, – ответил Парп, – но сейчас ты устал от пути.
И правда, я устал и проголодался.
– Нет, – сказал я, – мы будем говорить сейчас.
Почему-то Парп все больше нервничал. Небо над куполом теперь посерело и потемнело. Быстро приближалась горянская ночь, обычно темная, полная звезд.
Где-то далеко, может, сквозь какой-то коридор, ведущий к залу царей-жрецов, я услышал рычание ларла.
Парп, казалось, задрожал на троне.
– Царь-жрец боится ларла? – спросил я.
Парп захихикал, но не так весело, как обычно. Я не понимал причины его беспокойства.
– Не бойся, – сказал он, – они хорошо привязаны.
– Я не боюсь, – спокойно ответил я.
– А я, должен признаться, так и не смог привыкнуть к их ужасному реву.
– Ты царь-жрец, – сказал я, – тебе достаточно поднять руку и уничтожить их.
– Какой прок в мертвом ларле? – спросил в ответ Парп.
Я не ответил.
И удивился, почему мне позволено было пересечь Сардар, найти зал царей-жрецов, предстать перед троном.
Неожиданно послышался далекий, раскатистый звук гонга, глухой, но пронизывающий звук; он доносился откуда-то изнутри.
Парп вскочил, лицо его побледнело.
– Свидание окончено, – провозгласил он. И оглянулся с плохо скрываемым ужасом.
– А что со мной, твоим пленником? – спросил я.
– Моим гостем, – раздраженно поправил Парп, чуть не выронив свою трубку. Он постучал ею о трон и сунул в кисет.
– Твоим гостем? – переспросил я.
– Да, – выпалил Парп, посматривая вправо и влево. – До того времени, пока не придет пора тебя уничтожить.
Я стоял молча.
– Да, – повторил он, глядя на меня, – пока не придет пора тебя уничтожить.
Он смотрел на меня сверху вниз в надвигающейся тьме зала царей-жрецов, и зрачки его глаз на мгновение сверкнули, ярко, как расплавленная медь. И я понял, что не ошибся. У него глаза не такие, как у меня, как у других людей. Я понял, что Парп не человек.
Снова послышался звук большого невидимого гонга, глухой, раскатистый, отдающийся в огромной зале царей-жрецов.
С криком ужаса Парп последний раз дико оглядел зал и скрылся за спинкой трона.
– Подожди! – закричал я.
Но он исчез.
Осторожно косясь на кольцо, я обошел его по периметру и оказался за троном. Ни следа Парпа. Я обошел вокруг всего кольца и снова остановился перед троном. Взял шлем и бросил его к помосту. Он шумно покатился по ступенькам. Я пересек кольцо: по-видимому, после ухода Парпа сделать это можно.
Снова прозвучал далекий гонг, и снова зал царей-жрецов, казалось, наполнился зловещими отголосками. Это был третий удар. Я удивился тому, что Парп так испугался ударов гонга, наступления ночи.
