Я понес ее к входу.
– Не надо, – прошептала она полным ужаса голосом, – пожалуйста, хозяин, не надо!
Голос ее звучал так жалко, что я отказался от своего плана и отпустил ее, хотя ее страх меня раздражал.
Она упала на пол, дрожа и плача, прижалась к моим ногам.
– Не надо, хозяин, – умоляла она.
– Ну, хорошо.
– Смотри, – сказала она, указывая на вход.
Я посмотрел, но ничего не увидел, только каменные бока портала и на каждом три круглых красных купола, каждый примерно в четыре дюйма шириной.
– Они безвредны, – сказал я, потому что сам несколько раз проходил мимо. Чтобы продемонстрировать это, я снова вышел из комнаты.
Стоя снаружи, я заметил кое-что, чего не увидел раньше. Над входом был вырезан горянский номер 708. Теперь я понял значение числа на ошейнике девушки. Я вернулся в комнату.
– Видишь, они безвредны.
– Для тебя, – ответила она, – но не для меня.
– Как это?
Она отвернулась.
– Рассказывай, – строго сказал я.
Она посмотрела на меня.
– Ты приказываешь?
Я не хотел ей приказывать.
– Нет.
– Тогда я тебе не расскажу.
– Ну, хорошо, – сказал я, – приказываю.
Она негодующе, со страхом и слезами посмотрела на меня.
– Говори, рабыня, – приказал я.
Она в гневе прикусила губу.
– Повинуйся.
– Может быть, – ответила она.
Я в гневе подошел к ней и схватил за руки. Она посмотрела мне в глаза и задрожала. Увидела, что должна будет говорить. Покорно опустила голову.
– Повинуюсь, – сказала она, – хозяин.
Я отпустил ее.
Она снова отвернулась и отошла к дальней стене.
– Давным-давно, – сказала она, – когда я впервые пришла в Сардар и нашла зал царей-жрецов, я была молодой и глупой. Я считала, что цари-жрецы очень богаты, и я, с моей красотой… – она повернулась, посмотрела на меня и откинула голову… – я ведь красива, правда?
Я посмотрел на нее. Хоть лицо ее было в слезах, волосы растрепались, одежда измялась, она была прекрасна, еще прекрасней в своем расстройстве, потому что оно уничтожило холодную отчужденность, с которой она держалась вначале. Я знал, что теперь она меня боится, но не понимал, почему. Это имеет какое-то отношение к двери, она боится, что я заставлю ее выйти.
– Да, ты прекрасна.
Она горько рассмеялась.
– И вот я, – продолжала она, – вооруженная своей красотой, решила прийти в Сардар и отобрать у царей-жрецов их богатство и силу, потому что мужчины всегда хотели служить мне, давали мне все, что я хотела, а разве цари-жрецы не мужчины?
Люди приходят в Сардар по самым неожиданным причинам, но то, что рассказала Вика, казалось мне невероятным. Только избалованная, высокомерная, честолюбивая девушка могла до такого додуматься, к тому же, как она сама сказала, молодая и глупая.
– Я стала бы убарой всего Гора, – смеялась она, – у меня за спиной были бы цари-жрецы и все их богатства и несказанная сила.
Я молчал.
– Но когда я пришла в Сардар… – она вздрогнула. Губы ее шевелились, но она, казалось, не в состоянии говорить.
Я подошел к ней, положил руки ей на плечи. Она не сопротивлялась.
– Вот это, – сказала она, указывая на маленькие круглые купола по обе стороны от входа.
– Не понимаю, – ответил я.
Она высвободилась и подошла к входу. Когда до входа оставался примерно ярд, красные выпуклости засветились.
– В Сардаре, – сказала она, поворачиваясь ко мне и дрожа, – меня отвели в туннель и надели на голову отвратительный металлический шар с проводами и огоньками, а когда меня освободили, мне показали металлическую пластинку и сказали, что на ней записан мой мозг, все мои воспоминания, самые старые, самые первые – все там.
Я слушал внимательно, зная, что девушка, даже принадлежащая к высшей касте, мало что может понять из происшедшего с ней. Цари-жрецы разрешают представителям высших каст на Горе доступ только к знаниям второго уровня. Низшие касты получают только отрывочные сведения знаний первого уровня. Я полагал, что есть и третий уровень, предназначенный только для самих царей-жрецов, и рассказ девушки подтверждал мое предположение. Я сам не разобрался бы в действии машины, о которой она говорила, но ее назначение и теоретические принципы в целом мне были ясны. Она говорила о сканере мозга, который делает трехмерные микросрезы, особенно наиболее глубоких и наименее подверженных изменениям участков мозга. Получившаяся в результате пластина-запись более индивидуальна, чем отпечатки пальцев; она так же уникальна и неповторима, как ее жизнь; в сущности это и есть физическая модель ее жизни, изоморфный аналог ее прошлого, всего, что она испытала.
– Эта пластинка, – сказала она, – хранится в туннелях царей-жрецов, а эти, – она вздрогнула и указала на выпуклости, несомненно, сенсоры какого-то типа, – ее глаза.
– Должна существовать какая-то связь, может быть, луч между пластинкой и ими, – сказал я, осматривая выпуклости.
– Ты странно говоришь, – заметила она.
– А что произойдет, если ты пройдешь между ними?
– Мне показывали. – Глаза ее были полны ужаса. – Провели между ними девушку, которая, по их мнению, не исполняла свои обязанности.
Я неожиданно вздрогнул.
– По их мнению?
– По мнению царей-жрецов, – просто ответила она.
– Но ведь есть только один царь-жрец, – сказал я. – Он называет себя Парп.
Она улыбнулась, но не ответила. Печально покачала головой.
– Ах, да, Парп.
Я думал, что когда-то здесь было больше царей-жрецов. Может, Парп последний из них. Не может быть, чтобы такое огромное сооружение, как зал царей-жрецов, построил он один.
– Что случилось с девушкой? – спросил я.
Она содрогнулась.
– Как ножи и огонь.
Теперь я понял, почему она так боялась покинуть комнату.
– Ты пыталась закрываться? – спросил я, глядя на бронзовый сосуд у стены.
– Да, – ответила она, – но глаза знают. – Она печально улыбнулась. – Они видят сквозь металл.
Я удивился.
Она подошла к стене и подняла бронзовый сосуд. Закрывая им лицо, как щитом, приблизилась к входу. Выпуклости снова засветились.
– Видишь, – сказала она, – они знают. Они видят сквозь металл.
– Понимаю.
Я молча поздравил царей-жрецов с эффективностью их оборудования. Очевидно, лучи, исходящие из этих сенсоров и расположенные в части спектра, которую не воспринимает глаз человека, способны проникать через молекулярные структуры, как рентгеновские лучи проникают сквозь тело человека.
Вика угрюмо смотрела на меня.
– Я пленница в этой комнате уже девять лет.
– Мне жаль, – сказал я.
– Я пришла в Сардар, – рассмеялась она, – чтобы завоевать царей-жрецов и отобрать у них богатство и силу.
