Гунтар, чуть улыбнувшись. – Но воспроизвести готовую формулу смогут. Смогу и я. Вот вывести… мессир Ольгер – секретное оружие Перелесья.
Ольгер поднял на него взгляд:
– Нет. Там, – и опять сделал этот свой жест, – я о своих личных поисках не распространялся особо. Страшно было, знаете… – и снова ухмыльнулся.
– А когда ты решил сбежать? – спросила я. – Ты же им делал это всё… «голос бога» этот, с двойным ключом.
Ольгер посмотрел на меня – и я снова подумала, что есть в нём что-то особо милое, беспомощное какое-то, как в очень маленьком щенке. Он сейчас цивильно выглядел, на нём были хороший сюртук и рубашка с модным высоким воротником, – но всё равно почему-то создавал ощущение вполне беглеца.
Бывают такие люди: хронически взъерошенные. Да ещё с такой ухмылочкой…
– Понимаете, леди, – сказал Ольгер, – я же подданный государя Рандольфа. Гражданин Перелесья. Родился в Заболотье, в столицу уехал учиться. Поступил на Аптекарские курсы, потом – в Королевский Институт Алхимии. Королевская стипендия. Мать умерла, когда я был студентом… куда же мне было деваться. Ну, влез в науку, совсем, совсем туда влез. Магистратура… Пришли, говорят: мессир Ольгер, ваши знания нужны короне. Проект секретный, безопасность. Как отказаться?
Виллемина понимающе кивнула. Они с Гунтаром вообще очень внимательно слушали.
– Тем более что ты некромант, – сказала я.
– Да! – Ольгер закивал. – Охота же шла! Писали, что некроманты – враги Господа и короны, всё время говорили на проповедях… я знаю: и забирали. И по доносу. Всяко было. Я ещё учился на Аптекарских, а меня уже пару раз проверили… но я-то – ничего. Сжёг родинку и перед проверками пил… ну вот этот же, этот эликсир, о котором говорил вам, леди Карла. На драконьем корне. Он как бы немного сдвигает твою собственную сущность… вытаскивает всякие скрытые штучки… Ещё отец мне рассказывал, что этим эликсиром сбивали со следа адских гончих, но вообще – сбивается кто угодно. А проверяли эксперты из Святой Земли на королевской службе. Тройная роза, знак святого Ауэрса – её же, леди, тушью рисовали вот здесь, на тыльной стороне кисти, если сомневались…
– Ничего себе методы, – присвистнул Гунтар. – Но у вас и здесь должен быть шрам от ожога?
Ольгер ухмыльнулся победно:
– Так ведь этот эликсир, прекрасный мессир! Рисуют как будто не на тебе. На твоём втором «я», на двойнике, во сне… тяжело объяснить. Вид у тебя в тот момент, конечно, будто ты самую малость вдетый…
– Что, простите? – удивилась Вильма.
– Ах, ну выпил, – хихикнул Ольгер. – Простите, государыня. Ну студенты накануне гуляли – бывает ведь… я дурачился… А для пущего эффекта – капельку… Зелёного Змия. Запах. Дурной пьянчужка. Звучит смешно, но я ведь впрямь боялся. Считалось, что некромантов отправляют в монастырь в Святой Земле. А там серебряный ошейник, серебряная цепь и покаяние… пахота… пока не издохнешь… я боялся. А тут меня позвали служить короне. Я подумал, что стану нужным, и, может статься, это будет как защита…
– Но всё равно удрал? – спросила я.
– Оно начало концентрироваться очень, – сказал Ольгер. – Раньше в нашей лаборатории не было совсем. А потом… А, леди, мессир, это ж был лабораторный комплекс в Зелёных Холмах. Секретный. На моторе – два часа до столицы, а так… Забор, пропуска с личной подписью мессира… неважно. Наша лаборатория, наши жилые коттеджи – и забор, а там, за забором, ещё лаборатория. Сперва оттуда начало просачиваться.
– Чёрные бабочки? – спросила я.
Ольгер снова хихикнул, нервно:
– Ничего себе – бабочки… простите, леди. Нет. Сперва… ну, знаете, как… мелькнёт что-то, что уловишь только краем глаза. Тёмненькое. Померещилось от усталости. Ну, убедил себя: от усталости. Много работали. Потом… я стал чувствовать, что оно стоит… за дверью, за окном. Тихое. Спрашивал сотрудников, смеялись… ну да, я псих. Мне мерещится. Я там один был с Даром – да и Дар не самый сильный. Но есть. Я чувствовал… потом увидел. Посмотрел в окно – а там этот. Смотрит без глаз.
– Недурно, – сказал Гунтар.
– Я и сейчас не знаю, гончие это были или не гончие, – сказал Ольгер. – Но… я такого… вот вообще никак. Не выношу, не могу, не хочу с этим работать. Даже рядом. И я на следующий день сказал руководителю проекта, что уезжаю. А мне сказали, что у меня нет прав бросать работу: это королевский приказ, точка. Буду ломаться – меня арестуют. Он так сказал, что я услышал: и скормят. А у него в кабинете во всех углах шевелилось… тени. После этого я и дёрнул.
Я слушала Ольгера и думала, что мы всё делаем правильно. Наверное, не идеально. И всем нам, конечно, достанется на последнем суде. Но выхода у нас уже нет совсем, и времени тоже нет. Что в той ситуации, которая складывается, мы всё делаем правильно.
Только надо делать это быстрее. Ещё быстрее.
* * *
И дни так полетели… мелькали, как листки календаря.
Ещё быстрее. Ещё быстрее.
Зеркало Ольгера. Наша новейшая связь, телеграф некромантов, то, о чём мне только в сказках и рассказывали. Испытания мы устроили между нашими дворцовыми казематами и цехом верфи. И когда я увидела в зеркале этот цех и восхищённую физиономию Райнора – поняла, что это у нас уже есть.
Новый туз в рукаве.
Потом уже Ольгеру пришла в голову дикая идея про карманный телеграф. Зеркальца мы брали из тех, что носят в дамских сумочках: маленькие круглые зеркальца в коробочках. Если хватает места, чтобы пальцем, смоченным в эликсире Ольгера, начертить формулу выхода, – уже годится. Конечно, рассмотреть что-то в крохотном зеркальце нереально, если, конечно, вы не хотите рассматривать веснушки Ольгера или длинный нос Клая. Зато можно разговаривать и слышно довольно сносно. Мы с Клаем поставили рекорд по продолжительности беседы – почти четыре минуты, Ольгер засекал время. Дольше не удавалось никому: очень сложно одновременно концентрироваться и на беседе, и на том, чтобы удержать связь, когда эликсир начинает подсыхать. Но в любом случае это была ценная, даже бесценная возможность – и мы все начали носить с собой зеркальце и пузырёк с эликсиром.
Вильма тоже носила пузырёк – благо зеркал во Дворце было пруд пруди, – но призыв выходил у неё не всегда. Впрочем, в зеркальном телеграфе самое главное было даже не призвать, а расслышать, что призывают тебя. Дар отзывался на призыв чётко, как будто внутри головы кто-то трогал натянутую струну, – но Дар моей государыни был слабоват всё-таки… Дозваться до простеца, даже если у него было зеркало, оказалось совершенно невозможно.
Зеркальный телеграф и появился,
