в лихорадке. – Почему так перепугался?
Сяоцинь не ответил, но ужас в его глазах был неподдельным. Чэнь Ло прислушался к тому, что рассказывали караванщики.
История была заурядная – о казни какого-то преступника. С него содрали кожу и обтянули ею барабан, и когда в барабан били колотушкой, то раздавался стон, а не стук, потому что в барабане была заперта душа преступника.
– А я слышал, что такие барабаны обтягивают кожей белых обезьян, – вмешался Ято. – Они проклятие насылают, потому что для барабанов всегда выбирают только старых обезьян, а у них души сродни человеческим.
– Тогда эти барабаны необыкновенно редки, – усмехнулся Чэнь Ло. – Никогда в жизни не видел белой обезьяны.
– Не скажи, – покачал пальцем один из караванщиков, – все обезьяны становятся белыми к старости.
– Да не бывает так, – возразил кто-то из погонщиков.
И они заспорили.
Чэнь Ло похлопал Сяоциня по руке:
– Отпусти уже. Нашёл чего пугаться. Что страшного в каком-то барабане, пусть он и человеческой кожей обтянут? Я слышал, кочевники чаши для вина из человеческих черепов делают и пьют из них вино на пирах.
– Ничего подобного, – обиделся Ято. – Такого уже тысячу лет не было!
– Но ведь было же?
– Кхм…
Сяоцинь, по-прежнему не выпуская рукава Чэнь Ло, сказал еле слышно:
– В наших краях эту историю по-другому рассказывают. Если ударить в такой барабан, когда кто-то умирает или кого-то казнят, то этот человек никогда не переродится.
– Враки, – уверенно отрезал Ято. – Цикл перерождения? Его только боги могут разорвать.
Чэнь Ло ничего не ответил, мысли его были заняты совсем другим.
«В наших краях? – повторил он слова Сяоциня про себя. – Это в каких? Никогда не слышал ни о чём подобном в Мяньчжао».
Разговоров подвыпившим людям оказалось мало, они захотели развлечений. Один из караванщиков нацепил на себя воловью шкуру с рогами и стал изображать «чудовище», гоняясь за наёмником вокруг костра. Ято шутливо отражал его атаки какой-то веткой. Люди хохотали и хлопали в ладоши.
– Ещё беду накличут, на ночь глядя поминать чудовищ, – проворчал Сяоцинь. – Или шкуру подпалит у костра и сгорит заживо, лечи его потом… И вообще всё не так было!
– Театрал из тебя как поэт из обезьяны, – заметил Чэнь Ло. Сам он наблюдал за «представлением» с интересом.
В Мяньчжао он часто ходил на театральные представления, потому знал, что истории перевирают, чуть ли не наизнанку выворачивают ради зрелищности.
Когда охотник убил тигра-людоеда, местная труппа поставила спектакль, дабы увековечить его подвиг. Один тигр в итоге превратился в дюжину: актёры-тигры нацепили на себя тигриные шкуры и кружили по сцене, а актёр-охотник пускал в них фальшивые стрелы. Выглядело зрелищно. На самом-то деле всё было прозаичнее: охотник поставил ловушку и заманил в неё зверя, а потом прикончил длинной острой палкой.
И все зрители прекрасно об этом знали, но никому и в голову не приходило кричать: «И вообще всё не так было!»
– А как он с мечом управляется! – воскликнул Ято, останавливаясь возле Чэнь Ло и хлопая его по плечу. – Это надо видеть!
– Пусть покажет! – заголосили караванщики.
– Эй, – озлился Сяоцинь, – разве не должен он держать язык за зубами? Он так им все наши секреты выболтает.
«Ну, не все…» – подумалось Чэнь Ло. На двоих у них было слишком много секретов. И даже больше, чем он представлял себе.
– Танец с мечом! Пусть покажет танец с мечом! – осенило кого-то.
– Что ещё за пляски с мечом? – ворчливо, но не без удивления спросил Сяоцинь.
Чэнь Ло никогда не исполнял танца с мечом, но на праздниках в Мяньчжао видел, как это делают другие. У актёров, конечно, были фальшивые мечи. А Чанцзянь настоящий. Да ещё и с духом меча внутри. Вряд ли он согласится… Но Чанцзянь, кажется, не возражал.
– Тебе это вредно, – спохватился Сяоцинь, заметивший, что Чэнь Ло явно раздумывает над приглашением присоединиться к общему веселью в качестве одного из главных участников.
– Жить тоже вредно, – возразил Ято.
– Это ещё почему? – возмутился мальчишка.
– Потому что с каждым прожитым днём смерть всё ближе.
На это Сяоцинь не нашёл что ответить.
– Я попробую, – сказал Чэнь Ло, поднимаясь и отцепляя от себя мальчишку, который буквально повис на его руке, пытаясь удержать.
Ночь между тем сгущалась, караванщики подкинули дров в огонь, чтобы костры разгорелись ярче и осветили импровизированную сцену.
Чэнь Ло вытащил меч из ножен. Его чёрное лезвие поблёскивало алыми всполохами костровых огней и отсветами рассыпавшихся по небу звёзд. Чэнь Ло выставил меч перед собой на вытянутой руке и начал танцевать.
Танец с мечом, если верить легендам, изобрели боги войны. Его можно было считать тренировкой зашифрованных в танце техник меча или демонстрацией мастерства. Отрабатывались приёмы защиты и нападения, развивались ловкость и гибкость тела. В военных школах мастера меча до сих пор использовали танец с мечом, чтобы передать технику следующему поколению учеников.
В театрах, разумеется, танец с мечом не имел никаких скрытых смыслов и исполнялся зрелищности ради, на потеху зрителям.
Чэнь Ло использовал меч по наитию, он никогда не учился каким-то особенным техникам. Его, как молодого господина богатой семьи, обучали лишь общим приёмам: «яшмовая ветвь» должна уметь держать меч в руках, но не должна эти руки мечом испортить. Да у него были и иные интересы: в цинлоу хвастаются другим мечом.
Двигался Чэнь Ло плавно, меч словно являлся продолжением его руки. Чёрная лента, стягивающая его волосы, вилась, как живая. Ветра не было, но создаваемые мечом возмущения воздуха заставляли ленту танцевать над тяжёлыми тёмными прядями волос.
Люди, как заворожённые, следили за его танцем, Сяоцинь так и вовсе с него глаз не сводил.
Чэнь Ло мог судить о танце по собственной тени, которая плясала чуть в отдалении от костра. Поначалу он не мог понять, чем странен этот танец, потом сообразил, что у тени нет меча, а значит, и тень не его. Он пригляделся и увидел, что это женщина в чёрном – та, что он видел в Яньхуа-сяне, та, у которой губы были как лепестки хайтана – кружится в танце, всплёскивая рукавами. Глазами они встретились лишь на секунду: поняв, что её заметили, женщина в чёрном растворилась в темноте. Мираж в пустыне или призрак действительно его преследует? Чэнь Ло подавил в себе страх, кое-как закончил танец и подсел к костру, чтобы спрятаться в его священном свете.
– Что это с тобой? – удивился Ято. – На тебе лица нет.
– Говорил же, что тебе вредно! – рассердился Сяоцинь, шаря за пазухой в поисках рубиновой пилюли.
Чэнь Ло покачал головой и сказал едва слышно, приблизив губы к уху мальчишки:
– Я опять видел призрак женщины. Она танцевала там, в темноте, а потом исчезла.
Сяоцинь вздрогнул:
– Ты уверен, что это был призрак, а не мираж?
– Не знаю, – покачал головой Чэнь Ло. – Но какой призрак потащится за мной следом даже в пустыню?
– Призрак женщины-мстительницы, – не удержался от язвительности Сяоцинь. – Наверняка есть женщины, затаившие на тебя злобу. Может, какая-нибудь из-за тебя даже покончила с собой.
– Вздор, – рассердился Чэнь Ло. – Я помню всех своих женщин.
– Да неужели? – саркастически спросил Сяоцинь.
Чэнь Ло не стал продолжать этот бессмысленный спор, но долго ещё вглядывался в темноту пустыни, вздрагивая от каждого
