3. "Взять живым!"
Пот стекал по шее Конана, продвигающегося вперед по обычным торговым путям на скачущей лошади. Его длинные темные волосы развивались за плечами, похожие на вымпел в порывах смертоносного ветра, невидимыми цепями хлеставшими в лицо. Киммериец вытер слезящиеся глаза и обернулся назад через плечо, сердито проклиная увиденное. Он думал, что его конь опередит своих преследователей, но бандиты были настойчивы.
Конан не мог добиться более быстрой скорости от кобылы; он и так выжимал из неё всё до предела. Преследование началось в полдень, в день после того, как он оставил Мессантии. Он поехал на юго-восток, к лугам северо- западного Шема, избегая известных торговых маршрутов.
Он двигался вдоль предместий густонаселенных городов-государств Шема, по заброшенным, заросшим сорняком тропам. Во многих местностях поблизости, была назначена цена на его голову. Если его поймают, за прошлое неблагоразумие и полное безразличие к шемитским законам его могут бросить в темницу или привести его к более страшной судьбе на плаху палача. Но он быстро пожалел о своем решении поехать по бездорожью, когда большая группа наездников стремительно спустились с покрытого деревьями пригорка, преследуя его с постоянством пиктов, идущих по окровавленному следу. Почему они гнались за одиноким путником? Если это полдюжины простых бандитов, преследующих его, он ворвется в их ряды с беспощадностью. Однако он хорошая мишень и несомненно, украсится стрелами прежде, чем его меч прольёт любую кровь.
Шемиты считались прекрасными стрелками. Конан знал, что шемитские разбойники умело применяли короткие скорострельные луки, хотя они проигрывали по дальности арбалетам или прекрасным гирканским лукам. Но человека со стрелой в животе не заботит, из какого оружия она выпущена.
Конан проклинал свое решение поехать без защиты доспехов. Его простая одежда состояла из кожаного жилета, несколько испачканного и окровавленного в недавней ссоре в «Убежище» и широких шелковых брюк, сужающиеся к сандалиям. Его меч висел на широком поясе, подпрыгивая в такт лошади, рукоятка кинжала выступала из тонкого жилета, протертого от неё.
Киммериец тщательно разглядывал луга впереди, отчаянно нуждаясь в любом ландшафте, который мог обеспечить укрытие. Когда он достиг гребня травянистого пригорка, он увидел пару наездников. Они мчались вперед в отдалении, едва различаемые даже острыми глазами Конана. Ха! Так эти важные персоны позади него, возможно, преследовали иную добычу кроме него.
Осматривая траву, он заметил глубокий, широкий чёткий след копыт, по которому продвигалась пара, скакавшая вдали. Если бы он не был столь отвлечен преследованием, он заметил бы эти признаки раньше. Угроза собственной жизни притупила его острые навыки выслеживания. Если пропустить вперед этих двоих, он мог легко избежать бандитов.
Конан свернул с дороги на восток и направился на юг. Утром, по его расчету, он должен достигнуть большой реки Асгалун, проходящей в восточном направлении через Кирос и Газу, два известные города-государства, прославившихся своими винами. Он усмехался. Несколько кубков газанского вина утолили бы его жажду лучше, чем пойло «Убежища», которое теперь хлюпало в его бурдюке. Лошадь Конана внезапно вздыбилась, поднимаясь, и улыбка сошла с его губ, поскольку он вылетел из седла и приземлился головой вперед на участок тернистых сорняков. Через высокую траву, огромная змея, потревоженная падением, начала скользить к нему. Её темно-красная чешуя и черный капюшон указывали на смертоносную шемитскую гадюку.
— Кром и Бадб! — проревел киммериец и окатился в сторону, поскольку его испуганный конь почти растаптывал его. На расстоянии ладони от Конана разгневанная пасть змеи открылась широко, её разветвленное жало, мерцало между подобными ятагану клыками.
Конан вонзил кинжал в треугольный череп гадюки, пришпиливая его к туловищу в середине хребта. Побежденной змее, варвар яростно, сорвав меч с пояса, отсёк алую голову. Он выдернул свое лезвие из пронзённого черепа и сполз в высокую траву, надеясь, что преследователи просто не заметят его и проедут мимо. Стук копыт приблизился. Возможно, они не видели, что лошадь сбросила его, и преследовали убегающее животное.
— Он там! — кричал наездник.
— Бани, Вулсо, Шуа, обходите, взять его живым! Остальные, следуйте за мной и ждите, чтобы принцесса не ускользнула от нас! Конан поднялся к низкому наклону и всмотрелся в сорняки. Его глаза сузились до хищных разрезов, когда он наблюдал за отдельными бандитами.
Эти шемитские свиньи охвачены безумием в попытке захватить киммерийца.
Поскольку они находились в пределах броска камня, он прыгнул на ближайшего с гортанным криком, мечом в одной руке и кинжалом в другой, изумленно проворчав, рассмотрев теперь, что его противники не были простыми бандитами.
Он оказался перед тремя ассири, воинами, заработавшими репутацию самых опасных наемников Шема. Даже рыцари Аквилонии невольно уважали их. Они неслись к нему бегом, разделяясь, чтобы окружить его в треугольнике. Солнце вспыхивало на заклепках меди, которая обивала их тяжелые безрукавки из ленточной кожи. Передовой воин опустил поводья и спешивался. Он уставился на вооруженного киммерийца, спокойно стоявшего на земле. Пристальный взгляд ассири с ястребиным носом, непрерывно скользил от пламенных синих глаз до плотных мускулистых плеч и к его мерцающим лезвиям. Тогда воин шемит опустил руку, тряхнул иссиня-черной бородой и выдернул палаш из ножен. Конан отметил с гримасой, что эфес палаша похож на голову ястреба, позолоченную. Для ассири железный ястреб означал убийство десяти мужчин в сражении. Бронза представляла двадцать, серебро пятьдесят, и золотой ястреб… сто или больше убитых. Другие два ассири остались в седле и держались на расстоянии. В движении их броня сковывала их, спешившийся должен был решить вопрос с их добычей.
Передовой ассири придвинулся ближе.
— Храбрый дурак, — думал Конан. — Он ждет, что я брошу кинжал в него, рассчитывая на мою плохую меткость или свою броню, защищающую его, после чего другие разоружат и схватят меня.
Киммериец неохотно восхищался этим противником, который даже не попробовал уловку труса, потребовав непосредственно сдачи Конана. Нет, он был воином, ободренным многими триумфами в сражении.
Напряженная тишина уплотняла воздух, поскольку ассири сделал другой шаг. Конан начал действовать, развернувшись боком и швырнув кинжал, но не в спешившегося человека. Он как долото пробил безрукавку одного из конных воинов и воткнулся до рукоятки в живот человека. Тот взвыл от боли и свалился с лошади, корчась на траве, кровь лилась из раны. Конан развернулся, вставая перед пешим ассири. Этот воин уже прыгал, действуя стремительно, ничуть не замедленный большой безрукавкой. Его тяжелое лезвие лязгало против ятагана Конана, поскольку он парировал убийственный удар киммерийца. Не тратя дыхание на боевой клич или оскорбления, он начал обманную контратаку. Конан стиснул зубы. Шемит, обладатель золотого ястреба, был умелым фехтовальщиком. Он обладал поразительной ловкостью, противостоя каждому зверскому удару Конана.
