раз всем напомнила про заговоры, артефакты, тетрадки и всю эту нечисть. Чтобы они ещё разочек прошлись по этой теме: видите, что творится в Девятиозерье? Гады не прочь устроить то же самое и у нас. Мы на страже день и ночь – но ждём, что бдительные граждане помогут.
А они внезапно подняли вопрос о всяких шептуньях и лекарках. Старых ведьмах, которые живут в любом городском предместье, помогают со сложными родами, заговаривают зубы и младенческий крик, отваживают пьянчуг от выпивки – но, конечно, ни алхимии, ни медицине не обучались. Их, в общем, обычно никто не трогал – а сейчас, значит, к ногтю? Бабки – тоже враги, выходит?
– Это хорошо, – сказала я, – что вы о них заговорили. Да, о бабках мы должны знать. Идеальный случай – чтобы такие бабки сами сходили в жандармерию. Мы никого на костёр не потащим, только убедимся, что они не знаются с адом. Сами видите, какое тревожное время, – лучше перестраховаться.
Они все записывали, и это было невероятно благостно и лепо. Я смотрела на репортёров и думала: здорово же люди Броука их перешерстили! Сплошь ведь славные ребята! Спокойные такие, деловые, любезные. Вопросы – сплошь по делу. Любопытные – так это им положено по профессии. Но ведь никто же не машет руками и не вопит: «А-а! Нечистая сила!»
Наверняка так ведут себя не все и не везде. И вот тут я поняла, что имела в виду Вильма, говоря о расползшихся змеях. Мне бы тоже хотелось посмотреть на тех, кто шипит.
Только нас с Валором от них основательно охраняли.
Репортёры разошлись к полудню. Мы с Валором просматривали утренние газеты, обсуждая, как всё прошло, когда в маленькую гостиную, где мы ждали Вильму, быстро вошёл – не сказать бы вбежал – Норис.
Белый, как гипсовый.
– Леди Карла, – сказал он, – срочно. Был взрыв в доме у Раша.
От ужаса я на секунду превратилась в ком горячей ваты – но тут же себя мысленно пнула:
– У вас там карета? А, мотор. Едем.
Уже в моторе, застёгивая пуговицы на шубе и пытаясь привести в порядок мысли, я спросила Нориса:
– Раш жив?
– Я там не был, – сказал Норис. – А посыльный не знал. Сказал, что грохнуло сильно, часть здания рухнула, но без подробностей. Там должен быть и Жейнар – и я не понимаю, леди: как так-то?
– Я пока тоже не понимаю, – сказала я. – Я в ужасе просто.
– Прошу прощения, – сказал Валор, – не вижу ничего непонятного. Среди нас нет ясновидящих. А злодеи использовали не артефакт, а бомбу. Обыкновенную бомбу. Кто-то очень неглупый понял, что от ада мы всерьёз защищены.
– Вам не холодно, мессир Валор? – спросил Норис невпопад.
– Я ощущаю холод, – сказал Валор, который так и выскочил к мотору в своём шикарном сюртуке. – Но уверяю вас, дорогой Норис, я не простужусь.
А Тяпка жалась к моим ногам, будто она-то сильно замёрзла. На самом деле – боялась: ей, наверное, передавалось наше настроение.
Около особняка Раша толпилось столько народу, что водителю мотора пришлось несколько раз дать гудок. Зевак оттеснили жандармы, оцепившие место взрыва: рвануло во флигеле, выходящем прямо на улицу, – и груда щебня, покорёженные балки, пыль, осевшая на снег, выглядели как кусок дикого кошмара. Я в жизни не видела, чтобы так – с человеческим жильём. Почему-то меня до боли поразила каменная голова русалочки, лежавшая в растоптанном снегу, – вторая русалочка, держащая разбитый фонарь, каким-то чудом уцелела в нише на остатке стены. Дар внутри меня встал стеной огня: очень много очень грязной, тяжёлой и страшной смерти. Невероятно, непривычно много грязной и страшной смерти.
У входа в особняк стояли карета лейб-медика и мотор Королевской Медицинской Академии с древней эмблемой лекарей, тройным листком живи-травы в белом круге. В грязном и пыльном снегу лежало чьё-то тело, прикрытое окровавленной шинелью до сапог, а над ним стоял живой Раш.
Мне показалось, что он совсем седой, седой как лунь, – но его просто пыль засыпала с головы до ног. Его палевый сюртук спереди почернел от крови, белое, дико спокойное лицо покрывали кляксы крови, кровь капала с опущенной ладони.
Я побежала к нему, отпихнула кого-то с дороги, схватила его за руки – он смотрел на меня совершенно чёрными глазами, зрачки у него расширились, как от сильной боли.
– Господи, Раш, живы вы, – выдохнула я. – Слава Творцу! Куда вы ранены?
– Цел я, леди, – сказал он медленно. – Не ранен. Это не моя кровь. Помогал… медикам. Хорошо, что вы приехали. Я… ждал. Очевидно… надо войти в дом, да?
– Вам надо отдохнуть, герцог, – сказал Валор, подходя. – Вас оглушило.
– Я в порядке, – сказал Раш так же тихо и медленно. – Жейнар умирает. Дочь… ей только шестнадцать… а ноги нет. Кость торчит. Девочка. Ещё девочка. Ещё дети.
Из его глаза вытекла слеза, окрасилась кровью, как у вампира, и скользнула по лицу, по-прежнему дико спокойному. Норис сунул мне чью-то жандармскую форменную шинель, мы с Валором укрыли ею Раша и пошли вместе с ним к парадному подъезду.
Подъезд был совершенно цел, швейцарская и холл – тоже. Из холла вела наверх лестница, украшенная южными растениями, – и я услышала, как там, наверху, кричит девушка. Анфилада первого этажа заканчивалась грудой обломков.
– Норис, – сказала я, – пошлите за Ольгером. Он гениальный алхимик, может, что-то посоветует медикам. А где Жейнар, мессир Раш?
– Там, – сказал Раш, показав кивком и взглядом. – Там, наверху, тепло… а здесь холодно очень, – и вдруг повалился на руки Валору.
– Шок, – сказал Валор. – Идите, идите, деточка, я ему помогу. Он в относительном порядке.
Я кивнула ему и побежала по лестнице на второй этаж.
Там было совсем не похоже на особняк правителя: там был импровизированный госпиталь. В высоком светлом зале на полу лежали перины, матрасы, – видимо, их собрали со всего дома, – а на них окровавленные и обожжённые люди, которых мне показалось слишком много. Кто-то лежал в забытьи, с кем-то возились медики, пахло порохом, горелым деревом и мясом, кровью, карболкой и хлороформом. Я искала глазами Жейнара – но это всё были взрослые люди. Здесь было до странности тихо, только некоторые из раненых глухо стонали.
– А дети? – спросила я у медика, отмывавшего в тазу с водой окровавленные руки.
– Дальше, – сказал он. – Здесь те, кого выбросило и мы из-под камней вытащили. Рвануло в приёмной герцога, а там много народу было. Тут – счастливчики, остальных разорвало на части.
Я побежала дальше.
Нашла детей в гостиной.
На кушетке лежала девушка. У неё были
