такие же тяжёлые вороные волосы, как у Раша, и такое же белое лицо, как у него сейчас. Она изо всех сил держалась за руки заплаканной дамы в домашнем сером платье и кусала губы – это она кричала. Её окровавленное розовое платье было задрано, мокрые от крови остатки белья валялись на полу, одну её ногу два медика укладывали в пропитанные гипсом бинты, а второй почти не было – только мешанина костей и кровавых клочьев. Мессир Сейл что-то делал в этой кровавой каше блестящим инструментом, похожим на ножницы, второй такой торчал из глубины раны.
– Ампутация тут нужна, леди Гелида, – говорил Сейл. – Ничего больше не сделаешь. Ампутация – и скорее, пока она кровью не истекла: сосуды плохо видно, не остановить. Мы приготовили стол в столовой, там светлее.
Девушка рыдала и кричала: «Нет! Нет!» Её мать плакала молча.
– Вы заснёте, леди Мельда, – сказал Сейл девушке. – Заснёте – и будет легче, поверьте. Всё будет хорошо, вам повезло: вы выжили…
Мельда кивнула – и снова зарыдала без слёз. Медики переложили её на развёрнутое одеяло и вынесли из комнаты.
Жейнар лежал на высоко подложенных подушках на диване – и пожилой медик что-то делал с его головой. На Жейнаре были клочья обгоревшей и окровавленной рубашки. Мне показалось, что лица у него вообще нет: грудь, шея и лицо – только кровь и обожжённое мясо. Но Раш ошибся: мой парень был жив и не собирался умирать.
И если не увидел, то почувствовал меня. А я ощутила волну его Дара – сильно, совсем не предсмертную.
– Леди Карла! – позвал Жейнар громче, чем, кажется, вообще мог.
– Молчите, молчите, юноша! – сказал медик. – Не надо вам разговаривать.
Я подбежала и присела рядом с ним на ковёр, подала руку – и Жейнар за неё ухватился. Тяпка прижала уши и принялась вылизывать его пальцы. Я смотрела в упор – и поняла, что один его глаз цел: он смотрел на меня. Второго не было.
– Не болтай, – сказала я. – Только выживи.
– Я выживу, – пообещал Жейнар и скульнул, как щенок. – Ужасно больно. Карла… у них не было артефактов.
– Я догадалась, – сказала я, гладя его руку.
– Они пришли вместе с референтом из банка, – сказал Жейнар. – Я думал… они тоже из служащих. У них были… портфели.
– Не надо, не надо разговаривать! – снова сказал медик.
– Леди Карла! – услышала я голос Нориса. – Там, похоже, нашли что-то важное.
– Не могу сейчас, – сказала я и снова попросила Жейнара: – Выживи, пожалуйста. Сейчас приедет Ольгер, у него наверняка есть какой-нибудь эликсир, который ослабит боль.
– Скорее бы, – выдохнул Жейнар. – Иди, Карла, иди. Надо.
– Идите, леди, – сказал медик. – Ему отдохнуть надо, мы хлороформ дадим…
Я поцеловала Жейнару ладонь – клеймо его:
– Не хочу уходить. Тебе будет тяжело одному.
– Надо, надо, – сказал Жейнар. Я чувствовала, как он старается не стонать. – Надо делать… наше дело. Иди. Я тебя тоже люблю… и выживу.
Трудно было его отпускать. Я уже поняла, что ещё увидимся, – и всё равно ужасно трудно. Я еле заставила себя и встала. Повернулась – и чуть не столкнулась с Рашем.
Он выглядел чуть лучше, даже смыл кровь с рук и лица. И спросил:
– Что дети? Как?
– Будут жить дети, – сказала я. – Побудете здесь?
И оставила Раша с Жейнаром. Так оказалось легче.
* * *
Внизу уже работали всерьёз. Толпа зевак всё не расходилась, но теперь жандармы оцепили часть улицы – зевакам пришлось глазеть очень издали. Завал разбирали каменщики, поднимали балку лебёдкой, грузили на подводу обломки. Медики помогали вытаскивать из-под камней останки погибших бедолаг, их укладывали на брезент, расстеленный прямо на снегу, и укрывали простынями. Несколько душ убитых были пока здесь: они не ожидали смерти и ничего толком не поняли, вид у них был потерянный и оглушённый. Валор беседовал с молодой женщиной-духом. У неё не было половины черепа, грудь ей раздавило, наверное камнем, и она всё пыталась оправиться, поправить воротник или локон – ещё не поняла, что тела уже нет, что это не тело, а её собственная иллюзия. Остальные духи прислушивались: солидный мессир в отличном костюме, со вспоротой щекой и сломанной шеей, симпатичный молодой мужик, по виду коммерсант или подрядчик, – от него осталась половина, и выпавшие кишки ниже живота растворялись в серебристом тумане его духовной сути… Им хотелось разговаривать с Валором, я не рискнула мешать. Отпустила Тяпку понюхать развалины: ей явно очень хотелось, она уже не жалась ко мне, а всё время отвлекалась, совала нос в щебень и окровавленную пыль.
Я только сняла с её ошейника весёленький голубой бантик.
Броук разговаривал с алхимиками из жандармерии: у парней на рукавах красовались шевроны с той странной закорюкой, которой алхимики обозначают невозможный на свете философский камень. В руках одного алхимика, тощего юноши в очках, я увидела кусок обожжённой выделанной кожи – даже в таком виде понятно, что качественной.
– Это от портфеля с бомбой? – спросила я, подходя.
– Мы ещё не знаем, леди, – сказал очкарик. – Возможно. Нужно делать анализ.
– Я так понял, – сказал Броук, – что бомбы были у двоих. В двух портфелях. Они выкрикнули: «Сердце Мира, золотой век!» – и швырнули портфели об пол. Милость Господня, не иначе. Нам просто повезло, что Раш уцелел. Чудо.
– Здесь так чисто, что странно, – сказала я. – Вообще не чувствую присутствия ада. Злодеи были не одержимые, а фанатики, наверное. Что-то я их не вижу, кстати.
– Или бахнули того коктейля, который наши возлюбленные соседи из Перелесья называют «голосом бога», – сказал алхимик постарше, с тёмной полоской ожога на подбородке. – Похоже на то, как граф Заболотский описал. Вперёд, без страха и сомнения…
– А что не видите – понятно, – сказал Броук. – Они прошли приёмную практически насквозь и взорвались уже у двери, ведущей в жилую часть дома, мы ещё не достали тела.
– Я духов не вижу, – сказала я. – Они ушли. Предположу, что с ходу провалились в ад – не задерживаясь. Уже само по себе интересно, да?
К подъезду подогнали грузовой экипаж, из него вытащили пару носилок – и медики отправились в дом, очевидно, чтобы забрать раненых в больницу. Жандарм подбежал помочь, загляделся на Валора и чуть не упал – остался стоять, так и глядя во все глаза. Подлетела одноконная коляска лихача, и только что упомянутый граф Заболотский спрыгнул с неё на ходу.
– Леди! – закричал он, ещё не подойдя. – Вы забыли о зеркале! Хорошо, что вспомнил мессир Валор, иначе – сколько бы времени потеряли.
– Да, – сказала я, – прости. Забыла. Они
