будет что-то ей говорить о
приступах. Это бы вывело ее из себя. Она чувствовала, как внутри, подрагивая, работал мотор праведного гнева, но, кажется, на сегодня он исчерпал свой лимит. Ни одну эмоцию завести не получалось: мотор работал вхолостую. В голове, в легких, на языке – везде было пусто.
– Пока Блайт не угрожает группе, он – мое дело. И я сам с ним разберусь.
Джемма бы могла спросить: «Он твое, прости, что?» Могла бы гаркнуть на Кэла. Ударить его кулаком в грудь, чтобы привести в чувство: Блайт – не твое дело и никогда им не будет.
Но ничего из этого она не сделала. Только позволила темноте навалиться на себя, чувствуя, как зябнут руки.
– Ты не можешь принимать решения за меня, Джемма, – продолжал говорить Кэл, кажется, даже не замечая, что она в кои-то веки не собирается на него давить. – За то, что находится в моей зоне ответственности, отвечаю только я. Не ты. А вот твои сны…
– Я не хочу об этом говорить, – наконец сказала она. Вышло сухо.
– …Они влияют на то, что здесь с нами происходит.
Он что, глухой? Джемме захотелось уйти. Оставить Кэла и его нравоучения здесь, лечь в кровать, отвернуться к стене, закрыть глаза и заснуть. Просто заснуть.
– Я не хочу об этом говорить, Кэл, – повторила она, окуная лицо в ладони, но голос Кэла все равно продолжал:
– Ты сейчас пытаешься поступать мне назло, и это довольно глупо. В нашей ситуации. – Отстань от меня. – Если Доу прав и Купер тобой манипулирует, он может использовать твои воспоминания против тебя. Будь мы дома, Айк бы уже снял тебя с дела. Ты же понимаешь? – Хватит. – Ты ведь сама говорила про этот лес: он у тебя в голове. Но пока что единственный, кто у тебя в голове совершенно точно, – это Теодор Купер.
Эти его слова заставили ее убрать руки от лица. Она взглянула на Кэла: тот, серьезный и обстоятельный, говорил очевидно правильные вещи – и одновременно полную бессмыслицу. Словно предугадывая, что он скажет дальше, Джемма опустила одну руку на грудь за мгновение до того, как Кэл произнес:
– Тебе лучше снять амулет.
А затем снова скрипнула дверь, и они оба обернулись.
– Извините, – сказал Блайт. – Я помешал.
В голосе у него не было вопроса. Он – залитый тенью крыльца, бесформенный из-за наваленного на плечи спального мешка – держал руку на дверной ручке, готовый сбежать в любой момент.
Им нельзя было оставаться наедине: мозг Джеммы, работающий отдельно от ее усталого тела, прекрасно понимал, зачем вампиреныш сюда явился. Возмущение, которое должно было заставить ее схватить тварь за шкирку и оттащить отсюда, поднялось внутри – и опустилось, не в силах удержать позиции.
Единственное, на что хватило Джеммы, – это бросить невыразительное:
– А тебе лучше отправить его восвояси.
И затем – затем вместо Блайта сбежала она.
Кэл мог говорить сколько угодно правильные вещи, но это не делало его правым. Джемма думала об этом, идя мимо Доу, сумрачно пьющего чай из походной чашки в пустой столовой, заходя в комнату, стягивая ботинки, ложась на кровать.
Она бы не смогла объяснить Кэлу, каково это – чувствовать эмоции Купера. Сильные, яркие – сильнее, чем у Джеммы, хотя, казалось бы, во вспыльчивости ее трудно переплюнуть. Эмоции, которые Купер что есть мочи пытался скрыть – и которые скрыть у него не получалось. Эмоции, в которых скрывались нужные им ответы.
– Всё в порядке? – спросил Норман, поднимая взгляд от своих записей. Он все так и сидел: привалившись к стене, скрестив ноги и что-то скребя ручкой в своем блокноте. Вокруг, в беспорядке, лежали рисунки Купера. Джемма остановила на них взгляд. – Вы ведь… не поругались?
– Мы? С деткой? – Джемма откинула голову на подушку, переводя взгляд на потолок. – Ну у тебя и шутки. «Рабу же Господа не должно ссориться, но быть приветливым…» [1] и все такое. Ты должен знать, это ж из Библии.
– А знаешь, что еще говорится в Библии? «Не заводи ссоры со вспыльчивым и не проходи с ним чрез пустыню…» [2]
– Ну тогда я не советую тебе идти в пустыню вместе с Доу.
– Ох, с тобой бесполезно разговаривать… – Он помолчал, а потом спросил: – Это ведь из Второго послания к Тимофею? Не знал, что ты можешь цитировать наизусть.
Джемма ничего не ответила, и, покачав головой, Норман вернулся к своему дневнику.
«Если Доу прав и Купер тобой манипулирует…»
Он агент Управления. Какого черта, Кэл. Это не мафиозные разборки, где ты можешь работать на плохого парня. Это чертова нечисть в древней ирландской глуши. Она не может тебя подкупить.
«Будь мы дома, Айк бы уже снял тебя с дела. Ты же понимаешь?»
В голове раздался еще один знакомый голос: «Постарайся не облажаться». Черт, ну она правда пытается, понятно?
Ветхие потолочные балки подпирали низкий деревянный потолок: казалось, без них он рухнет Джемме прямо на голову. Джемма вытянула руку, проводя пальцем по воздуху в том месте, где пролегала особенно широкая щель в рассохшемся дереве.
Семьдесят два часа с последнего сеанса связи уже прошли. Значит, прямо сейчас Айк, скорее всего, пытается связаться с Дудж – ха, вот уж удачи! – и проводит совещание с Главным офисом. С учетом того, что все посланные в Ирландию агенты пропали, делу присвоят класс критической угрозы и будут собирать группу из агентов ЭГИС.
Элитной группы по исключительным ситуациям.
Что ж. Была в этом какая-то ирония: она планировала, что это дело станет ее билетом в ЭГИС, но, скорее всего, это они приедут их вызволять.
Джемма должна была бы разозлиться. Она знала себя: это должно было вывести ее из себя, просто взбесить. Последние пару лет она шла к тому, чтобы шагнуть на следующую ступеньку, чтобы двигаться дальше. Идти вперед. А теперь что?
Но прямо сейчас Джемма ничего не чувствовала.
Только сонливость, которая накатывала медленно, но неотвратимо.
– Ты слышал что-нибудь, когда был в лесу? – тем не менее почему-то сопротивляясь сну, обратилась к Норману Джемма. – Звуки, голоса? – Продолжая перебирать пальцами в воздухе, она спросила: – Какой-нибудь голос говорил с тобой, Норман?
Периферийным зрением она видела, что Норман снова поднял голову. Он задумчиво помолчал – только Норман умел молчать задумчиво, – а затем, почесав ручкой щеку, ответил:
– Я слышал… Меня кто-то звал. Искал, – поправился он. – Поэтому я просто… прятался.
– Так это были мы. – Потолок был таким темным… Странно, в комнате ведь горит свет. – Мы ведь полночи тебя искали.
– Нет, не вы, – тут же покачал головой Норман. – Я знаю точно, что это были не вы. Слушай, а Киаран, – он как-то неловко сменил тему, но Джемма слишком хотела спать, чтобы заинтересоваться этим, – он где? Он вышел попить воды, а там ведь Доу, и, я надеюсь, там все нормально…
– Не называй его Киараном. – Джемма наконец уронила руку на живот и прикрыла глаза. – Сделай милость.
В ответ раздалось неуверенное бормотание:
– Прекрати, я ведь просто…
– Я вообще сомневаюсь, что парень доживет до конца предприятия… – «Он умрет». Это Купер сказал? Кто-то ведь это точно сказал… – То, что сейчас мы в одной упряжке, не делает его одним из нас…
Веки стали тяжелыми. Дождь за окном стучал по стеклу: «Тук-тук-тук», но слабо и едва слышно. Странно, он ведь должен был закончиться…
Она слышала, как Норман продолжает корпеть над своим блокнотом, шурша перелистываемыми страницами. Последнее, что Джемма различила, это его шепот: «…Мифологическая традиция… Архетипические корни… Обычай людей надевать маски носит защитную функцию…»
Темнота наконец победила.
И Джемма провалилась в сон.
Дверь за Джеммой захлопнулась – как схлопнулись и надежды Кэла на хороший итог вечера. Уходя, она что есть силы задела Блайта плечом, и теперь тот замер, оттолкнутый на границу света и тени – туда, где кончался квадрат света из окна. Обычной наглой решительности в нем не было: он продолжал смотреть на дверь, прижимая к себе соскальзывающий спальный мешок.
Кэл устало потер лоб. М-да. Нехорошая вышла ситуация.
– Она злее, чем обычно, – наконец отмер Блайт, поворачиваясь
