него вприщур, очевидно, пытаясь угадать его «коварные замыслы и нечестивые помыслы». Идти на попятную уже было поздно, поэтому Чэнь Ло с равнодушным видом снял рубаху и небрежно вытряхнул из неё песок.
Эпичность момента подпортила ругань, донёсшаяся откуда-то снизу:
– Да что ж такое! Прямо на голову всякую дрянь сыплют!
Чэнь Ло поспешно захлопнул ставни. Видимо, кто-то из нижних постояльцев выглянул в окно, чтобы полюбоваться ночными видами, а вместо эстетического наслаждения получил душ из песка и пыли.
После Чэнь Ло улёгся на постель в благопристойной позе, сложив руки на животе, и закрыл глаза, предоставив Сяоцинь самой себе. Если не собирается спать, пусть всю ночь на него таращится, от него не убудет, а если всё же собирается, то ей и свет тушить, масляная лампа как раз возле кровати стоит, а Чэнь Ло прекрасно и при свете спать может. Он не хотел признавать, но недоверие во взгляде Сяоцинь задело его больше, чем он полагал.
Не спалось.
Чэнь Ло хоть и не открывал глаз, но слышал, как Сяоцинь возится на кровати. Наверняка приподнимается на локте или вовсе садится, чтобы в очередной раз проверить, не собирается ли он на неё накинуться, когда она потеряет бдительность.
– Что ты вертишься? – спросил он по-прежнему с закрытыми глазами. – Я же сказал, что ничего тебе не сделаю… Или именно поэтому?
И он почти с удовольствием выслушал брань, которой его одарила Сяоцинь на это довольно бесстыдное предположение.
– И всё же, – сказал Чэнь Ло, когда поток ругательств иссяк, – не пристало девушке так выражаться. Подумают, что ты дурно воспитана, и обо мне будут того же мнения.
– Ты-то тут при чём? – сердито буркнула Сяоцинь.
– Я же твой гэгэ, – ядовито напомнил Чэнь Ло и высоко вскинул брови на очередную тираду.
Умеет же ругаться, ни разу повторов не было!..
Чэнь Ло решил больше не провоцировать её, закрыл глаза и притворился спящим, а потом и на самом деле заснул.
Снилось ему что-то невнятное: не грёзы, но и кошмаром не назовёшь. Будто бы он попался в силки, какие охотники ставят на фазанов, и никак не мог высвободить ногу, вокруг щиколотки которой затянулась проволочная петля. Ощущение собственной беспомощности леденило внутренности.
А потом вдруг подле него появилась женщина в чёрном и сказала с упрёком:
– Попался воришка. Теперь уже не сбежишь.
Она потянулась к нему рукой, отчего-то тоже чёрной, а не белой, и её пальцы вытянулись в какие-то неимоверно длинные и острые когти. Чэнь Ло закричал и… проснулся.
Он подскочил на постели, тяжело дыша, со сна ещё не понимая, что ничего этого в реальности не было.
– Что это ты там дышишь? – подозрительно окликнула его Сяоцинь. Не спала она до сих пор, что ли?
Чэнь Ло перевёл дыхание, провёл ладонями по лицу, отирая холодный пот, и выдавил:
– Кошмар приснился. А ты чего не спишь?
– Уснёшь тут… – проворчала Сяоцинь. – От такого вопля и мёртвый проснётся.
Чэнь Ло сдавленно кашлянул, поняв, что закричал не только во сне, и сказал примирительно:
– Это был очень страшный сон, я не виноват.
– Не такой уж и страшный, раз не обмочился, – съязвила Сяоцинь.
На лицо Чэнь Ло поползла краска, и он потихоньку проверил, так ли это. Конечно, такого за собой он с трёх лет не замечал, но мало ли…
Засыпать вновь Чэнь Ло не решился и до самого рассвета пролежал с открытыми глазами, мысленно желая, чтобы ночь поскорее закончилась и благословенный дневной свет избавил его от послевкусия кошмарного сна.
108
Когда за всё приходится платить
«Будто за ночь прошёл тысячу ли», – подумал Чэнь Ло, мельком бросив на себя взгляд в бронзовое зеркало. Под глазами у него темнели круги, и он как будто даже осунулся за ночь. Он вяло окликнул Сяоцинь, которая лежала, отвернувшись, но дожидаться отклика не стал, забрал цзяньсю и, на ходу одеваясь, вышел из комнаты, чтобы разыскать слуг и велеть принести воду для умывания. Но, как оказалось, такую услугу в чантине не оказывали, Чэнь Ло предложили самому набрать воды из колодца и умыться во дворе.
– А завтрак готовить этот молодой господин тоже сам должен? – проворчал Чэнь Ло.
Завтрак готовили. За отдельную плату.
Воду из колодца он тоже должен был набирать сам – вытягивая на верёвке большое деревянное ведро с трухлыми боками. Чэнь Ло тоскливо поглядел на колодец, спихнул ведро вниз, раздался плюх, ведро потяжелело, набрало краем воду и начало тонуть. Чэнь Ло кое-как вытянул полное ведро, грохнул его возле колодца и уставился в воду весьма сомнительного качества. Кажется, даже в лошадиных поилках вода была чище. Или это ведро было грязное и испортило воду? Чэнь Ло заворчал, вылил грязную воду, забросил ведро в колодец и нисколько не удивился, когда в ведре вместе с водой обнаружил ещё и лягушонка.
– Пора перестать быть лягушкой из колодца, – ядовито сказал Чэнь Ло лягушонку и вылил его вместе с водой на землю.
На третий раз ему повезло, вода была чистой. Он разделся до пояса и умылся, чувствуя спиной покалывание утренних сквозняков. Это его порядком освежило, но лучше себя Чэнь Ло чувствовать не стал. Красавицы с благовониями в рукавах при нём не было [64], некому было подать ему полотенце, да и собственно полотенца не было. Чэнь Ло надел рубаху прямо на мокрое тело, очень надеясь, что день выдастся жарким, и вернулся в комнату.
Слуги уже принесли еду. Чэнь Ло заглянул в тарелки и поморщился. О качестве еды говорить не приходилось, с первого взгляда было ясно, что еда плохая. Поражало то, что еды, что называется, кот наплакал: кашу буквально размазали по тарелке, суп был таким жидким, что дно суповой миски отлично было видно, а чай и вовсе казался подкрашенной водой. На гневный вопрос Чэнь Ло слуга ответил:
– Сколько заплатите, на столько и поедите.
Чэнь Ло досадливо прищёлкнул языком. Опять забыл о чудовищных ценах в чантине! Но доплачивать он не стал из принципа, обронив небрежно:
– Я всё равно пощусь. Это для моего сяоди.
Упомянутый «сяоди» сидел на кровати и взирал оттуда на «роскошество» стола с такой кислой миной, что одного взгляда на него хватило бы, чтобы испортить себе аппетит внезапным приступом изжоги.
– Что-то ты мне не нравишься, – сказала вдруг Сяоцинь.
Чэнь Ло выгнул бровь и осведомился:
– Это ты обо мне или о еде? Если о еде, в колодце лягушки водятся, могу наловить.
– Я тебе не цапля, – неожиданно вспылила она. – И это ты мне не нравишься.
– Это взаимно, – обиженно буркнул Чэнь Ло.
– Вид мне твой не нравится! – вспыхнула Сяоцинь и буквально швырнула в него гранатовой пилюлей. – И прямо всю жизнь мечтала, чтобы тебе нравиться, пф!
Чэнь Ло молча проглотил пилюлю – во всех смыслах – и запил её невкусным чаем, после чего тоже сказал: «Пф!» – но относилось это к Сяоцинь или к чаю – не уточнил.
– И почему ты мокрый? – напустилась на него Сяоцинь.
– Ну… умывался, – сказал Чэнь Ло, разглядывая донышко суповой миски, но не решаясь отпить из неё. – Во дворе. У колодца.
– А вытереться ума не хватило?
– Нечем было… Тьфу, – поморщился
