есть одна единственная свобода – свобода быть посланным. А тут два варианта или на, или в… А деньги поделят другие.
Что-то я сегодня конкретно, растекся по древу, как говорит один мой знакомый старший мастер, мыслью, или спиваюсь уже, не пойму, надо бы паузу взять. Или до Гоши съездить. Давно не видел маздона. Решено, съезжу.
Короче отпуск мой никто не отменял, значит надо идти и затариваться, поляну бригаде накрывать. Ибо традиции надо чтить…
А пока можно и почитать, так на чем я тут остановился… Ага…
Переговоры велись с представителями императора Алексея. Совсем еще молодого на тот момент человека. Решив поднять боевой дух защитников города, Алексей со свитой продефилировал вдоль стен Константинополя на десяти галерах.
Однако видом юноши-императора народ вдохновился мало. Своя рубашка считалась ближе к телу во все времена. И уже 5-го июля войска крестоносцев высадились в предместьях Пера, расположенного на противоположной от столицы стороне залива Золотой Рог, и в тот же день начался штурм Галатского бастиона.
На следующий день галерам объединенного войска удалось порвать цепь, которая перекрывала вход в залив и уничтожить находящиеся там вражеские корабли. После этого была произведена высадка десанта в Галате.
Еще через день, седьмого числа пала галатская башня, увидев это, уцелевшие защитники Константинополя, не принимая боя, отошли за основную городскую стену и укрепились там.
Крестоносцы стали лагерем напротив Влахорианского дворца. Воинов разделили на семь отрядов и принялись одновременно атаковать город и с суши и с моря.
Обороной же руководил Феодор Ласкарис – будущий никейский император и зять Алексея.
На приступ пошли только семнадцатого, сообразив, что тянуть дальше нет никакого смысла. Венецианцы подводили корабли прямо под стены вплотную. И таким нехитрым образом удалось захватить двадцать башен. Видя, что все плохо, Ласкарис бросил в бой огромное ополчение, по свидетельствам доходившее до ста тысяч человек, но плохо обученных ратному делу.
Все они были отброшены назад в город умелыми крестоносцами и обращены в бегство. В городе вместо того, чтобы сражаться с неприятелем они подняли бунт против императора и на том оборона Константинополя практически завершилась.
х х х
Сны прекратились. Странно это все, странно… Вчера потерял сознание. Пролежал до утра под подъездом, никто даже не обшманал, потом встал и не заходя домой ушел на работу. Молоточки в голове совсем озверели, и шкура чешется от чего-то. Страшно до жути… Может, укол виноват? Поди, знай…
Пили сегодня особенно много и как-то отчаянно. Наверное, накопилось. Не знаю, как-то так.
Потом меня грубо отвлекли. Паша Кроликов по-обыкновению загадочный и немного сердитый предъявил мне с порога:
– Где ты бродишь? Тебя разыскивает масса людей.
– Например? – тускло поинтересовался я.
– Хаммурапи, Покахонтос и пара нетрезвых иудеев…
– Ого! Так много? Ладно, давай начнем с последних…
Паша хохотнул и крикнул куда-то за кулисы:
– Мойша, иди сюда, он нашелся!
Кулиса отъехала в сторону, и появился нетрезвый Птицман. В его глазах было мутно. Но когда они узрели мое несчастное тело, все на краткий миг наполнились неземным смыслом, и скрипучим голосом было мне сказано:
– Ты где, блядь, ходишь?
Я не обиделся. На Птицмана было невозможно обижаться. Отчитался по всей форме:
– В пизде, Миша, как свернешь, сразу налево.
Миша некоторое время бессмысленно глядел на меня, что-то прикидывая в уме, потом повернулся и пошел прочь, маня за собой прокуренным пальцем. Знаете, есть анекдот про женский праздник. Это из той серии, что если бы женщины праздновали свой праздник как десантники свой, то они бы целый день бродили бы по паркам пьяными в полуголом виде, купались бы в фонтанах и приставали к мирным прохожим противоположного пола с вопросом:
«А ты рожал?»
Это я к чему, а к тому, что Люда и Ксюха были именно такими. Я вообще-то в управление поехал бумаги кой-какие подписать, даже кабинет нужный нашел, но подергал дверь, а она закрыта оказалась, а тут Птицман, ну и понеслось…
Я тоже пошел прочь, в смысле следом. Мы у девочек были вообще-то. У хороших.
Мы уже задолбались пить, но тем не менее упорно бродили по городу в ожидание чуда. «Прибъют меня нахрен, допрыгаюсь», – нежданно явилась мне вполне здравая и совершенно не пьяная мысль. «А насрать!» – пришла другая не менее здравая. Мимо прошла группа вьетнамцев в смешных шляпах. Я салютовал им кепкой. Никто на меня не покусился. Обошли стороной. Отчего-то вспомнился Данилычев гобелен с китайцами и стало жутко весело, я немедленно поведал о нем Птицману, и даже спросил, что он думает о терракотовой армии. Птицман икнул и посмотрел на меня бессмысленным взглядом.
– Чего-то слышал…
Паша стопудово ничего не слышал, по ходу он уже даже и не видел ни хрена.
– Да кто они такие? В смысле что оно?
– Големы… Слышал про таких, то ли то, то ли что…
– Големы?
– Ну, да, а чему мы удивляемся? Они неподвижны до тех пор пока не будет произнесено ключевое слово. А скважина замка под этот ключик находится где-то внутри них. После этого их не остановить.
– Но как-то можно?
– Как-то можно. Кремниевая основа организмов. Технология, похоже, передана той самой кремниевой цивилизацией, что в свое время плотно занималась нашей землей. Закладка по сути своей является неким отложенным проектом.
Тут нас перебил Паша, он тыкал пальцем вперед и говорил:
– Добрый!
Я проследил за пальцем и увидел мужчину в болоньевой белой куртке, глядевшего на нас внимательно и печально.
Кличка была у него Добрый Швей. Говорят, когда он попал на зону, какой-то баклан хотел поучить Доброго понятиям. Тогда с застенчивой улыбкой наш хороший знакомый предложил баклану «завалить ебало», тот разумеется не прислушался к мудрому совету, после чего был завален на спину, обездвижен несколькими точными ударами по вышеназванному лицу, а после того подвергнут одной занятной экзекуции.
Добрый Швей зашил ему рот, подвернувшейся под руку иглой с суровою нитью. Причем, когда бедолага приходил в себя от боли, то тут же гасился новым точным ударом. Потом долго камера решала: беспредел – не беспредел, но кто-то авторитетный дал отбой и все сошло само собой, только кликуха приклеилась.
А так Швей был, как я уже и упомянул, скромен и тих в общении. Очень «сникерсы» любил, видать в организме чего-то не хватало. Но это так к слову.
И еще кто-то стоял рядом с ним. Мне сначала смешно стало, потом страшно. Как вам объяснить? Вот допустим, смотрите вы на человеческий силуэт стоящий у стены. Стоит и стоит, чего тут особенного, а этот был словно фломастером узеньким обведен, прям по силуэту, по плащу и капюшону. Представляете? Нет? А вы попробуйте и проследите собственные эмоции. Я сначала решил, что это от водки, пригляделся, хер. Швей необведенный, а этот обведенный.
Подошли ближе. Швей оглядел нас и говорит:
– Пойдем…
Мы и пошли. А тот остался. И Миша с
