было нечем. Ненаписанный сонет улетел дальше, а я побрел вслед за ним. Впрочем, кто-то такое уже по моему исполнял.
х х х
Сон
Безжалостное солнце, пыль, песок и ужасное зловоние окружали меня. Редкие кривые и скрюченные деревья напоминали распятых мертвецов, у них не было тени, а в них не было жизни. Господи Всемилостивый и Всевышний! Ведь есть в мире Твоем места, где журчат реки, стынут меж прохладных скал холодные озера или просто идут дожди… Слез не было, я давно забыл о том, что они существуют, я представлял свою несчастную голову выбеленным ветрами черепом с пустыми и мрачными глазницами и тем не менее где-то в глубине сего костяного дворца печали возникло странное ощущение, как когда-то в далеком детстве от нанесенной обиды… Но нет прошло, прошло. Тяжело опираясь на обломок копья, я сделал еще несколько нетвердых шагов туда в дрожащее над голой пустыней марево, туда, где когда-то я видел море.
Но моря не было. Уже три дня, как мы ползли из-под Иерусалима, остатки великой христианской армии, ненужные теперь ни людям, ни Богу, двое мертвецов зачем-то пришедших в эти пустыни из-за моря. Нас никто не преследовал, видимо, у наших врагов были дела поважнее.
Время исчезло и теперь здесь всегда быд полдень.
Я, как показалось мне со скрипом, повернул голову вправо и увидел своего товарища. Гарольд – голый по пояс, огромный, напоминающий великих героев Древнего Мира, с длинной рыжей спутанной бородой, ввалившимися глазами тащит на себе обернутый в грязно-серый плащ, двуручный меч, ноги германца покрыты потеками засохшей крови и вздрагивают при каждом шаге . Я предложил оставить меч. А Гарольд глянул на меня, один только раз, взвалил на плечо и потащил…С кем будет он сражаться здесь? Он похож на Иисуса идущего на Голгофу с крестом на плечах. Но тот знал для чего он идет, а мы?
Если бы не Гарольд я бы давно уже бросил все и рухнул бы на эту каменистую неприветливую землю, но он идет, и я иду…
Наверное, со стороны я похож на несчастную собаку, из тех, что пасут стада в горах. Мы идем медленно не разговаривая, на слова уже давно не было сил. Небеса не обращают на нас никакого внимания.
Солнце забралось невыносимо высоко. Я сделал еще насколько шагов, и увидел, что Гарольд почти добрался до вершины холма. Неожиданно он упал на колени и замер в молитвенной позе. Сцепил руки перед собой и низко наклонил голову.
«Сарацины!» – мелькнула слабая мысль, – «Слава тебе Всемилостивый Боже! Быстрая смерть, что может быть прекраснее тебя в нашем беспокойном мире?»
Но я ошибся… Проклятая крепость ожидала нас. Она была сродни миражу, и я засмеялся, громко и безжалостно круша своим смехом незыблемую тишину пустыни. Мелькнула мысль, будет смешно, если там уже засел кто-нибудь и нам придется брать Крепость штурмом. О том, как это будет выглядеть, думать не хотелось.
И я оказался не так уж и неправ.
Отряд каменный воинов стоял оцеплением вокруг Крепости. Стоял без движения, глядя прямо против себя раскрашенными каменными глазами своими.
– Вперед!
Гарольд сбросил плащ, и меч грозно блеснул на солнце, я крепче стиснул мешок с часами и свободной рукой потянул кинжал из-за спины.
Воины никак не отреагировали на наши действия. Мы двинулись прямо на них. Гарольд раскрутил меч над головой и где брал он силы одному Господу нашему известно и мощным ударом мельницы разрубил двух ближайших истуканов в районе груди.
Верхние половинки их глиняных тел со стуком упали на камень, нижние остались стоять. Гарольд с бешено горящим взором принялся крошить соседних воинов, и те так же стойко приняли свой конец.
– Стой! – крикнул? нет, прошептал я и германец услышал меня. Он замер и опустил свой страшный меч.
– Идем к ней, – я ткнул пальцем в направление крепостных ворот, – они пропускают нас…
Гарольд воткнул меч в землю и, опираясь на него как на посох, медленно побрел в сторону ворот.
Внутреннего двора не было. Вместо него внутри крепости зиял странный тоннель, уходящий куда-то вниз в глубину. Казалось, что стены тоннеля вращались. Оттуда тянуло свежим прохладным воздухом. Я оглянулся. Стражи снаружи сомкнули строй, и я почувствовал, что назад как раз дороги теперь нет.
Не сговариваясь, мы шагнули вперед и двинулись навстречу неведомому…
х х х
Глава XXXX
Агата Кристи «Корвет»
явь
Предчувствие психоделики
…Это когда пришел на концерт психоделической музыки, все уже в зале, а музыка собственно еще не начинается. И музыканты уже на сцене и по проходам никто не шоркается, а музыки еще нет. Сидишь и чувствуешь, вот еще одна, ну максимум две секунды и начнется… Но эти секунды еще не прошли, а музыка еще не началась…
Третий укол за месяц, и все от гриппа, не до хуя ли? Понятно дело, что в честь такого события взяли. Сидим теперь дезинфицируемся. Спать не могу совершенно, как забрала Клемента Крепость, так у меня и сон пропал совсем. И не хочется. Всю ночь лежал, ворочался, как перед праздником каким-нибудь ответственным.
Кстати, я давно заметил, что есть люди не равнодушные к праздникам. К любым. У некоторых это прямо в фобию некую развивается.
Вот один наш общий знакомый, не буду приводить фамилию. Не зачем это, так вот у него даже календарь специальный был. С Самантой Фокс. Там все все дни рождений были указаны. Друзей, знакомых, родственников, начальников и сослуживцев. Целый год сплошного праздника. Если дней рождений не хватало, их места занимали праздники религиозные и государственные. Если пересекались… Это было просто замечательно.
А по производству… Лучше всего старый анекдот подходит. Про то как из Японии приезжает инженер, ну по обмену опытом. Его повели по заводу. «Сколько цехов у вас?» – спрашивает.
«Десять».
«О, и у нас десять».
«А людей сколько работает?»
«Две тысячи».
«О и у нас две тысячи. А инженеров? У нас шесть».
Тут наш главный крепко задумался. А все от того, что в производственном отделе двести инженеров сидит, ни хера не делают, только зарплату получают. Подумал, дай дкмает скажу – семь. И сказал.
Японец головой своей покрутил и в раздумия погрузился.
Наутро приходит из гостиницы злой, невыспавшийся. Наши сочувствуют, спрашивают:
«Плохо отдохнули?» – любезно так спрашивают без наезда. А тот:
« Плохо, ночь не спал, все думал, чем у вас седьмой инженер занимается?»
Или вот Израиль взять. Там в этом году вообще вешалка. Зима наступила человеческая. Со снегом, как положено. Весь Израиль на хер завалило. Отсюда анекдот рождается.
Сидит старый еврей на автобусной остановке. Снег валит. Военные технику выгнали на дорогу расчищать завалы. Рядом стайка молодых русских пьяно орет.
Сидит еврей, думу думает:
«Зима, снег, танки, русские… Где я?»
Или свобода. В нашем, насквозь больном, обществе, именующим себя демократическим,
