Тут такой Рагнарек начнется, мало не покажется. Вот был же, или есть у них лама, который сам себя законсервировал, реально в живую мумию превратил. Примерно думаю, по тем же принципам вся эта хренотень и работает. Я знаю точно, это их резерв. Если экономически они мир не подчинят, кинут тогда своих универсальных солдат через порталы на Вашингтон и пиши, пропало. Вавилон снова будет разрушен, или Карфаген или Новый Рим, не знаю, чем там себя эти янки в данный момент воображают.
– А это твое мировое правительство, что допустит?
– А кто его спросит? Мир должен быть многополярным, минимум двуполярным, а иначе застой и привет.
О как вывел! Аж самому приятно и работу сделал и многозначительные выводы о всепланетном заговоре.
Нет, на кое-что нас еще, наверное, хватит. Это я имею ввиду, что мы найдем в себе силы грозно пройтись по улице с маршевой песней на устах. Руки в бока, ноги на ширине тротуара. Становимся по двое на рыло и вперед! Но пройдем ли? И споем ли? Это врядли. Потому что, лень.
Эх, молоточки мои, молоточечки молотливые…
х х х
Сон
А когда сражаться с той стороны стало некому, появились они. Спокойные, уверенные в себе. Бравшие пространство по праву сильного. Словно охотник, высидевший в засаде и теперь пожинающий плоды своего терпения, словно узник, отсидевший в темнице длительный срок, но таки не признавшийся где спрятан клад, и теперь спокойно тратящий свое богатство.
Это были они – воины Чина. Несомненно. Я сразу понял, что это они, по раскосым нарисованным глазам и непривычным доспехам.
У них были боевые колесницы, напомнившие о великой империи и их было много, очень много как для нас, так и для уцелевших сарацин. Усталых, окровавленных, измученных…
Колесницы выезжали из открывшейся прямо в земле пещеры, и вытраивались в боевой порядок и возницы взирали на нас спешно латавших поредевший строй немного надменным, немного покровительственным и очень древним всезнающим зором.
Арабы разбегались, кто пеший, кто конный их вопли и проклятия летали над пустыней и затихали, только столкнувшись с железом.
– Их боги старше наших и намного мудрее, – сказал тогда Франциско. Я ничего не понял и промолчал.
Многие доспехи и одежды вышедших из преисподней воинов выглядели так, словно долгое время находились под землей. Гийом бы высказался бы примерно так:
«Да с них песок сыпется!»
Я оглядел наше несчастное воинство и отметил сильно пошатнувшийся боевой дух и общую растерянность.
– Похоже, нам крышка? – улыбнувшись, спросил Гарольд. Жутковатая у него при этом была улыбка, по бороде текла кровь, передние зубы торчали в разные стороны, лицо все в красных точках и кровавых разводах.
– Похоже… – говорить было трудно, голова кружилась, конечности плохо слушались головы.
Небольшой отряд сарацин с перекошенными от ужаса лицами кинулся в нашу сторону, что-то отчаянно крича. Франциско сделал движение рукой и строй щитов на миг разомкнулся, позволив туркам укрыться за нашими спинами. Я отметил, что большинство из уцелевших были лучниками. Что ж, какое-никакое подспорье, да вот от стрел против этого врага толку чуть.
Вперед пошла тяжелая терракотовая пехота, молча и основательно. Выставив оставшиеся целыми копья, мы какое-то время мы держались, потом стали организованно отступать. То и дело кто-нибудь выпадал из поредевшего строя, и нам приходилось смыкаться, но знамя Святого Георгия все еще реяло над нами. Тяжелое копье отягивало руку, напротив, совсем близко надвигались бесстрастные желтоватые лица оживших мертвецов, укрытые масками и железными забралами, иные сами по себе похожие на дьявольские маски с неподвижными ртами и нарисованными улыбками. Слепые лучники дали организованный залп и стрелы засвистели в воздухе и принялись стучать по доспеху. Доспех не подводил, пока… Наши арбалетчики ответили, турки тоже перевели дух, перестали причитать и натянули тетиву…
Ужас читался на лицах наших воинов. Даже Луаре перестал кричать и давать советы своим крестьянам. Я впервые увидел бледность на его румяном лице.
А как тут не побледнеть, когда на тебя подобно големам прет идеально ровными шеренгами узкоглазая пехота с торчащими из лбов стрелами.
Будучи не понаслышке знакомым с этими ребятами я сразу смекнул, что стрелять стрелами, да и арбалетными болтами по ним пустая трата боеприпаса. Их надо рубить доброй сталью и желательно в куски.
Потому шепнул об этом озадаченному де Грасси и тот отреагировал неожиданно, завопив подобно безумному:
– Это дети дьявола братья! Отходим, скорее отходим!
Наше преимущество было в том, что чина передвигались достаточно медленно, словно подчиняясь зову неведомого колдуна, как восставшие мертвецы в страшных сказках, которые слышал я в детстве.
Этих видать совсем недавно подняли, еще не расходились их мертвые суставы, еще не растеклась по жилам мертвая черная кровь или что там у них текло.
За нами был холм, и мы шаг за шагом стали взбираться по нему вверх, пытаясь выиграть позицию и время.
Выручили фанатики, которые на фоне всеобщего изумления вслед за своим предводителем с дикими воплями ринулись в самую гущу коварных врагов и сгинули там все до единого, Господь да упокой их души, дав нам возможность перестроиться и немного прийти в себя.
– Лошади устали! – не пробиться нам, – посетовал Девольт, и я был с ним абсолютно согласен. Мы устали, а лошади и подавно.
Перемолов фанатиков терракотовое воинство двинулось вслед за нами. Медленно, неумолимо.
Споткнулся барон де Луаре. Споткнулся и остался лежать на песке С воплями и проклятиями он призывал своих фламандцев, но те отступали так поспешно, что помочь ему ничем не могли.
Я развернул было коня, но почувствовал чью-то руку у себя на плече.
– Часы подбирать не нужно, – мягко произнес Франциско все такой же бледный, хотя пудра или что там было у него на лице местами осыпалось. Говорил он мягко, но как-то тяжело, наверное, был ранен, – вот они. Я нарекаю тебя Хранителем… Постарайся выжить и добраться до Тира и отдай их королю. Только не Ричарду. Лучше Филиппу. Он знает что с ними делать… У него есть человек, который знает толк в подобных вещах. Если не допустят к королю, разыщи его. Однорукий Франсуа-Вандеец. Еще возьми вот это.
Он протянул мне странный жетон. На жетоне была непонятная надпись, мне некогда было разбирать письмена, и я попросту спрятал жетон в потайной кармашек.
– Отдашь в любой орденской конторе, получишь золото, – просто объяснил Франциско. – много… Гарольда не забудь…
Я хмыкнул:
– Забудешь его… А как же…
– Возьми этих коней, они посвежее остальных, – И протянул мне холщевый сверток. И одарил меня взглядом, таким, что спорить тут было просто невозможно. Так, наверное, смотрит король на своего вассала, когда жалует ему полцарства. И брать страшно и не брать нельзя. И не ослушаешься. Подъехал Лузиньяк тоже ужасно торжественный.
– Ступай брат, – сказал он мне и я понял, что он тоже
