офицерскую за ярмарку получил, денег там целый мешок вышел, зачем же ему еще?» – думал кавалер не без удивления.
– Хочу просить вас о большой милости и большой чести, – продолжал Рене медленно, все так же смущаясь.
– Да говорите уже, Рене, – торопил его Волков. – Будь вы в деле так нерасторопны и нерешительны, так я бы вам уже выговорил бы.
– Да-да, – соглашался ротмистр, – вы правы, тянуть тут нет нужды… Решительным шагом вперед… Да будет Господь со мной, в общем, решил я просить у вас руки женщины из вашего дома.
«Этот старый дурень никак на рыжую Бригитт нацелился, – подумал Волков. – Ну уж нет». Эту красотку он не собирался отдавать никому. Достаточно того, что уже отдал одному такому вот господину свою «сестрицу» Брунхильду. Нет, он не хотел отпускать Бригитт и стал уже думать, как отказать ротмистру, а тот продолжал торопливо и сбивчиво:
– Я понимаю, что то большая честь, что я не так уже и молод и совсем не богат, хотя сами знаете, кое-что у меня есть из серебра, но все-таки прошу вас о такой милости, прошу сделать меня счастливым и отдать мне в жены вашу сестру.
– Сестру? – удивился Волков. Он даже обернулся к двери, где надеялся увидеть сестру. Но там ее не было.
– Да, вашу сестру, госпожу Терезу, – продолжал Рене с волнением.
У кавалера от сердца отлегло: нет, Рене не собирался увести у него рыжую Бригитт. А сестру…
– А вы говорили с моей сестрой? – спросил Волков у ротмистра.
– Да-да, – кивал тот. – Она согласна, согласна. Она давно согласна, я бы у вас раньше ее руки просил, да ждал, когда разделим добычу. Чтобы были деньги на свадьбу.
Волков покосился на Рене. У него усы наполовину седые, плешь на голове, куда ему жениться? Зачем? Он почти старик, с правой стороны лица выбиты зубы, на щеке шрам. Он старше Волкова лет на десять, ему, может, пятьдесят через два-три года исполнится. Не думал кавалер, что Тереза захочет замуж, ей уже тоже далеко за тридцать, не девица на выданье давно. Неужели она согласна?
– Увалень! – кликнул кавалер. – На дворе моя сестра, зови ее.
Увалень тут же ушел, а Рене все бубнил что-то, бубнил. А сам мял шляпу, волновался.
Пришла сестра, она точно знала о разговоре. Румяная, тоже платок теребит.
– Сестра, господин ротмистр пришел просить вашей руки. – Кавалер помолчал, осматривая ее с ног до головы. – И вижу, что это для вас не новость.
– Ах, – она покраснела еще больше, – я вам о том не сообщила, но господин ротмистр уже со мной две недели назад об этом говорил.
– И что же вы решили, сестра?
– Так что же мне решать, господин ротмистр человек не бедный…
«Да уж, не бедный, конечно, весной мне ему приходилось сапоги покупать», – вспомнил Волков.
– …и щедрый. – Она достала из-под платья тонкую золотую цепочку с распятием. – Это мне господин ротмистр подарил.
– Вот оно как, – кивнул кавалер.
– И еще он такой обходительный человек, сразу видно, из благородной семьи.
– Ну, так вы согласны выйти за него?
– Конечно. Отчего же нет? – ответила она. – Сердце мое к нему лежит.
Волков посмотрел на притихшего Рене. «Сердце лежит? К нему? К бедному, плешивому старику, которому скоро пятьдесят? К человеку с перекошенным лицом, живущему в лачуге из орешника и глины? Да, этих женщин не поймешь! А ведь она сама еще ничего: высокая, не тощая, ладно сложенная».
Видя сомнения брата и расстроенное лицо ротмистра, госпожа Тереза заговорила быстро:
– Брат мой, другого себе жениха я не ищу, мне этот мил, и девочек моих он говорит, что любит. И они его полюбили.
– И девочки его полюбили? – удивился кавалер. – Когда же вы все это успели?
Сестра и Рене молчали, словно виноватые.
– Зачем же вы счастью сестры своей препятствуете? – вдруг заговорила госпожа Эшбахт, что молчала все время до этого. – Может, господин ротмистр мил сердцу ее.
Волков посмотрел на Терезу.
– Мил мне ротмистр, мил, – кивнула она.
– Ну, хорошо, – с видимой неохотой согласился кавалер. – Раз вы себе другого счастья не видите, то конечно. Ротмистр, берите мою сестру замуж.
– Ах, кавалер, ах… – Рене вскочил чуть ли не в слезах, шляпу к груди прижимает. – Вы, кавалер… нашли себе самого верного товарища.
Сестра тоже прослезилась, кинулась к Волкову, схватила его руку, стала целовать.
– Ну, будет вам, будет! – проговорил он. – Давайте вина выпьем. Мария, принеси нам вина!
Глава 42
Госпожа Ланге вернулась только через день. Была она в новом платье, новом интересном головном уборе, по которому и не поймешь, замужем она или нет. Казалась она довольной и, когда нашлась возможность, сказала кавалеру:
– Письму госпожи рад был, ответ написал ей. Хотела я вам ответ тот дать, но Элеонора у меня письмо забрала, когда я еще из кареты не вышла. А на словах я у него спросила: не побоится ли он приехать к Элеоноре, если вы отъедете. Он сказал, что приедет сразу, как она позовет. Говорит: пусть только весточку даст.
– Что ж, прекрасно, – сказал Волков тоном, не сулящим господину Шаубергу ничего прекрасного. – Вы молодец, Бригитт, свое дело вы делаете хорошо. Я награжу вас, как все закончится.
Красавица покосилась на него с опаской, уж больно страшно он говорил эти слова, и, чуть подумав, добавила:
– У супруги вашей женские дни прошли. – Волков поглядел на Бригитт со вниманием, ожидая, что она скажет дальше. – Просите, чтобы допустила до себя, вам лучше каждый день просить ее о том, если вы собираетесь завести наследника.
Он смотрел на эту красивую женщину пристально и едва заметно кивал головой. Да, да, он собирался заводить наследника. Кажется, это стало важным делом в последнее время.
– Да, госпожа Ланге, именно это я и собираюсь сделать. Хорошо, что вы мне сказали о том.
Она, кажется, была довольна, что он ее хвалит. Была даже горда этим. Красавица Бригитт Ланге едва заметно улыбалась, когда шла в дом после разговора с кавалером.
Ёган принес деньги, высыпал кучу серебра на стол, положил свои бумаги с записями.
– Сто семь талеров за весь наш овес, что был в амбрах, и за полторы тысячи пудов ячменя. Вот, все посчитал, удалось выторговать еще пять пфеннигов на пуде овса. Овса у нас больше в тех амбарах у реки нет, остался только в вашем личном амбаре, его вашим лошадкам до следующего года должно хватить.
Волков смотрел на Ёгана. Тот, сдвинув брови и шевеля губами, принялся считать деньги, складывая столбиками по десять монет.
Этот мужик из деревни Рютте оказался
