опасения за жизнь пациента, а то небольшое отклонение от нормальной температуры тела, которое предполагает пуховое одеяло и обильное тёплое питьё.
– Твоих друзей я приказал не трогать, – добавил Саймак как бы снисходительно.
Джек перестал тянуться связанными руками к капюшону, чтобы надвинуть его на голову, и удивлённо взглянул на самоназначенного вершителя судеб.
– С чего бы это? – спросил он непреднамеренно резко.
– Ну, – протянул Саймак, – Тони хороший парень, не вызывает у меня отрицательных эмоций. А Грэйс… Она, знаешь ли, заслужила симпатию людей после того, как смогла растопить несуществующее сердце короля и так легкомысленно разболтала совершенно ненужную никому правду.
Саймак безучастно махнул рукой, словно говорил о мухе, которая инфекционных болезней не переносила, а лишь раздражала своим жужжанием.
– А твой брат?
Ответа на этот вопрос для Джека предусмотрено не было. Саймак нахлобучил капюшон на его голову до самых бровей и молча отошёл к ожидающим его солдатам.
Некоторое количество томительных минут и важных донесений спустя Саймак отдал приказ выступать, и отряд под командованием генерала Веллина двинулся вперёд. У холмов за лесом они должны будут рассредоточиться, незаметно обступить замок со всех сторон и отрезать пути отступления.
До сильных морозов ещё было далеко, поэтому снежинки не скрипели под сапогами солдат, а бесшумно таяли, оставляя сероватые следы. Скоро в провизорном лагере осталось лишь несколько человек, и в лес вернулась его привычная безмятежность.
Джек переживал, что было вполне естественно. Чтобы не разочаровать ожиданий окружающих, ему и положено было всеми силами демонстрировать беспокойство. Только эти два чувства – волнение подлинное и волнение подобающее – хоть и назывались одинаково, но имели противоположные мотивы, поэтому Джек испытывал дисгармонию. Вместо попыток побега или новых потуг уговорить Саймака образумиться, он просто сидел и носком ботинка ковырял снег.
Время тянулось мучительно. Наверное, впервые за много недель у Джека проснулся приобретённый за всю жизнь условный рефлекс периодически смотреть на запястье. Но оно было стянуто лишь верёвкой, которая не могла подсказать, как долго за холмами бушевала предположительная битва.
Так же часто, как Джек искал циферблат на руке, Саймак задирал голову и смотрел на небо. Словно сквозь плотную завесу туч он мог разглядеть там положение солнца, будто между кронами деревьев видел какую-то неестественную тень, которая могла быть дымчатым знамением будущего.
Джек вверх не смотрел. Ему это было без надобности.
– Почему ты сам не повёл армию в бой? – окликнул он Саймака, когда ждать в тишине стало слишком тоскливо.
– Я не воин, – ответил тот, – я занимаюсь теоретической частью и подготовкой.
– И тебе не хочется своими глазами лицезреть поверженного врага? – удивился Джек.
– Не особенно.
Саймак куда естественнее смотрелся в просторных залах дворца, в окружении роскошной мебели и позолоченных подсвечников. Здесь, на фоне лесного пейзажа, король как-то затерялся. Его поза, подражая древним стволам деревьев, утратила гибкость, а черты лица не уступали в контрастности белому снегу на чёрных ветвях.
– Если бы снега выпало больше, можно было бы слепить снеговика, – неожиданно для самого себя сказал Джек.
– Что? – не понял Саймак.
– Снеговика. Человека из снега.
Такое уточнение не пролило свет на трудный термин, и Джек попытался объяснить доходчивее:
– Катаешь снежные шары разного размера, выстраиваешь их друг на друга. Потом на верхний, который голова, надеваешь какое-нибудь ведро и втыкаешь морковь вместо носа.
– Зачем? – продолжал недоумевать Саймак.
– Без носа будет некрасиво, – ответил Джек.
– Да нет, зачем вообще делать подобное?
Если до этого Саймак скрывал нервное напряжение, то разговор о снеговике мог стать последней каплей.
– Для веселья? – протянул Джек неуверенно.
– Я понял, о чём ты говоришь, – догадался Саймак. – Про чудовищ в три человеческих роста, которые бродят в Арадонских горах. Только их нельзя слепить, они рождаются из снежной бури и предсмертных грёз замерзающих путников, а вместо носа у них вовсе не морковь, а сосулька из застывшей крови, которая…
Саймак замолчал.
– Которая что? – искренне заинтересовался Джек.
– Что-то не так. – Сощурившись, Саймак оглядел его, будто с трудом узнавал после долгой разлуки.
– Где?
– Почему ты такой спокойный?
Значит, волнения всё-таки оказалось недостаточно. Джек смутился.
– Разве я спокойный? – переспросил он на всякий случай.
– Слишком, – заверил его Саймак.
– Но ведь ты сказал, что не тронешь моих друзей, – Джек развёл бы руками, не будь они связаны, – а это, если честно, для меня важнее всяких политических интриг.
В его ответе не было ни слова лжи, но Саймака он не удовлетворил. А тут и очередной разведчик подоспел с важным донесением. Король так сосредоточился на решении загадки, что даже не потрудился отойти и скрыть новости от пленника.
– Что такое? – нервно спросил он.
Посыльный вздрогнул от неожиданной колючести тона и засомневался, стоит ли что-то говорить.
– Только что сообщили, что члены делегации из Корфа два часа назад прошли в ворота и теперь движутся в сторону Элмура. По вашему приказу им никто не оказывает сопротивления.
Лицо Саймака застыло и побелело, открыв новый оттенок бледности.
– Два часа назад? – повторил он глухо.
– Примерно.
– А разве делегация из Корфа, как и все остальные наши гости, не находится в старом замке с самого утра? – процедил Саймак угрожающе. Напрасно, ведь как бы глубоко он ни заколачивал слова тяжёлым молотом своего авторитета, на реальность они никак не могли повлиять.
– Это вряд ли, – не удержался от ремарки Джек.
Нетерпеливо оттолкнув вестника столь неоднозначных новостей, Саймак приблизился к Джеку.
– И с кем же тогда сейчас сражается моя армия? – спросил он, продолжая забивать словесные гвозди теперь уже прямо в макушку Джека.
– Что-то я не слышу звуков сражения, – невинно заметил тот. – Или, может быть, мы слишком далеко?
Дальше всё происходило стремительно, чему Джек очень обрадовался. Ему помогли взобраться в седло; Саймак резво вскочил на коня, и они вдвоём поскакали к холмам. Короткое путешествие проходило в задумчивом безмолвии. Одна общая тема молчания была написана на зеркале, к которому спутники подошли с двух противоположных сторон, причём каждый из них считал свой мир правильным, а зазеркалье – перевёрнутым. Толстое, разрисованное инеем стекло исказило черты лица Саймака, добавив им резких линий и острых углов.
– Знаешь, как у нас говорят? Всё, что ни делается, – к лучшему, – заметил Джек с самым благим намерением.
– Скажешь ещё что-нибудь подобное – я сброшу тебя с лошади и оставлю лежать на холодной земле связанным, – пообещал Саймак.
Джек прикусил язык.
Не утруждая себя попытками оставаться незамеченными, они выехали на дорогу, ведущую к старому замку. Для объекта, который не так давно подвергся штурму сотни солдат, он выглядел тихим и даже более заброшенным, чем обычно. Если Тарквин всё-таки решит обосноваться в этой забытой
