вопроса. Опустившись обратно на стул, после долгого молчания он сказал:
– Я давно понял, что настоящая власть у того, в чьих руках милосердие. – И, сделав паузу, продолжил: – Сейчас уже бесполезно скрывать, что это я предложил в свое время идею изгнания – не напрямую, конечно же. Тогда меня только назначили Первым Утешителем, и мое положение было еще недостаточно прочным, но среди Советников нашлись, скажем так, сочувствующие этой идее люди. А затем я придумал Псов. – Он пристально на меня посмотрел. – Вы знаете, сколько человек готов заплатить, чтобы его не изгнали? А чтобы ему или его близким дали второй шанс?
Он усмехнулся, словно понял, как омерзительно прозвучали эти слова, но в его глазах застыл лед.
– Ответил ли я на ваш вопрос, госпожа Вира?
Я стиснула на коленях руки.
– Это вы положили камень на могилу Хейрона?
Его лицо на мгновение дрогнуло, но он произнес ровным тоном:
– Не вижу смысла отрицать. Скажите, к чему эти вопросы? Чего вы добиваетесь? Неужели, – он снова усмехнулся, – пытаетесь воззвать к моей совести?
Когда я не ответила, он холодно проговорил:
– Мне кажется, вы забыли, что видите перед собой своего несостоявшегося убийцу.
Не отводя от него взгляда, я как можно тверже произнесла:
– Я вижу перед собой человека.
Йенар замер, побледнев еще больше.
– Как вы можете так говорить?..
В его глазах было непонимание, недоверие, даже испуг.
– Я видела, что бывает, когда тьма пожирает кого-то изнутри. Как это мучительно, как это ужасно…
И я не желаю этого никому, даже вам.
Но я чувствовала: стоит мне это сказать, и Алессандр Йенар закроется, высмеет меня, не примет. Поэтому я достала из кармана платья бархатную коробочку и, открыв ее, повернула к нему.
– Я пришла из-за этого.
При виде синего ианита он заметно вздрогнул и молча уставился на меня.
– Вы просили посмотреть, есть ли у него вторая сила. Хотя я и не родная дочь Эрена Линда, мой настоящий отец – Имрок Дейн – сильный камневидец. Такой же была и моя мама. Конечно, мой дар не отточен, но дядя считает, что при должной тренировке я могу с ними сравниться.
Он в подозрении сощурил глаза.
– И что вы потребуете взамен?
– Ничего. Мне будет достаточно вашего согласия.
Он долго молчал, стиснув челюсть и сверля взглядом синий камень. И наконец хрипло сказал:
– Хорошо.
Я поставила коробочку так, чтобы ианит был виден нам обоим, и осторожно коснулась синей поверхности. Ощущения были всё еще непривычными – переплетение мерцающих нитей казалось хаотичным, лишенным всякого смысла, и на мгновение я потерялась. Но потом заставила себя сосредоточиться и медленно исследовала каждую нить, стараясь их расшифровать: все они говорили что-то свое – «укрепление», «соединение», «связки горла»… Среди них я заметила одну не похожую на другие – другой толщины и будто иной фактуры, но стоило мне посмотреть на нее пристальнее, она исчезла.
Я разочарованно вздохнула.
– Что вы увидели? – В мужском голосе прозвучала настойчивость.
– Мне показалось, что я нащупала другую нить, но не успела ее разглядеть. Она исчезла… Простите.
На его лице застыло нечитаемое выражение.
– И вы даже не спросите меня, почему я интересовался, есть ли у ианита вторая сила? – спросил он наконец.
Я покачала головой.
– Пусть это останется вашей тайной.
Закрыв крышку, я убрала коробочку обратно в карман и медленно поднялась, чтобы уйти.
– Я слышал, что Имрок Дейн сбежал.
Я бросила на Йенара вопросительный взгляд, а он откинулся на спинку стула.
– Он вас не простит.
– Почему?
– Из-за вас он потерял всё. А такие, как мы, не прощают.
– Вы меня предупреждаете?
– Я вас информирую.
Я молча кивнула и постучала в дверь, чтобы меня выпустили. За спиной раздался голос Йенара, и я застыла:
– Ваш браслет из хризалиев у меня в поместье, в одном из тайников. Сомневаюсь, что его обнаружили. Я попрошу, чтобы его вам вернули.
Я стремительно обернулась, но бывший Утешитель был само спокойствие.
– Браслет взамен ианита, помните? Я исполняю свою часть сделки.
К горлу подступил комок, и я с трудом прошептала:
– Спасибо.
На выходе из пенитенциария ждал Кинн. Он тут же крепко меня обнял, и, уткнувшись лицом ему в грудь, я не заметила, как заплакала. Кинн тут же напрягся.
– Он что-то тебе сказал? Обидел?
– Нет, нет, – покачала я головой. – Всё хорошо.
Я плакала, но это были слезы освобождения и надежды. Когда, отчаявшись, в чернильной темноте вдруг видишь искры света – они так малы, так беззащитны, и всё же тьма не в силах их поглотить.
Мы отправили фаэтон вперед, а сами не спеша зашагали по залитому осенним солнцем городу.
– И всё же я не понимаю, – сказал наконец Кинн, когда я закончила рассказ. – После всего, что он с тобой сделал, ты должна его ненавидеть.
Я долго молчала, прежде чем ответить:
– Альканзар тоже должен был ненавидеть Энтану за всё то, что она с ним сделала. Только представь, каково ему было сотни лет лежать в гробу, осознавая, что он жив и что во всём виновата его родная сестра?.. Но он не произнес о ней ни одного злого слова, Кинн, ни одного. Он не впустил в свое сердце злобу, потому что праведной ненависти не бывает. Разъедая изнутри, она порождает в ответ лишь еще большую ненависть, как бесконечные круги на воде. Но кому-то ведь надо остановиться.
* * *
Спустя месяц из Альвиона неожиданно пришло письмо от Глерра. Он сообщал, что вместе с Тишей решил перебраться на неопределенный срок в Зеннон, и интересовался, не знаю ли я, где им можно остановиться. Сбиваясь от волнения, я спросила дядю, не можем ли мы их приютить. Я боялась, что он откажет, – в конце концов, кроме нас с Кьярой здесь теперь жили и Кинн с Ферном. Но дядя спокойно ответил, что места в доме более чем достаточно.
Когда через две недели Глерр с Тишей появились на пороге нашего дома, я на несколько секунд застыла, не в силах поверить, что они на самом деле здесь. Тиша была всё такой же худой и бледной, однако за эти месяцы она немного вытянулась, а лицо повзрослело, и из больших голубых глаз ушло затравленное выражение. Теперь она выглядела обычной, немного робкой юной девушкой. Глерр же остался верен себе: своим внешним видом он наверняка привлек внимание не одной пары глаз. Даже Гаэн, привыкший владеть собой, не удержался от поднятых в изумлении бровей – настолько его поразил вызывающе-лимонный цвет костюма.
За обедом Глерр с охотой делился своими планами. Он хотел пристроить Тишу в Школу искусств, а сам собирался
