пригодится.
Он с недоверием уставился на мешочек, а потом шепотом спросил:
– Это что, деньги?.. – Он вдруг яростно замотал головой: – Нет-нет! Мне мама не поверит, скажет, что стащил у кого-то. Вы уж лучше тогда сами.
* * *
…Когда я возвращалась от семьи Тэна, то улыбалась, положив голову на плечо Кинна.
Отдавать долги бывает непросто, и иногда это требует от нас мужества, но взамен мы получаем что-то невероятно ценное – радость примирения не только с другим человеком, но и с самим собой.
Однако моя радость слегка померкла, когда по возвращении дворецкий встретил нас сообщением, что дядя ждет в кабинете.
– Что-то случилось, Гаэн? – спросила я.
– Господин Линд не сообщил подробностей.
Обеспокоенно переглянувшись, мы с Кинном поднялись наверх. В кабинете мы застали не только дядю, но и Кьяру – она сидела на диванчике и с безучастным видом изучала оливковый ковер. Я села рядом с ней, а Кинн остался стоять.
– Я получил сегодня новости из Альвиона, – сказал дядя, поднимаясь из-за стола. – Касательно… кхм, Имрока Дейна и Иврен Немеи.
Я почувствовала, как напрягся рядом со мной Кинн. Кьяра подняла голову и посмотрела на дядю, который теперь подошел к книжному шкафу и поправил ровно стоящие корешки.
– И что вы узнали? – решилась спросить я, видя, что говорить он не торопится.
Медленно обернувшись, дядя ответил:
– Их наконец-то вызвали в суд для разбирательства. Я так понимаю, задержка была вызвана тем, что господин Дейн – Глава Карателей. Но в суд они не явились, на работу не вышли, дома их нет. Дальнейшие поиски пока ни к чему не привели. Однако свидетели сообщили, что также исчез корабль, находящийся в собственности господина Дейна.
– Другими словами, – проговорила Кьяра, – они сбежали.
– Боюсь, что да, – сказал дядя. – А поскольку другие действующие корабли на данный момент отсутствуют, то преследование не представляется возможным. Всё это, конечно, существенно затруднит разбирательство по делу Ронса Террена. Однако, – заметив, как побледнел Кинн, добавил дядя, – не стоит опускать руки. В качестве свидетелей уже выступили несколько человек, в том числе известные вам Каратели Росс и Дерри.
Это немного ободрило Кинна.
Однако в последующие дни я заметила, что он ходит мрачный, словно что-то не дает ему покоя. Уговорив его составить мне вечером компанию на прогулке по саду, я попыталась выяснить, в чем дело.
– Ты переживаешь из-за разбирательства?
– Не только, – наконец признался он, глядя на макушки деревьев, окрашенных осенним закатом. – Понимаешь… Из-за новостей что-то меня толкнуло побывать у нашего старого дома. И я вспомнил… разное… Не плохое, а наоборот. Как она читала мне перед сном… – Я вздрогнула, когда поняла, что он говорит о своей мачехе, Иврен Немее, а он продолжал: – Как радовалась вместе с отцом, когда мой дар пробудился. Как хвалила, когда мне удалось зажечь свой первый люминарий, и я этим так гордился… – Его лицо исказилось. – И всё это было ложью. Она же сама сказала: она притворялась моей матерью, играла эту роль… Я не знаю, как мне… – Его голос пресекся, и, помолчав, он закончил: – Больше всего на свете я бы хотел вычеркнуть этот обман из своей жизни раз и навсегда. Но дом, если его вернут, я продам, а что делать с воспоминаниями?..
Мое сердце болезненно сжалось. И Имрок Дейн, и Иврен Немея – каждый из них по-своему лишил нас с Кинном родителей.
Я взяла его за руку.
– Продай дом, но не вычеркивай воспоминания. Сейчас ты знаешь, что это было обманом, но тот Кинн – маленький Кинн из прошлого – он этого не знает. Позволь ему вспоминать слова мамы и черпать в них силу. Позволь ему любить ее.
Кинн долго глядел мне в глаза, не скрывая выступивших слез, а потом, обняв, прошептал:
– Знаешь, ты самое невероятное, что случилось со мной в этой жизни.
* * *
На следующий день Кинн пришел до обеда и робко постучал в мою дверь.
– Если помнишь, ты передавала через Карателя Росса некое… пожелание, – произнес он и достал из кармана обитую бархатом коробочку.
Мое сердце забилось быстрее, но я постаралась произнести легкомысленным тоном:
– Не слишком ли красивая коробочка для простого игния?
Кинн улыбнулся и открыл крышку. Внутри, на кремовом атласе, сверкал, переливаясь разными оттенками синего, ианит.
– Его нашли? – прошептала я.
Кинн кивнул.
– Утешитель хорошо его спрятал. И всё же…
Протянув палец, чтобы коснуться ианита, в последний миг я замерла. Мысль – совершенно безумная, вызванная, вероятно, кошмаром, – промелькнула у меня в голове. Кинн, заметив мою нерешительность, с волнением спросил:
– Ты… передумала?
– Нет! – тут же ответила я, принимая коробочку. – Но… у меня есть просьба, хотя тебе она не понравится. – Я подняла на него взгляд. – Обещаешь меня выслушать?
Его серые глаза несколько секунд изучали меня, а потом он решительно кивнул.
* * *
Подземелье пенитенциария чем-то напомнило мне усыпальницу Энтаны из моего кошмара: мрачное, давящее место, откуда хотелось побыстрее сбежать. Меня проводили в специальную комнату для свиданий, где между двумя стульями стоял тяжеловесный стол.
Кинн, как и дядя, очень долго меня отговаривал, но в конце концов они оба сдались, и дядя пообещал, что прикажет обеспечить мне должную безопасность. И теперь Каратель, сопровождавший меня, продемонстрировал, что комнату делил напополам невидимый щит. Но всё же я вздрогнула, когда дверь напротив отворилась и в комнату ввели бывшего Первого Утешителя, а теперь просто заключенного Алессандра Йенара.
Я так привыкла к его ярко-голубой форме, что не удержалась от удивленного вздоха при виде простой рубахи и штанов из небеленой ткани – одежды, которую обычно носили изгнанники. Без формы бывший Утешитель показался мне… беззащитным.
Не сводя с меня напряженного взгляда, он медленно сел. Хотя его спина оставалась прямой, даже в желтоватом свете настенных люминариев он выглядел бледным и изможденным. Находясь от него в такой близи, я разглядела тонкие шрамы на лице и кистях, которые не заметила тогда, в Совете.
– Госпожа Вира, – наконец произнес он, – признаться, я считал, что мы с вами больше не увидимся.
Его голос был холоден и бесстрастен.
– Я тоже так считала.
– Тогда почему вы здесь? – Его глаза впились в мои. – Пришли поторжествовать? Почувствовать собственное превосходство?.. Нет, – прервал он сам себя, – нет, вы пришли не ради этого. Вы… – Он посмотрел на меня тяжелым, упрямым взглядом. – Я не нуждаюсь в вашей жалости.
Я продолжила молча смотреть на него. В голубых глазах взметнулось раздражение.
– Убирайтесь!.. Слышите, убирайтесь! Нам не о чем с вами разговаривать. – Он собрался было встать, но я его опередила.
– Почему вы решили стать Утешителем? А не Карателем?
Он не ожидал такого
